MARSEXX.narod.ru Мартин Лютер Кинг «У меня есть мечта...» Статьи и выступления.

За время своей сравнительно недолгой общественно-политической деятельности Мартин Лютер Кинг опубликовал несколько книг и около трех десятков брошюр и статей. К сожалению, ограниченный объем данного издания не позволил включить в него, вероятно, и десятой доли публицистического наследия Кинга. В сборник, предлагаемый вниманию читателей, вошла лишь небольшая часть этого наследия: сокращенные переводы нескольких глав из трех книг («Шаг к свободе», 1958 г..; «Почему мы не можем ждать», 1964 г.; «Куда мы идем: к хаосу или сообществу?», 1967 г.), а также основных статей и речей, освещающих важнейшие проблемы негритянского движения в США.

Естественно, что это создало для редакционной коллегии определенные трудности. Желая дать возможность советскому читателю получить, так сказать, из «первых рук» представление о деятельности и взглядах М. Л. Кинга, мы в то же время стремились показать, как в публикуемых трудах и выступлениях отражалась эволюция взглядов этого выдающегося лидера борьбы за гражданские права американских негров. А это в свою очередь обусловило необходимость соответствующего отбора материала и публикации его с некоторыми сокращениями. В частности, в данном издании опущены отдельные, не представляющие интереса для советского читателя детали, имена, мелкие факты, а также некоторые высказывания Кинга по частным вопросам движения за гражданские права.

Общественная деятельность М. Л. Кинга неразрывно связана с мощным подъемом негритянского движения в США в 50 — 60-х годах нашего века. Поэтому почти все его произведения и выступления, публикуемые в данном сборнике, тесно связаны с определенными событиями из истории борьбы американских негров за гражданские права в эти годы. В специальном очерке, публикуемом в конце сборника, читатель найдет основные биографические данные о М. Л. Кинге, познакомится с эволюцией его взглядов и с важнейшими событиями, активным участником которых он был.

РЕДАКЦИОННАЯ КОЛЛЕГИЯ:
доктор исторических наук Э.Л. Нитобург (ответственный редактор)
кандидаты исторических наук Н.В. Мостовец, И.В. Михайлов

СОСТАВИТЕЛЬ: кандидат исторических наук А.Д. Дридзо

During the comparatively short period of his social and political activities Martin Luther King published several books and some three dozen pamphlets and articles. Unfortunately the size of this publication being limited we could only include into it less than a tenth part of his literary heritage.

This collection offers a small part of Dr. King's works: anabridged translation of selected chapters from three of his books («Stride toward Freedom. The Montgomery Story». N. Y. 1958; «Why We Can't Wait?» N, Y. 1964; «Where we go from here: Chaos or Community». N. Y. 1967) and of his most important articles and speeches concerning the basic problems of the Negro movement in the USA.

If is only natural that in preparing this book for publication the editors had some difficulties. We aimed at giving the Soviet reader «firsthand» information about Dr. King's activities and views. At the same time we tried to follow the evolution of this prominent civil rights leader's views as reflected in his literary works and speeches. That caused the necessity of a certain selecting of material and its publication with more or less sizable cuts.

Some minor detales, names and facts of small interest for the Soviet readers are omitted in this edition.

The social activities of Dr. King are closely connected with the mighty upsurge of the Negro movement in the US during the past decade. That is why almost all his works and speeches published here are connected with definite events in the history of the civil rights struggle of the Negroes. In a special essay published at the end of this book the reader will find some main facts of Dr. King's biography and will follow the evolution of his views and opinions as well as learn the most important events in which M. L King fook an active part.

Публикуя на русском языке сборник трудов и выступлений д-ра Мартина Лютера Кинга, Институт этнографии АН СССР вносит ценный вклад в понимание процессов, связанных с нарастающей борьбой негритянского населения США за гражданские права.

Борьба негров за равноправие — ахиллесова пята империализма США. Эта борьба стала отправным пунктом в стремлении объединить коммунистов и некоммунистов, антифашистов, демократов, антиимпериалистов и всех борцов за справедливость, а также всех сторонников мира против реакционного курса правящих кругов США как внутри страны, так и за рубежом.

Бойкот в 1956 г. неграми сегрегированных автобусов в г. Монтгомери, столице штата Алабама, качался в условиях самого жестокого разгула в США маккартизма и наступления на демократию вообще, причем негритянскому народу пришлось почувствовать это особенно остро, Ведь основным оружием, которое использовали поборники «превосходства белых», был расизм.

Читатель прочтет на страницах этого сборника о том, как вопрос о сегрегации в автобусах оказался искрой, которая воспламенила и объединила всю негритянскую общину и ее союзников — демократически настроенных и прогрессивных белых американцев, подняв их на борьбу против всей системы угнетения. В своей первой книге «Шаг к свободе» (1958 г.) д-р Кинг, рассказывая о бойкоте в Монтгомери, писал: «Это выступил мой народ, и я должен спешить, чтобы догнать его».

Таково было начало пути будущего лидера, честного демократа и искреннего борца за мир, основателя Южной конференции хри-стианского руководства, опиравшейся главным образом на баптистскую церковь, к которой принадлежит большинство негров в городах и сельской местности.

Эволюция взглядов Мартина Лютера Кинга представляет большой интерес. Д-р Кинг не был коммунистом, но определенно не был и антикоммунистом. Тот факт, что в борьбе с местными и федеральными властями за экономическое, политическое и социальное равноправие он опирался на массы, что он стремился укрепить связь с демократически настроенными белыми американцами и прежде всего с профсоюзным движением, что он связывал борьбу за свободу негров с борьбой за мир, что он охотно учился у всех сторонников прогресса, включая и коммунистов, свидетельствует о его политическом росте. Об этом говорят его речи и статьи, опубликованные в сборнике.

В последние годы в Соединенных Штатах, впервые в их истории, возникло массовое движение против политики геноцида правительства Джонсона, а теперь Никсона, направленной на уничтожение вьетнамского народа. Стремясь к сплочению движений за мир и освобождение негров, Мартин Лютер Кинг оказался в центре активного сопротивления политике войны. Он давал отпор любой попытке реформистов, поддерживающих правительство, отделить борьбу за мир от борьбы за гражданские права негров.

Это мощное движение выросло из многочисленных митингов, демонстраций и маршей. Марш на Вашингтон в августе 1963 г. был крупнейшим событием борьбы за гражданские права негров, которое когда-либо видела столица. Там Кингом была произнесена его знаменитая речь «Есть у меня мечта». Отвечая на вопрос, зачем они пришли к Вашингтон, мужественный борец за равноправие негров сказал: «Соединенные Штаты выдали нам фальшивый вексель, а мы пришли получить по нему».

Осуждение войны во Вьетнаме, так же как и угнетения негритянского народа, было для Кинга единой борьбой на двух фронтах против политики американского империализма. Эта борьба завоевала ему признание со стороны десятков миллионов американцев, но и вызвала безграничную ненависть со стороны расистов и всех реакционных сил в стране. Вот почему первоочередной задачей реакции в Соединенных Штатах стало стремление подорвать и уничтожить влияние этого человека, который в процессе борьбы превратился в лидера негров и белых. Не удивительно, что пресловутый директор ФБР Дж. Эдгар Гувер возглавил кампанию травли Мартина Лютера Кинга и даже назвал его «лжецом». Но это лишь разоблачило фашистскую и расистскую сущность американской реакции вообще, и Гувера в частности. Злобный оскал звериных клыков расизма не остановил Мартина Лютера Кинга.

Особого внимания заслуживает стремление Кинга выковать союз между рабочим движением и негритянским народом. Он понимал, что привлечение к борьбе организованного рабочего движения и вовлечение в профсоюзы неорганизованных масс — необходимый шаг в битве против монополий. Именно поэтому Кинг весной 1968 г. оказывал всяческую поддержку борьбе мусорщиков Мемфиса (штат Теннеси) за признание их профсоюза. Кинг правильно рассматривал ее как проявление новой инициативы со стороны негров-рабочих, призванных сыграть ведущую роль в деле вовлечения неорганизованных негритянских масс на Юге в профсоюзы. Осуществление этой задачи он считал решающим звеном в борьбе за демократию.

Вот почему Кинг возглавил демонстрацию в Мемфисе и сам стоял в пикетах забастовщиков. Пуля убийцы оборвала жизнь этого борца за демократию. Мартин Лютер Кинг умер на боевом посту. Но подлое преступление не остановило, да и не могло остановить борьбу. После убийства Кинга преподобный Ральф Абернети, возглавляющий сейчас Южную конференцию христианского руководства, активно борется за то, что можно назвать центральной проблемой АФТ — КПП, а именно — за вовлечение в профсоюзы неорганизованных трудящихся-негров на Юге.

Выступая перед аудиторией, в две тысячи человек в Чарльстоне (Южная Каролина) в поддержку забастовки 500 негритянских рабочих, требующих заключения с ними коллективного договора и увеличения заработной платы, вдова д-ра Кинга госпожа Коррета Кинг заявила, что именно в Мемфисе он пришел к важному выводу в отношении борьбы с бедностью в Соединенных Штатах. Там он понял, «что ключом к победе над бедностью будет создание профсоюзов и борьба их за право на работу со справедливой оплатой».

В Чарльстоне, продолжала она, кота стратегия претворяется в жизнь».

Опубликованная в сборнике речь М. Л. Кинга по случаю столетней годовщины со дня рождения У. Дюбуа является образцом высокой зрелости мышления оратора.

Следует приветствовать публикацию этих трудов и выступлении Д-ра Кинга.

ГЕНРИ УИНСТОН,
Национальный председатель Коммунистической партии США

Эта книга — рассказ о нескольких годах, изменивших жизнь Юга, написанный одним из участников событий. Хотя здесь и делается попытка объяснить, что тогда произошло, автор, однако, не ставил перед собой задачи дать всесторонний анализ исторической и социальной стороны событий в Монтгомери. Книга поэтому ограничена определенными рамками, и оценка событий неизбежно оказалась субъективной.

Хотя сам характер этого рассказа заставляет меня там, где речь идет о наиболее значительных событиях, часто прибегать к местоимению «я», следует подразумевать «мы». Это отнюдь не драма с одним актером. Правильнее назвать ее хроникой событий, показывающей, как 50 тыс. негров прониклись принципами тактики ненасильственного сопротивления и в процессе борьбы по-новому оценили свою человеческую сущность. Это история негритянских руководителей различных религиозных взглядов и, убеждений, объединенных делом, в которое они верили. Примкнувшие к движению негры предпочитали проходить за день двенадцать миль пешком, но не пользоваться сегрегированными автобусами, в которых они подвергались унижению. Большинство негров, принявших участие в бойкоте автобусов в Монтгомери, длившемся около года, были бедны и необразо-ваны, но они поняли, сущность этого движения. Одна старая женщина, которую через несколько недель после начала бойкота спросили, не устала ли она ходить столь далеко пешком, так выразила общее мнение: «Ноги-то устали, зато душа отдыхает».

Имеется и другая сторона проблемы: это общество белых в Монтгомери, которых расистские экстремисты долгое время запугивали и склоняли на свою сторону, но которые в конечном счете с отвращением отвернулись от виновников преступлений, совершаемых во имя сегрегации. Эту перемену настроений, конечно, не следует преувеличивать. Советы белых граждан все еще действуют. Суды оправдывают и освобождают преступников. Все еще сильна оппозиция интеграции. Однако к концу борьбы стало ясно, что подавляющее большинство белых в Монтгомери предпочитает мир и закон эксцессам, совершаемым во имя сегрегации. И хотя многие по Традиции оправдывают сегрегацию, всегда находятся смелые люди, которые видят ее несправедливость и вместе с неграми борются против нее.

После Монтгомери протест против сегрегации в автобусах распространился в Таллахаси и во многих других южных городах. Негры на Юге серьезно отнеслись также и к своему праву регистрироваться в списках избирателей и голосовать. После Литл-Рока негритянские дети с чувством собственного достоинства прошли в Центральную среднюю школу сквозь ряды белых школьников, часто настроенных враждебно. Движение в Монтгомери придало силу и смелость неграм других городов. Монтгомери, Литл-Рок и Таллахаси явились продолжением одного и того же дела. Но в этом пусть разберутся будущие историки. И какова бы ни была конечная оценка этих событий, уже сейчас ясно, что Монтгомери стал частью чего-то большего, перерос самого себя. Выразить признательность 50 тыс. участникам таких действий — почетная задача. Но как оценить заслуги каждого из этих 50 тыс.?

Насколько я помню, еще ребенком меня бесконечно оскорбляла сегрегация, и я настойчиво расспрашивал о ней своих родителей. Я еще был слишком мал, чтобы идти в школу, но я уже знал кое-что о дискриминации. Три-четыре года моими неразлучными друзьями были два белых мальчика; у их родителей был магазин напротив нашего дома в Атланте. Потом что-то вдруг изменилось. Когда я пошел к ним, их родители сказали, что мальчики не будут играть со мной больше. Я не почувствовал тогда враждебности; они даже извинились. Я спросил об этом свою маму.

Всем родителям рано или поздно приходится объяснять своему ребенку некоторые стороны жизни. У родителей негров неизбежно наступает момент, когда они должны объяснить своим детям, что такое сегрегация. Моя мать посадила меня на колени и начала рассказывать о рабстве и как оно прекратилось после гражданской войны¹. Она старалась обьяснить существующую на Юге систему — сегрегированные школы, рестораны, театры, таблички на фонтанчиках для питья, вывески в залах ожидания и в туалетах — социальными условиями, сложившимися в стране, а не как результат естественного порядка вещей. Затем она произнесла слова, которые слышит почти каждый негр, прежде чем он сможет понять существующую несправедливость: «Ты такой же, как все».

Моя мать, дочь преуспевающего священника, выросла в сравнительно хороших условиях. Она училась в лучшей тогда школе, а затем в колледже; от многих аспектов дискриминации она была ограждена.

Отцу же моему, сыну испольщика, пришлось непосредственно столкнуться со всей жестокостью дискриминации, и он начал бороться с ней еще в раннем возрасте. Его бесстрашная честность и здравый ясный ум, его энергия и слово завладевали вниманием людей.

Я вспоминаю, как однажды, когда я был совсем маленьким, мы пошли с ним в обувной магазин. Мы сели на первые попавшиеся свободные кресла у витрины с обувью. К нам подошел продавец и вежливо сказал: «Я с удовольствием обслужу вас, если вы пересядете вон на те места сзади». Мой отец ответил: «Ничего не случится с этими креслами. К тому же нам здесь очень удобно». «Извините, — повторил продавец, — но вам лучше пересесть туда». «Либо мы купим обувь, сидя здесь, — сказал отец, — либо мы вообще ничего у вас не купим». С этими словами он взял меня за руку, и мы вышли из магазина.

Я впервые увидел отца таким разгневанным. До сих пор помню, как он тихо сказал, когда мы шли по улице: «Сколько мне ни придется жить при таком положении вещей, я никогда не смирюсь с этим». И он действительно не смирился.

Вспоминаю, как мы ехали с ним в машине, и он случайно проехал знак остановки. Подошел полицейский и сказал: «Ну-ка, парень, покажи свои права». Отец с негодованием ответил: «Я не парень». И, указывая на меня, сказал: «Вот парень. А я — взрослый человек. И пока вы не будете обращаться ко мне, как подобает, я не буду разговаривать с вами». Полицейский так смутился, что, быстро выписав квитанцию, немедленно отошел от машины.

Став еще до моего рождения свидетелем грубых выпадов против негров-пассажиров, отец перестал ездить, ва городских автобусах. Он возглавил в Атланте борьбу за установление равного жалованья учителям и способствовал ликвидации раздельных лифтов для белых и негров в здании суда. Как настоятель баптистской церкви Эбинезер, где он до сих пор возглавляет конгрегацию², насчитывающую свыше 4 тыс. человек, он завоевал огромный авторитет среди негров и уважение белых. Против него никогда не применяли насилия, факт, который удивлял моего брата, сестру и меня самого особенно в той напряженной обстановке, в которой мы росли.

Не удивительно поэтому, что в такой семье я научился ненавидеть сегрегацию, считая, что с точки зрения разума ее объяснить невозможно, а с точки зрения морали невозможно оправдать. Когда я подрос, я не мог примириться с фактом, что должен ездить в заднем конце автобуса или сидеть в сегрегированной части поезда. В первый раз, когда меня посадили за занавеской в вагоне-ресторане, мне показалось, что занавеска падает на меня, принижает мое человеческое «я».

Как и все мальчишки моего возраста, я любил кино, но только один раз я пошел в кинотеатр в Атланте. Одна только мысль, что придется входить через заднюю дверь и сидеть на грязной галерке, была мне так отвратительна, что я уже не получал никакого удовольствия от кино. Я не мог привыкнуть к раздельным залам ожиданий, ресторанам, комнатам отдыха частью оттого, что все раздельное всегда неравно, а также потому, что сама идея разделения всегда принижала чувство собственного достоинства и самоуважения.

...Современный Монтгомери — известный рынок хлопка, скота, желтой сосны и твердой древесины, один из важных центров по производству удобрений. Это крупнейший пункт торговли скотом к востоку от Форта Уорт (Техас) и к югу от реки Огайо. Но в Монтгомери ощущается отсутствие тяжелой промышленности. Это одна из причин того, почему так много негров там поступает в услужение: 63% негритянок Монтгомери — прислуги и 48% мужчин-негров либо чернорабочие, либо тоже находятся в услужении. Это также одна из причин огромной разницы в условиях жизни белых и негров. В 1950 г. средний годовой доход 70 тыс. белых в Монтгомери составил 1730 долл. по сравнению с 970 долл. у 50 тыс. негров. Если даже не говорить о сегрегации, оказывающей влияние на разные стороны жизни негров, факт остается фактом — экономическое положение негров в Монтгомери чрезвычайно тяжелое.

Жизнь белых и цветных текла по разным руслам. Школы, конечно, были сегрегированы, и принятое в мае 1954 г. решение Верховного суда Соединенных Штатов об интеграции школ, как оказалось, не повлияло на решимость властей Монтгомери оставить все по-прежнему. Если бы белый и негр захотели вместе поехать в такси, им бы не удалось этого сделать, так как по закону белые шоферы обслуживают исключительно белых пассажиров, а негры ездят только в отведенных для них машинах.

Белые и негры встречались как работодатели и рабочая сила. Они ехали на работу вместе, но в разных концах одного и того же автобуса, всегда ощущая резкую границу, разделяющую эти две группы. Они пользовались одними торговыми центрами, хотя негры были иногда вынуждены ждать, пока не обслужат всех белых, и с ними очень редко обращались вежливо. В нескольких частях города кварталы белых и негров примыкали друг к другу, в других они переплетались, как пальцы обеих рук. Но каждая часть была обращена стеной к соседу, а лицом стояла к своим, к общественной и культурной жизни своего общества.

В городе не существовало межрасовых профессиональных организаций врачей, адвокатов, учителей и т. д., но даже, когда эти специалисты оказывались членами одних и тех же национальных организаций, домой они возвращались разными путями. В Монтгомери ни-когда не существовало никакого межрасового союза священников. Не существовало никакой организации, которая могла бы объединить негров и белых на межрасовой основе, а активными членами НАСПЦН — Национальной ассоциации содействия прогрессу цветного населения в Монтгомери были только негры... Фактически только местное отделение Алабамского совета по урегулированию отношений между людьми объединило белых и негров в их попытке решить свои проблемы.

Закон Алабамы и ее администрация свели до минимума право негров на голосование. К 1940 г. во всей Алабаме насчитывалось не больше 2 тыс. негров-избирателей. Сегодня их число приближается к 50 тыс., но хотя это и свидетельствует о прогрессе, тем не менее составляет менее 10% всех негров штата, достигших избирательного возраста. В 1954 г. в округе Монтгомери насчитывалось около 30 тыс. негров избирательного возраста, а зарегистрировано было немногим более 2 тыс. человек. Эта низкая цифра частично объяснялась отсутствием интереса у самих негров либо отсутствием настойчивости в преодолении воздвигнутых против них барьеров, действительно весьма трудно преодолимых. Закон в Алабаме предоставляет чиновникам-регистраторам очень широкие полномочия. В бюро регистрации избирателей стоят разные столы и существуют раздельные очереди для избирателей разного цвета кожи. Регистраторы, обслуживающие негров, работают нарочито неторопливо, и из пятидесяти негров, стоящих в очереди, к концу дня регистрируются не более пятнадцати. Все избиратели должны заполнить длинную анкету, это своего рода проверка грамотности. Часто негры заполняют анкету по нескольку раз в разное время, пока им не сообщат, что они заполнили ее правильно. В свете всех этих фактов не удивительно, что ни в одном выборном органе города или округа Монтгомери вы не встретите негра...

...До моего приезда в Монтгомери и еще в течение ряда лет большая часть финансовых средств и энергии членов местной организации НАСПЦН была направлена на защиту Иеремии Ривза. Ривз — ударник из негритянского джаза — был арестован, когда ему было 16 лет, по обвинению в изнасиловании белой женщины. Один из представителей власти привел его в камеру смертников, угрожая, что, если он не сознается сразу же, его все равно убьют здесь позже. Впоследствии Ривз отказался от вырванного у него подобным образом «признания» и в течение семи лет, пока тянулось дело и решался вопрос, будет ли он жить, продолжал отрицать не только предъявленное обвинение, но и вообще какую-либо связь с пострадавшей.

НАСПЦН наняла адвокатов и увеличила сумму гонорара защитникам Ривза. Местный суд признал его виновным и приговорил к смерти. Приговор был утвержден разными инстанциями в судах Алабамы. Затем дело дважды направлялось в Верховный суд Соединенных Штатов. В первый раз Верховный суд отменил приговор и направил дело на вторичное рассмотрение в Верховный суд штата. Во второй раз Верховный суд Соединенных Штатов согласился слушать дело, но затем отказался, тем самым оставив в силе первое решение ала-бамского суда. После того как была отклонена последняя апелляция к губернатору, полицейские власти сдержали обещание. 28 марта 1958 г. Ривз был казнен на электрическом стуле.

Дело Ривза — типичный пример несправедливости судов на Юге. За годы, что он сидел в тюрьме, несколько белых в Алабаме были обвинены в насилии, но пострадавшими были негритянские девушки. Обвиняемые редко арестовывались, а если их и арестовывали, то вскоре освобождали по решению Большого жюри. Ни один из них не предстал перед судом. Не без основания негры на Юге стали бояться суда и не доверять справедливости белых.

Но до 1954 г. как негры, так и белые принимали установленный порядок как нечто само собой разумеющееся. Едва ли кто-нибудь мог бросить вызов существующей системе сегрегации. Монтгомери был спокойным городом, его даже можно было отнести к числу мирных городов. Но мир здесь был добыт ценой рабства.

Много месяцев спустя один влиятельный житель Монтгомери торжественно заявил мне: «В течение многих лет у нас здесь были такие мирные расовые отношения. Для чего вам и вашим товарищам понадобилось нарушить эту столь давно существовавшую традицию?».

Я ответил просто: «Сэр, — сказал я, — в Монтгомери никогда не было подлинного мира. Здесь был своего рода отрицательный мир, когда негры слишком часто соглашались со своим зависимым положением. Это ведь не настоящий мир. Подлинный мир — это не просто отсутствие напряженной обстановки, он подразумевает наличие справедливости. Напряженная обстановка в Монтгомери сегодня — это неизбежное состояние, которое возникает, когда угнетенные поднимаются и начинают идти вперед к прочному, положительному миру».

...Одним из примеров того, какой мир „царил в Монтгомери, было положение в городских автобусах. Здесь негров ежедневно подвергали унижению сегрегации. Среди водителей автобусов не было негров и, хотя некоторые белые водители были вежливы, слишком многие из них позволяли себе оскорбления и ругательства по отношению к неграм. Совершенно естественно было услышать в автобусе, как они кричали неграм: «Черные коровы», «нигеры», «черные обезьяны». Нередко негры платили за проезд у входа, а затем были вынуждены сойти, чтобы снова сесть в автобус с задней площадки, и очень часто автобус уходил до того, как негр успевал подойти к задней двери, увозя его плату за проезд...

Негра заставляли стоять, хотя в автобусе были свободные места «только для белых». Даже если в автобусе не было белых пассажиров, а негров набивалось много, им не разрешалось садиться на первые четыре места. Но и это было еще не все. Если все места, предназначенные для белых, уже были ими заняты, а в автобус вошли новые белые пассажиры, негры, сидящие на нерезервированных местах, находящихся позади мест, предназначенных для белых, должны были встать и уступить им место. Если негр отказывался это сделать, его арестовывали. В большинстве случаев негры подчинялись этому правилу без возражения, хотя время от времени встречались такие, которые отказывались подчиниться этому унижению.

Через несколько месяцев после моего приезда 15-летнюю школьницу Клодетт Колвин сняли с автобуса, надели на нее наручники и доставили в суд за отказ освободить место белому. Этот случай взволновал все негритянское население города. Заговорили о том, чтобы в знак протеста бойкотировать автобусы. Был создан комитет граждан, который должен был вести Переговоры с представителем автобусной компании и городскими властями, требуя установления новых правил в автобусах и более вежливого обращения со стороны водителем. Меня попросили войти в этот комитет. Мы встретились днем в марте 1955 г. в конторе Дж. Е. Бэгли, управляющего городскими автобусными линиями в Монтгомери. Дейв Бирмингем, тогдашний полицейский комиссар, представлял городские власти. Оба они были очень любезны и выразили глубокую озабоченность по поводу случившегося. Бэгли даже признал, что водитель был неправ, арестовав мисс Колвин, и обещал вынести ему выговор. Комиссар Бирмингем согласился с требованием о том, чтобы городской прокурор принял специальное решение о правилах занятия мест в автобусах. Мы ушли, полные надежды, но все осталось по-старому. Городской прокурор не внес никаких изменений в существующий закон. Дело Клодетт Колвин было замято.

Несмотря на то, что городские власти и автобусная компания ничего не сделали, что-то, все-таки изменилось. Долго сдерживаемые неграми чувства негодования и возмущения начали прорываться. Страх и апатия, которые так долго царили в жизни негритянского населения города, начали постепенно исчезать, и стал рождаться новый дух — смелости и самоуважения. Бездействие городских властей и автобусной компании после дела Колвин привело к тому, что через несколько месяцев им пришлось встретиться с новым, более решительным комитетом. В следующий раз перед ними предстанет комитет, который будет поддерживать страстное стремление 50 тыс. уставших людей, твердо решивших продемонстрировать, что в конечном счете лучше ходить пешком, сохраняя чувство собственного достоинства, чем ездить в автобусах, подвергаясь унижению.

Первого декабря 1955 г. негритянка миссис Роза Паркс, миловидная швея из Монтгомери, села в автобус на Кливленд-авеню. Проведя на ногах много часов, она села сразу же за отделением, отведенным для белых пассажиров. К этому времени все места в автобусе были уже заняты. Если бы миссис Паркс выполнила приказание водителя, ей пришлось бы встать, чтобы уступить место вошедшему белому. Трое других негров поспешили выполнить такое требование. Но миссис Парке спокойно отказалась. В результате ее арестовали.

Было много разговоров о том, почему миссис Парке не подчинилась приказу. Многие белые утверждали, что все это было подстроено НАСПЦН, и с первого взгляда такое объяснение могло показаться вполне правдоподобным, так как в свое время она была секретарем местного отделения НАСПЦН... Позднее, когда я устраивал пресс-конференции по три раза в неделю, первым вопросом неизбежно было: действительно ли НАСПЦН организовала бойкот? Но это обвинение полностью отпало, когда стали известны показания и миссис Парке, и представителей НАСПЦН. Нельзя понять поведение миссис Парке, пока не станет ясным, что пришло время, когда чаша терпения переполнилась, и человек начинает кричать: «Белые, так продолжаться не может». Отказ миссис Парке уступить место — смелое тому подтверждение. Один человек выразил бесконечное стремление всех негров к свободе и уважению. Это не было подстроено ни НАСПЦН, ни какой-либо другой организацией. Это было «подстроено» ее собственным чувством самоуважения и достоинства. Место в автобусе принадлежало ей по праву всех оскорблений и унижений, которые перенес ее народ, по праву беспредельного стремления будущих поколений к самоуважению и свободе... К счастью, миссис Парке оказалась идеальным человеком, для роли, предназначенной ей историей. Это — обаятельная личность, с мягким безупречным характером, спокойная и выдержанная в любой ситуации. Все эти черты поставили ее в ряд самых уважаемых людей среди негритянского населения...

...К полудню стало известно об аресте миссис Паркс. Слух об этом распространился подобно молнии. Непрерывно звонили телефоны. К двум часам дня группа энтузиастов отпечатала на мимеографе листовки, сообщающие об аресте и предлагающие объявить бойкот, а к вечеру эти листовки уже широко циркулировали по городу...

...Последний призыв был короче, чем в первых листовках, но сущность была та же. В нем говорилось:

«Не ездите на автобусах на работу, в город, в школу или любое другое место в понедельник, 5 декабря.

Еще одна негритянка арестована и брошена в тюрьму за отказ освободить место в автобусе.

Не ездите на автобусах на работу, в город, в школу или любое другое место в понедельник. Если вы работаете, берите такси или идите пешком. Те, у кого есть машина, подвезите других.

Приходите на массовый митинг в понедельник, в 7 часов вечера, в баптистскую церковь на Холт-стрит. Вы получите дальнейшие указания».

...Всего было отпечатано 7 тыс. листовок. В одиннадцать часов армия женщин и молодых людей начала распространять их в городе.

Члены комитета, которые были связаны с компаниями такси, принялись за работу в субботу утром, а к вечеру они связались практически со всеми компаниями и с радостью сообщили, что компании согласились поддержать бойкот и согласны перевозить пассажиров с работы и на работу за обычную десяти центовую автобусную плату.

Тем временем, совершенно неожиданный случай помог нам довести до сведения всего негритянского населения сообщение о предполагаемом бойкоте. Одна служанка, которая, вероятно, не умела читать, получив листовку и не поняв, что в ней написано, отдала ее своему хозяину. Прочитав ее, он немедленно передал ее в местную газету «Монтгомери Эдвертайзер», которая поместила ее на первой странице своего утреннего субботнего выпуска. Оказывается «Эдвертайзер» напечатала ее, чтобы поставить в известность о предполагаемых событиях белое население города. А на деле все это обернулось в пользу негров, так как через газету сотни людей, которые до сих пор оставались в неведении, узнали о нашем плане. К полудню воскресенья было оповещено все негритянское население Монтгомери.

После напряженного дня работы я отправился вечером домой и стал читать утреннюю газету. В ней была помещена длинная статья о предполагаемом бойкоте. Мое внимание в этой статье привлекла мысль о том, что негры собираются решать свою проблему так же, как ее пытались решить союзы белых граждан. Такая предполагаемая параллель могла иметь серьезные последствия. Советы белых граждан, появившиеся в штате Миссисипи спустя несколько месяцев после решения Верховным судом вопроса о десегрегации школ, ставили своей задачей сохранить сегрегацию. Советы быстро распространились по всему Югу, официально стремясь достичь своей цели легальными методами «посредничества» и «аннулирования». Однако действия их далеко вышли за рамки закона. Их методом был прямой и скрытый терpop, грубое запугивание и угрозы довести путем увольнений и сгона с земли до голодной смерти негритянских мужчин, женщин и детей. Они предпринимали открытый экономический бойкот и в отношении белых, осмеливающихся выступать против неповиновения их закону, причем целью такого бойкота было не только оказать давление на свою жертву, но и уничтожить ее, если возможно.

Обеспокоенный тем, что наши действия отождествляются с методами действий союзов белых граждан, я впервые серьезно задумался о природе бойкота...

Я должен был признать, что этим методом союзы белых граждан лишили многих негров и белых некоторых жизненно важных вещей. Но, конечно, сказал я себе, наши будущие действия нельзя рассматривать в этом свете. Наши цели различны. Мы прибегаем к этому методу, чтобы добиться справедливости и свободы. Советы белых граждан использовали бойкот, чтобы увековечить несправедливость...

...Стало очевидным, что вместо ожидаемого нами участия в кампании 60% негритянского населения города мы добились участия в ней почти 100%. Произошло чудо. Негритянское население, казавшееся сонным и апатичным, теперь все как бы всколыхнулось.

Это продолжалось целый день. В полдень, в часы пик, в автобусах не было негров, как не было их и утром. Студенты колледжа в Алабаме, которые всегда битком набивались в автобусы, идущие в Саус Джексон, весело шли пешком или останавливали проезжающие автомобили. Служащие городских учреждений также либо добирались пешком, либо находили иные виды транспорта. В то время как некоторые ехали в такси или в частных машинах, другие пользовались менее удобным транспортом. Добирались люди на работу на мулах, можно было встретить и тележки, запряженные лошадьми.

В часы пик тротуары запрудила толпа, в которой было много пожилых людей. Они терпеливо шли на работу и с работы, проходя иногда за день более двенадцати миль. Они знали, почему им приходилось идти пешком, это было ясно по их виду. И когда я смотрел на них, я видел, что нет ничего более величественного, чем твердая решимость человека страдать и жертвовать во имя свободы и чувства собственного достоинства.

На автобусных остановках собралось много народу, чтобы посмотреть, что же происходит. Сначала они стояли спокойно, но к концу дня начали отпускать шутки и смеяться над пустыми автобусами. Шумная молодежь кричала: «Сегодня никто не ездит в автобусах». Каждый автобус, шедший через негритянский квартал, сопровождали по приказу городских властей двое полицейских на мотоциклах. Полиция заявила, что организованы «группы головорезов-негров», не допускающих остальных негров в автобусы. Однако в течение дня полиции удалось арестовать только одного человека — студента колледжа, который помогал пожилой женщине перейти улицу. Его обвинили в «запугивании пассажиров». Но «группы головорезов» существовали лишь в воображении полицейских. Никто никому не угрожал и никого не отговаривали ездить в автобусах; единственным «агитатором», с которым сталкивался каждый, было его самосознание.

Утром, около половины десятого, я отправился в переполненное здание полицейского суда. Здесь судили миссис Парке за отказ подчиниться закону о сегрегации в автобусах. Ее защитник Фред Грей, молодой негр, ставший впоследствии главным адвокатом всего движения протеста, находился рядом с ней. Выслушав показания против обвиняемой, судья признал миссис Парке виновной и присудил ее к штрафу в 10 долл. плюс судебные издержки (всего 14 долл.). Она подала апелляцию. Это был первый случай, когда негра судили за отказ подчиниться закону о сегрегации. Раньше в подобных случаях негра либо освобождали, либо обвиняли в нарушении порядка. Поэтому фактически арест и признание вины миссис Парке имели двойное значение: это был факт, заставивший негров перейти к действию, и, кроме того, он явился проверкой законности самой сегрегации. Я уверен, что сторонники судебного преследования действовали бы по-другому, если бы смогли предвидеть последствия...

Многие неизбежно захотят задать вопрос, почему это случилось именно в Монтгомери (штат Алабама) в 1955 г.? Некоторые предполагали, что решение Верховного суда о десегрегированных школах, принятое менее двух лет назад, дало неграм надежду на окончательную справедливость, вселило в них смелость подняться Против притеснения. Но, хотя так можно было бы объяснить, почему имел место подобный протест, непонятно все же, почему он вспыхнул именно в Монтгомери.

Несомненно, объяснение этому можно найти в слишком долгой истории несправедливости, царившей в автобусах Монтгомери. Этот протест возник не вдруг подобно Афине, родившейся из головы Зевса. Арест миссис Парке скорее ускорил протест, чем оказался толчком к нему. Причина коренится глубоко в фактах подобной несправедливости. Почти каждый мог указать случай, участником или свидетелем которого был он сам.

Но приходит время, когда народ, наконец, не может больше терпеть притеснения. Приходит время, когда народ больше не хочет находиться под гнетом эксплуатации и несправедливости. История событий, развернувшихся в Монтгомери, — это история 50 тыс. негров, которые предпочли ходить пешком по улицам Монтгомери, пока не рухнут стены сегрегации под натиском сил справедливости.

Но и это не объясняет полностью причин возникновения движения протеста. Негры и в других местах находились в подобных, а подчас и в еще худших условиях. Поэтому мы не можем объяснить события в Монтгомери просто плохим обращением с неграми. Более того, их нельзя объяснить и существовавшим здесь ранее единством в руководстве, так как мы видели, что негритянское население Монтгомери еще до начала протеста оказалось под влиянием разных групп и было настроено благодушно и индифферентно. Нельзя их также объяснить появлением нового руководства. События в Монтгомери имели бы место, даже если бы руководители, вставшие во главе движения протеста, никогда не появлялись бы на свет...

...Пожертвования (в адрес руководства бойкотом. — Ред.) стали поступать от многих граждан, как белых, так и негров, в стране и за рубежом. Часто с ними приходили письма, которые поднимали наш дух и помогали побороть чувство изоляции,. которая окружала нас в нашем собственном обществе. Из Пенсильвании поступил чек на 100 долл. и записка, написанная старческим почерком. Женщина писала: «Ваше дело... выдающееся и беспрецедентное в истории нашей страны. Оно поистине составит целую эпоху и, несомненно, окажет огромное влияние...»

Бывший федеральный судья писал: «Вы показали, что в конечном счете восторжествуют выдержка и смелость... Вы не добились еще результатов, но ваша вера и решимость, несомненно, восторжествуют, и ваши гонители к тому времени должны будут понять, что они тратят много сил, но безрезультатно. Вся страна приветствует вас и молится за вашу быструю победу».

...Команда одного из кораблей радировала: «Мы молимся за вас и выражаем свою симпатию вашей борьбе за справедливость». А одна женщина из Швейцарии, друзья и муж которой не понимали нас, откладывала свои личные деньги и, собрав большую сумму, послала их нам. Это было самое большое пожертвование. «Так как у меня нет возможностей, — писала она, — непосредственно помочь вам активным участием, и угрызения совести не покидают меня, мне бы страшно хотелось что-то для вас сделать, и я посылаю эти 500 долл. ...Вы доставите мне огромное удовлетворение, если примите их, потому что, чем еще могу я вам помочь?»...

...После того как нашим противникам не удалось склонить нас к компромиссу, они обратились к более тонким методам для подавления движения бойкота, попытавшись сыграть на разобщении его руководителей. По городу поползли грязные слухи о лидерах движения. Некоторым неграм-рабочим их белые хозяева говорили, что их вожаки думают только о том, как бы выколотить побольше денег за их счет. Другим говорили, что негритянские лидеры ездят в больших автомобилях, в то время как они ходят пешком. Именно тогда прошел слух, что я купил себе прекрасный новый кадиллак, а жене — бьюик-фургон. Все это, конечно, было ложью.

Это была обдуманная попытка оклеветать негритянских руководителей движения и добиться того, чтобы их последователи потеряли в них веру. Кроме того, была сделана попытка вызвать разлад между самими лидерами. Видные белые граждане приходили ко многим пожилым негритянским священникам и говорили: «Если уж надо организовать движение протеста, то руководителем должны быть вы. Позор, что негры, среди которых вы прожили столько лет, выбрали своими руководителями не вас, а этих молодых выскочек».

Некоторые белые пытались убедить другую группу негритянских руководителей, что вопрос можно было бы решить, если бы меня устранили от руководства. «Если бы один из вас, — говорили они, — взял на себя руководство движением, вопрос был решен сегодня же вечером».

...22 января, в воскресенье, была сделана новая попытка расколоть движение, на которую белые возлагали большие надежды. В местной газете сообщалось, что представители городских властей встретились с группой видных негритянских священников и выработали с ними соглашение. Условия так называемого соглашения были следующие: 1) дается гарантия вежливого обращения с пассажирами-неграми; 2) отделение для белых остается в передней части автобуса, для негров — в конце автобуса; в средней незанятой части автобуса, место занимает тот, кто входит первый; 3) будут курсировать специальные автобусы для негров в часы пик. Фактически, за исключением первого пункта, это «соглашение» не давало ничего нового, а просто повторяло условия, которые существовали и до протеста. Некоторые пункты представляли собой даже шаг назад. Тем не менее многие подумали, что бойкот окончен.

Вскоре, однако, стало ясно, что это объявление — просто маневр, рассчитанный на то, чтобы негры уже в воскресенье утром начали пользоваться автобусами Городские власти были уверены, что, коль скоро значительное число негров начнет ездить в автобусах, бойкот окончится.

Нам удалось отбить этот удар довольно своеобразно. Хотя газета «Монтгомери Эдвертайзер», очевидно, согласилась напечатать это объявление в воскресенье, агентство Ассошиэйтед Пресс сообщило о нем в субботу вечером. Сотрудник газеты «Миннеаполис Трибюн» негр Карл Т. Роуэн получил переданное агентством сообщение и был страшно удивлен, что негры уступили, практически ничего не получив взамен. Мистер Роуэн был в Монтгомери за несколько недель до этого, и у него установились хорошие отношения с руководителями Ассоциации улучшения положения в Монтгомери (АУПМ). Около восьми часов вечера в субботу он позвонил мне, чтобы проверить это сообщение. Когда он упомянул о встрече и вынесенном решении, то удивился уже я, а когда он сообщил, что в этой встрече участвовало три видных негритянских священника, я был просто поражен. Я ответил ему, что ничего не слышал об этом, и подумал, что кто-то из моих сотрудников предал меня и за моей спиной договорился с властями. Я сказал: «Этого не может быть, так как я был сегодня на оперативной встрече, и все «видные священники» были там...».

Вскоре мне представилась возможность лично. поговорить с каждым из «трех видных негритянских священников». Все они как один утверждали, что не соглашались ни с каким решением. Они сообщили, что оказались на встрече потому, что их пригласили принять участие в обсуждении нового вида городского страхования, что на самом деле оказалось обманом. Все трое публично опровергли заявление властей.

С провалом и этого маневра «отцы города» совсем потеряли лицо. Их не только разоблачили, но была поставлена под сомнение правдивость их заявлений. Положение их стало весьма незавидным. В ответ они прибегли к «жесткой» тактике. Мэр города выступил по телевидению, с негодованием осудил бойкот и угрожал, что власти прекратят церемониться с его участниками.

«Жесткая» тактика обернулась серией арестов за незначительные, а подчас и вообще придуманные нарушения правил уличного движения... Негров-водителей останавливали посредине дороги и требовали предъявить водительские права, страховой документ, сообщить сведения о месте работы. Полицейские тщательно все записывали, очевидно, надеясь использовать эти сведения для того, чтобы состряпать дело. Некоторым неграм, ожидавшим, чтобы их кто-нибудь подвез, говорили, что существует закон, запрещающий бесплатно пользоваться попутными машинами. Другим говорили, что их арестуют за бродяжничество, если они «будут толкаться в кварталах белых».

Я не подозревал, что сам вскоре окажусь жертвой этой «тактики». Однажды в середине января после нескольких часов службы в церкви я поехал на машине домой с одним из своих друзей и секретарем церкви миссис Лили Томас. Прежде чем выехать из района, расположенного в нижней части города, я решил завернуть на стоянку автомашин, чтобы захватить тех, кому было со мной по пути. Когда мы подъехали, я заметил, что несколько полицейских что-то спрашивают у водителей. Я захватил трех пассажиров и только подъехал к краю стоянки, как меня остановил один из полицейских. Пока он рассматривал мои права и задавал вопросы, кому принадлежит машина, я услышал, как полицейский на другой стороне улицы крикнул ему: «Это и есть тот проклятый Кинг». Выехав со стоянки, я заметил, что за мной следуют двое полицейских на мотоциклах. Один из них продолжал ехать за нами еще три квартала. Когда я. сказал об этом своему другу, он предупредил меня: «Соблюдай точно все правила уличного движения». Мы ехали медленно и аккуратно, а за нами продолжал двигаться полицейский. Наконец, когда я остановился, чтобы выпустить моих пассажиров, он подъехал и сказал: «Выходите, Кинг. Вы арестованы за превышение скорости. Вы ехали со скоростью 30 миль в час, а здесь разрешена скорость не выше 25 миль». Не говоря ни слова, я вышел из машины, попросив друзей проехать домой и предупредить жену. Вскоре подъехала полицейская машина, из нее вышли двое, обыскали меня с головы до ног, втолкнули в машину, и она тронулась.

Пока мы ехали (по-видимому, в городскую тюрьму) меня начала охватывать паника. Мне всегда казалось, что тюрьма находится в нижней части Монтгомери. Однако вскоре я заметил, что мы едем в противоположном направлении. Чем дальше мы ехали, тем дальше удалялись от центра. Через несколько минут мы завернули в темную, грязную улицу, которую я никогда раньше не видел, и направились к старому мосту. К этому времени я уже был уверен, что они едут в какое-нибудь заброшенное место, чтобы покончить со мной. «Не может этого быть, — говорил я себе, — они люди закона». Затем я начал думать, что меня везут к ожидающей меня толпе, чтобы затем принести извинения за превышение власти. Внутри у меня все дрожало. Молча я просил у бога сил вынести все, что мне предстоит.

К этому времени мы проезжали под мостом. Теперь я был уверен, что встречу смертный час на другой стороне. Но тут я увидел вдали свет и слова: «Городская тюрьма Монтгомери». У меня сразу отлегло от сердца, и я уже не мог без иронии отнестись к своему положению — тюрьма в тот момент казалась мне надежным, безопасным местом. В сопровождении полицейского я вошел в здание тюрьмы. После того как у меня отобрали вещи и я ответил на необходимые вопросы, меня отвели в грязную, вонючую камеру. Распахнув тяжелую железную дверь, тюремщик сказал: «Посидишь здесь со всеми остальными». На мгновение меня охватил странный порыв, подобный порыву холодного ветра в прериях. Впервые в жизни меня бросили за решетку. Как только я вошел в переполненную камеру, я сразу встретил двух знакомых; один из них был учителем, тоже арестованным в связи с протестом. В тюрьме строго соблюдалась демократия, поэтому в одну камеру поместили и бродяг, и пьяниц, и серьезных преступников. Один находился здесь по обвинению в оскорблении с применением насилия, другой — по обвинению в мошенничестве. Но тюремная демократия этим и ограничивалась — правила сегрегации строго соблюдались и здесь. Белые и негры томились в двух особо отгороженных местах.

Когда я огляделся, то пришел в такой ужас от условий, в которых находились тут люди, что совершенно забыл о своем собственном положении. Люди лежали на твердых деревянных нарах или на койках с изорванными матрацами. Туалет был здесь же, в углу камеры, ничем не отгороженный. Я подумал, что какое бы преступление ни совершили эти люди, с ними нельзя так обращаться.

Они обступили меня, чтобы узнать, почему я здесь оказался, и удивились, узнав, что власти зашли так далеко, что арестовали меня. Один за другим они рассказывали мне, как и за что попали в тюрьму, и спрашивали, не смогу ли я помочь им выйти оттуда. Выслушав третью такую просьбу, я повернулся ко всем и сказал: «Ребята, прежде чем я смогу помочь каждому из вас выйти отсюда, мне нужно самому выбраться из тюрьмы». Они все дружно рассмеялись.

Вскоре после этого за мной пришел надзиратель. Когда я выходил из камеры, размышляя, куда он собирается меня вести, один из людей в камере крикнул мне вслед: «Не забудь о нас, когда тебя выпустят». Я пообещал, что не забуду. Надзиратель повел меня по длинному коридору и привел в комнату, расположенную в передней части тюрьмы. Я подумал, что меня собираются выпустить, но вскоре понял свою ошибку. Надзиратель приказал мне сесть, а сам начал тереть мои пальцы о чернильную подушку. У меня собирались снять отпечатки пальцев, как у преступника.

К этому времени новость о моем аресте распространилась по городу, и несколько человек направились к тюрьме. Первым туда прибыл мой близкий друг Ральф Абернети. Он тут же хотел взять меня на поруки, но тюремная администрация потребовала представить свидетельство из суда, подтверждающее, что он располагает деньгами для залога. Ральф сказал, что уже половина седьмого вечера и суд закрыт.

Представитель администрации бесстрастно ответил: «Ну что ж, придется подождать до завтрашнего утра».

Тогда Ральф спросил, может ли он увидеть меня.

Тюремщик ответил: «Нет, только завтра в 10 часов».

«Тогда, — сказал Ральф, — может быть, можно внести залог наличными?».

Тюремщик неохотно согласился. Ральф бросился в свою церковь, находившуюся в нескольких кварталах от тюрьмы, чтобы достать у кого-нибудь нужную сумму.

А в это время перед тюрьмой собралась толпа. Вскоре толпа так увеличилась, что тюремщик испугался. Вбежав в комнату, где у меня снимали отпечатки пальцев, он сказал: «Кинг, вы можете быть свободны», и прежде чем я успел надеть пальто, он поспешно выпроводил меня из тюрьмы под мой собственный залог. Он вернул мне мои вещи и сказал, что суд состоится в понедельник в половине девятого утра... i

После того как с помощью «жесткой» тактики не удалось остановить движения, расисты разозлились еще больше, и мы стали ждать от них новых эксцессов. Почти тотчас же после начала движения протеста мы стали получать письма с угрозой расправы, нам угрожали по телефону. Довольно редкие в начале, угрозы со временем увеличились. К середине января их бывало уже до тридцати-сорока в день.

В открытках, часто подписанных «ККК» (Ку-клукс-клан. — Ред.) просто говорилось: «Убирайтесь вон из города». Во многих письмах, написанных с грамматическими ошибками и в грубой форме, была представлена религиозная полуправда, с помощью которой авторы хотели доказать, что «бог не допускает, чтобы белые и негры шли вместе; если бы он этого захотел, мы бы тоже захотели». Другие присылали отпечатанные материалы, содержащие антисемитские и антинегритянские выпады. В одном из таких отпечатанных на мимеографе писем была сделана рукой приписка: «Вы, черномазые, плохо кончите».

Телефон звонил целый день и почти всю ночь. Часто Коретта была одна в доме, когда раздавались звонки, но хулиганы не щадили ее. Сколько раз человек на другом конце провода просто ждал, пока мы не ответим, и вешал трубку... Иногда мы выключали телефон, но надолго этого делать не могли, так как знали, что нам могут позвонить по важному делу.

Когда начались звонки, я подумал, что мы легко перешагнем и через это, что это дело рук незнакомых горячих голов, которые скоро остынут, когда увидят, что мы не реагируем. Но шли недели, и я увидел, что многие угрозы были серьезны. Однажды я вздрогнул и почувствовал страх. Один из моих белых друзей сообщил, что из вполне надежных источников узнал о существовании плана убить меня. Впервые в жизни я подумал, что со мной может что-то случиться.

Однажды вечером на массовом митинге я сказал: «Если когда-нибудь вы найдете меня мертвым, я не хочу, чтобы в ответ на это вы применили силу. Я настоятельно требую, чтобы вы продолжали протест с тем же самым достоинством и дисциплиной, которую вы проявляли и поддерживали до сих пор».

После митинга я пытался объяснить взволнованным людям, собравшимся вокруг меня, что я не имел в виду какую-то определенную опасность, а что мои слова следует рассматривать как формулировку принципа, которым следует руководствоваться в случае любого несчастья. Но Ральфа Абернети это не удовлетворило. Когда он отвозил меня вечером домой, он сказал: «Что-то у тебя неладно. Тебя что-то волнует». Я старался уклониться от ответа, повторяя то, что уже говорил людям в церкви. Но он сказал: «Мартин, ты говоришь не о возможной случайности вообще. Ты имеешь в виду что-то определенное».

Будучи не в состоянии больше отрицать, я сказал ему правду. Впервые я рассказал ему об угрозах, нависших над моей семьей. Я передал ему разговор с моим белым другом. Сказал ему о страхе, закравшемся в душу. Ральф старался успокоить меня, но мне было страшно.

Угрозы продолжались. Почти ежедневно кто-нибудь предупреждал меня о готовящемся покушении. Каждую ночь я ложился спать, не будучи уверен, что в эту ночь ничего не произойдет. По утрам я смотрел на Коретту и ребенка и говорил себе: «Их могут забрать у меня в любой момент. Меня могут отнять у них». Но ни разу не сказал я Коретте о мучивших меня опасениях.

Однажды ночью в конце января, после напряженного дня, я поздно лег спасть. Коретта уже спала, и я сам начинал засыпать, когда раздался телефонный звонок. Сердитый голос сказал: «Послушай, черномазый, мы получили от тебя все, что хотели. К концу недели ты пожалеешь, что вообще приехал в Монгомери«. Я бросил трубку, но не мог заснуть. Казалось, что на меня напали все мои страхи и опасения. Я был на грани отчаяния.

...Спустя три дня, 30 января, я выехал из дома около семи часов вечера, чтобы успеть на вечерний массовый митинг в Первой баптистской церкви. Одна, из \ моих прихожанок, миссис Мэри Люси Вильяме, пришла посидеть с моей женой, пока меня не будет дома. Уложив ребенка спать, Коретта и миссис Вильяме пошли в столовую смотреть телевизор. Около половины десятого они услышали грохот, как будто кто-то бросил кирпич, и вслед за этим раздался взрыв, потрясший весь дом. Бомба попала в крыльцо.

Звук взрыва был слышен за несколько кварталов, и известие о случившемся тут же дошло до церкви, где проходил митинг. К концу митинга, когда я стоял на сцене, помогая собирать пожертвования, я заметил, как сторож подбежал к Ральфу Абернети и передал ему какую-то записку. Абернети бросился к лестнице. Вскоре он вернулся, очень взволнованный. Какие-то люди вбегали и снова выбегали из церкви. Собравшиеся в церкви смотрели на меня и отводили глаза. Несколько человек, казалось, хотели мне что-то сказать, но не решались. Сторож подозвал меня к краю сцены, чтобы передать записку, но С. С. Сей не дал ему сделать это. Теперь я уже знал, что случившееся касается меня. Я позвал Ральфа Абернети, С. С. Сея и Е. Френча и попросил их сказать, что произошло. Ральф посмотрел на Сея и Френча, обернулся ко мне и сказал нерешительно: «В твой дом брошена бомба». Я спросил, живы ли жена и ребенок. Они ответили: «Мы это сейчас выясняем».

...Мэр Гейл, комиссар Селлерс и несколько белых репортеров прибыли раньше меня, и теперь стояли в столовой... Убедившись, что жена и дочь живы, я вышел к ним. И Гейл, и Селлерс выразили сожаление, что «этот несчастный случай произошел в нашем городе». Один из дьяконов моей церкви, работающий в системе образования в Монтгомери, стоял возле меня, когда я разговаривал с мэром и комиссаром. Повернувшись к ним, он сказал: «Вы можете выражать свои сожаления, но нужно смотреть фактам в лицо: ваши публичные заявления создали атмосферу для подобных случаев. Это результат вашей «жесткой» тактики». Ни мэр, ни комиссар не смогли ничего ответить.

К этому времени толпа у дома вышла из повиновения. Полицейские не смогли разогнать ее; наоборот, каждую минуту появлялись все новые люди. Репортеры хотели выйти из дома, чтобы передать по телефону сообщения о случившемся, но не решились встретиться лицом к лицу с разгневанной толпой. Мэр и комиссар, хотя и не признались бы в этом, тоже были охвачены страхом.

В такой обстановке я вышел на крыльцо и попросил тишины и порядка. Через минуту воцарилось полное молчание. Я спокойно сказал людям, что у меня все в порядке, жена и ребенок целы. «Не будем создавать панику, — продолжал я, — если у вас при себе оружие, отнесите его домой, если его у вас нет, не старайтесь достать его. Мы никогда не решим нашу проблему ответными насильственными действиями. На насилие мы должны ответить ненасилием. Помните слова Иисуса «Тот, кто приходит с мечом, от меча и погибнет»». Я попросил их мирно разойтись.

...Затем к толпе обратился полицейский комиссар. Сразу же начались крики и свист. Полицейские пытались добиться порядка и внимания толпы, крича: «Успокойтесь, комиссар говорит». Толпа отвечала еще более громкими криками. Я снова подошел к краю крыльца и поднял руку. «Помните, что я вам только что сказал. Давайте послушаем комиссара». В наступившей тишине комиссар начал говорить. Он предложил награду тому, кто сможет сообщить что-нибудь о преступниках. Затем толпа начала расходиться.

Положение оставалось напряженным всю ночь. Чаша терпения переполнилась. Негры готовы были на насилие ответить насилием. Один полицейский рассказывал мне потом, что если бы какой-нибудь негр споткнулся в ту ночь о камень и упал, начался бы расовый бунт, так как негры были бы убеждены, что это белый толкнул его. Вполне вероятно, что это была самая мрачная ночь за всю историю Монтгомери. Но что-то все-таки предотвратило бунт.

...После нападения на мой дом многие служители моей церкви и другие преданные друзья старались уговорить меня держать телохранителя и вооруженных сторожей, которые бы охраняли дом. Я пытался объяснить им, что не боюсь теперь и, следовательно, не нуждаюсь в защите. Но они настояли, и я согласился подумать об этом. Я также пошел к шерифу за разрешением держать в машине оружие, но мне отказали...

...Меня поддерживали и мои белые друзья. Они часто заходили к Коретте, чтобы подбодрить ее, а когда дом был разрушен бомбой, многие знакомые и незнакомые нам люди приходили к нам выразить свое сожаление. Время от времени мы получали письмо от какого-нибудь белого жителя Монтгомери, в котором говорилось: «Продолжайте, мы с вами на все сто процентов». Часто в конце письма просто стояла подпись: «белый друг»...

...Когда наши противники поняли, что насилием не остановить движения протеста, они прибегли к массовым арестам. 9 января прокурор Монтгомери обратил внимание прессы на старый закон штата, направленный против бойкотов. Он сослался при этом на пункт 14 раздела 54, который предусматривает, что когда двое или более людей входят в сговор с целью воспрепятствовать деятельности законного бизнеса без достаточного на то оправдания и юридического основания, им будет предъявлено обвинение в совершении преступления. 13 февраля было созвано Большое жюри округа Монтгомери, которое должно было решить, нарушают ли негры, участвующие в бойкоте, этот закон. После обсуждения, длившегося около недели, жюри в составе 17 белых и одного негра признало бойкот автобусов противозаконным и привлекло к суду более ста человек. Моя фамилия была, конечно, в этом списке...

В тюрьме царила почти праздничная атмосфера. По дороге Ральф Абернети рассказывал мне, как люди накануне смело шли навстречу арестам. Никто не боялся. Никто не старался избежать ареста. Многие негры добровольно пошли в контору шерифа, чтобы узнать, есть ли в списках их фамилии, и если их не было, уходили разочарованные. Когда-то запуганный народ сразу преобразился. Те, кто когда-то дрожал перед законом, теперь испытывали чувство гордости, если их должны были арестовать за участие в борьбе за свободу. Окрыленный этим чувством солидарности, я твердым шагом направился к черному ходу тюрьмы. После того как мне дали номер, сфотографировали и сняли отпечатки пальцев, один из прихожан моей церкви уплатил за меня залог, и я отправился домой.

Суд был назначен на 19 марта. Друзья со всех концов страны съехались в Монтгомери, чтобы быть рядом с нами во время процесса. Приехали священники даже из Нью-Йорка. Негр-конгрессмен Чарльз Диггз тоже был здесь. Десятки репортеров, представляющих прессу Соединенных Штатов, Индии, Франции и Англии, приехали в Монтгомери, чтобы освещать события. Более 500 негров заполнили дома и улицы, прилегающие к маленькому зданию суда.

...Пожалуй, наиболее сильные показания дала миссис Стелла Брукс. Ее муж сел в автобус. Когда он заплатил за проезд, водитель приказал ему сойти и снова войти через заднюю дверь. Оглянувшись и увидев, что в конце автобуса полно людей, он ответил, что сойдет и пойдет пешком, если водитель вернет ему деньги, родитель отказался, разгорелся спор, и он позвал ползицию. Подошел полицейский и начал ругать Брукса, который отказывался выйти из автобуса, пока ему не вернут его деньги. Полицейский выстрелил в него. Это произошло так неожиданно, что все замерли. Брукс умер от ран.

Миссис Марта Уокер рассказала, как она ехала со своим слепым мужем в автобусе. Она сошла и начал сходить ее муж, но в это время водитель захлопнул дверь, и автобус тронулся. Дверь зажала ногу Уокера. Миссис Уокер начала кричать, но шофер продолжал ехать, и автобус тащил ее мужа, пока ему самому не удалось вытащить ногу. Они сообщили об этом случае, но компания ничего не сделала...

В четверг, 22 марта, все взоры были обращены на судью Картера, который без остановки зачитал решение: «Я признаю подсудимого виновным в нарушении законa штата против бойкота». Наказание предусматривало штраф в 500 долл. и судебные издержки или 386 дней принудительных работ в округе Монтгомери. Судья Картер заявил, что он выносит минимальное наказание, так как суд принимает во внимание мою деятельность по предотвращению насилия. ...В тот пасмурный мартовский день судья Картер признал виновным не просто Мартина Лютера Кинга, подсудимого по делу №7399, он признал виновным каждого негра Монтгомери. Не удивительно, что движение нельзя было остановить. Оно слишком разрослось. Его звенья были слишком хорошо связаны в единую мощную цепь. Удивительная сила таится в единстве. Там, где есть настоящее единство, всякая попытка разобщить его только еще больше усиливает его. А этого и не увидели наши противники...

...4 июня 1956 г. судьи объявили свое решение, принятое двумя голосами против одного. Судья Линн из Бирмингема согласился с тем, что законы штата Алабама о сегрегированных городских автобусах являются неконституционными. Прокуратура города немедленно заявила, что будет апеллировать в Верховный суд Соединенных Штатов...

...Во вторник утром мы снова предстали перед судьей Картером. Городской иск был направлен против АУПМ, некоторых церквей и отдельных граждан. Городские власти утверждали, что они потеряли более 15 тыс. долл. в результате бойкота автобусов (город получает 2% с дохода автобусных компаний).

...Как главный обвиняемый я сел за первый стол рядом с представителями защиты и обвинения. Около 12 часов — во время короткого перерыва — я заметил необычное оживление в суде. И комиссара Селлерса, и мэра Гэйла вместе с-двумя городскими прокурорами попросили пройти в заднюю комнату. Репортеры входили и выходили из комнаты.

Я повернулся к Фреду Грею и Питеру Холлу и сказал: «Что-то там у них происходит». Не успел я произнести это, как Рекс Томас, репортер Ассошиэйтед Пресс, подошел к нам с какой-то бумагой в руках и сказал: «Вот решение, которого вы ожидаете. Читайте о своем освобождении».

Быстро, со смешанным чувством волнения и надежды, я прочитал:

«Верховный суд Соединенных Штатов подтвердил сегодня решение, принятое специальным окружным судом (в состав которого вошли три судьи) о том, что законы Монтгомери и штата Алабама о сегрегации в автобусах являются неконституционными. Верховный суд принял это решение, не заслушав никаких аргументов, он просто утвердил решение суда».

...В ту ночь начал действовать Ку-клукс-клан. Радио сообщило об их плане организовать демонстрацию в негретянских кварталах, и стало известно об их угрозах. Я опять стал получать письма, в которых мне грозили, что, «если черномазые снова начнут ездить в автобусах садиться на передние места, мы сожжем пятьдесят домов за одну ночь, включая и твой». Другое письмо обрушивалось с руганью на Верховный суд и угрожало «этому проклятому Хыого Блэку» (члену Верховного суда. — Ред.): «Когда он вернется в Алабаму, мы повесим ва вместе на одном дереве».

Обычно после угроз Ку-клукс-клана негры запирали двери домов, закрывали ставни и тушили свет. Но в этот раз они подготовили сюрприз. Когда приехали клановцы, по сообщениям газет, примерно на сорока грузовиках, одетые в свои балахоны и капюшоны, двери домов были открыты, везде горел свет. Когда куклуксклановцы проезжали по улицам, негры вели себя так, словно они смотрят цирковое представление. Многие выходили и шли по улице как обычно, некоторые просто стояли на ступеньках крыльца. Проехав несколько кварталов, машины свернули в переулок и скрылись в ночи....

...20 декабря наконец-то был получен приказ о десегрегации автобусов в Монтгомери. Немедленно был созван массовый митинг, на котором людям сообщили, как им следует вести себя, когда они наутро должны будут начать вновь пользоваться автобусами...

[М. L. King. Stride toward freedom. The Montgomery Story (1st ed.). New York, 1958.]

¹ Гражданская война (или война между Севером и Югом) 1861 — 1865 гг.

Нынешнее правительство (правительство Д. Кеннеди. — Ред.) может оказаться первым за сто лет американской истории, усвоившим радикально новый подход к вопросу о гражданских правах. Начать, однако, надо с твердого убеждения, что сам принцип не вызывает более сомнений. Прошло время, когда можно было терпеть злобную и бесчеловечную оппозицию по вопросу, определяющему жизнь 20 млн. темнокожих американцев. Мы не подвергаем более обсуждению преимуществ демократии перед монархией, мы не позволили бы хулиганствующим роялистам терроризировать наши крупнейшие города или законодательные собрания штатов. Мы должны решить, что новой эпохе должно быть присуще и новое мышление. Если мы окажемся неспособными к этому позитивному решению, просыпающийся мир придет к выводу, что мы в моральном и политическом отношении — ископаемое государство, и никакие потоки холодильников, автомашин и цветных телевизоров не омолодят нашего облика.

Второй элемент нового подхода состоит в том, что правительство должно осознать — в его распоряжении достаточно сил, чтобы провести страну через ожидающие нас изменения. Нестерпимо медленное продвижение в области гражданских прав не в меньшей степени вызвано наложенными правительством на свои же собственные действия ограничениями, чем оппозицией сегрегационистов.

Если мы суммируем все сделанное за последние тридцать лет судебной, исполнительной и законодательной властью и сравним это с тем, что требуется для радикальных изменений, окажутся неизбежными два удивительных вывода. Первый состоит в констатации безнадежной неудовлетворительности принятых мер — плачевно недостаточных по масштабу и ограниченных по замыслу. Второй вывод вызывает еще большую тревогу. Действия федеральных властей не только неудовлетворительны; рассмотренные как единое целое, они, оказывается, сами же сводят себя на нет. В 1954 г. Верховный суд объявил неконституционной сегрегацию в школах. Тем не менее с тех пор федеральными исполнительными органами и по федеральным планам ежегодно ассигновывались миллионы долларов на учебные заведения, продолжающие попирать решение Верховного суда.

Федеральное правительство, далее, собирает налоги со всех граждан, негров и белых, и обязано по конституции использовать эти деньги для их общего блага; однако же миллиарды поступивших по налогам долларов идут на программы строительства жилищ, На сооружение больниц и аэропортов, где заведомо и открыто практикуется дискриминация. Фирмы, либо совершенно не принимающие негров на работу, либо дискриминирующие их, получают ежегодно миллиарды по правительственным контрактам. Федеральное правительство допускает выборы законодательных собраний, невзирая на тот факт, что миллионы негритянских граждан не принимали в них участия. Оно непосредственно нанимает в свои министерства и ведомства миллионы людей; но практика приема на работу, особенно в южных штатах, пронизана расовой дискриминацией.

Количество подобного рода примеров можно увеличить во много раз. Ужасающая правда состоит в том, что, хотя правительство и предпринимает вялые и бессистемные шаги к достижению равных прав для всех граждан, в повседневной своей деятельности, охватывающей колоссальные экономические и социальные сферы, оно прямо или косвенно участвует в отрицании этих прав. Мы должны взглянуть в лицо тому трагическому факту, что имению федеральное правительство делает крупнейшие в стране капиталовложения в расовую сегрегацию. Поэтому первой заботой федеральной администрации должно быть тщательное рассмотрение своих же собственных действий и принятие твердой программы немедленной ликвидации всех следов федеральной поддержки или ответственности за дискриминацию. Такая программа должна включить не только фронтальную, приносящую немедленные плоды атаку, но и косвенное воздействие на весь народ для разъяснения и побуждения его, особенно на глубоком Юге, к массовому сопротивлению дискриминации...

В недавней истории есть внушительный прецедент массовой мобилизации, проведенной правительством для создания новых условий. Вследствие экономического кризиса начала 30-х годов федеральное правительство той же партии, к которой принадлежит и президент Кеннеди, стало проводить фундаментальные изменения в области экономических отношений¹. В сфере их воздействия оказался каждый американец. В поразительно короткий период цены были отрегулированы на новом уровне, созданы страхование от безработицы, организации помощи потерявшим работу, запланированы и осуществлены общественные работы. Немедленно были введены в действия правила, регулирующие банковское дело, биржу и денежный рынок. Возникли законы в защиту профсоюзов и правительственные организации для проведения в жизнь трудового законодательства. Наряду с этим широким наступлением на депрессию происходила разъяснительная кампания. Целью ее было облегчить изменения в общественной психологии, необходимые для одобрения. столь основательных альтернатив старым формам мышления. Страна, где пять лет назад федеральное вмешательство в любую область рассматривалось как коллективизм или социализм, совершила поразительно быстрый переход к поддержке новой роли правительства, признав ее соответствующей нуждам момента и вполне оправданной...

Учитывая этот опыт, правительство доброй воли, искренне желающее удалить расовую дискриминацию из жизни Америки, смогло бы добиться своей цели, мобилизуя огромные возможности всех своих ведомств и используя их в тех областях, где возникает эта проблема. А жизненно важных областей, где президент мог бы осуществить эффективные меры, насчитывается по крайней мере три.

Во-первых, это область законодательства. Президент мог бы, несмотря на оппозицию Юга, развернуть наступление за принятие далеко идущей законодательной программы. При решительной позиции президента большинство обеих палат можно было бы склонить к принятию важных законов. Целеустремленное руководство партии, располагающей большинством голосов, в силах повлиять на колеблющихся и ускорить конец политической карьеры или привилегий тех, кто проявит несговорчивость. Президент сможет повлиять на конгресс, если, преисполненный духом борьбы, он обратится к народу за поддержкой, примеры которой уже не раз встречались в прошлом.

Пример той сферы, в которой энергичный президент сможет эффективно повлиять на конгресс, представляет собой регистрация избирателей. Комиссия по гражданским правам установила, что для «многих американских граждан-негров оказывается трудным, а часто и невозможным принять участие в голосовании». Она пришла к выводу, что происходит это из-за юридических помех и административных препон, а также в результате страха перед экономическими репрессиями или физическим насилием. По-настоящему решительный президент должен страстно и неотступно бороться против этого постыдного положения. Он должен принять сделанное Комиссией по гражданским правам еще в 1959 г. предложение о назначении федеральных регистраторов для обеспечения права на голосование и вести кампанию на Капитолийском холме и в народных массах, пока конгресс не начнет действовать. У него должно также хватить смелости настоять на том, что в соответствии с четырнадцатой поправкой к конституции представительство штатов в конгрессе должно быть сокращено с учетом числа граждан, не допущенных к голосованию по расовому признаку.

Это должно помочь нам уничтожить пораженческую психологию, порождаемую союзом диксикратов² и северных реакционеров в конгрессе. Такой союз, обладавший еще большей силой, не помешал принятию ряда законов, несколько ослабивших глубоко укоренившуюся в Америке расовую дискриминацию. Нужны лишь руководство и решительность, но именно их то в последние годы и не хватает.

Вторая область, где президент может сделать значительный вклад в ликвидацию расовой дискриминации, — это область убеждения... Личное поведение президента

воспитывает и оказывает влияние на народ. Если бы президент объявил, что отказывается участвовать в деятельности любой организации, практикующей сегрегацию, он подал бы американцам всех возрастов ясный, простой и легко усваиваемый пример.

Были бы крайне полезны конференции негритянских и белых лидеров в Белом доме. Президент сослужил бы огромную службу, создав каналы связи между расами. Многие белые южане, опасающиеся по различным причинам встречаться с негритянскими лидерами у себя на родине, не колеблясь, примут участие в межрасовой конференции, созванной самим президентом.

Необходимо при этом помнить, что даже на самом заскорузлом Юге существует небольшое, но растущее число белых американцев, порывающих со старыми порядками. Эти люди верят в моральность и конституционность интеграции. Громкие вызывающие вопли противников интеграции совершенно заглушают их тихий немногочисленные голоса, но эти люди все же действуют. Часто им приходится сталкиваться с остракизмом и изоляцией. Но изоляция и трудности, стоящие на их пути, уменьшатся, если они также будут приглашены в Белый дом на конференцию по десегрегации.

Нет смысла перечислять все возможности, которыми располагает президент в деле расширения гражданских прав — перечень их будет бесконечным. Все, что требуется для начала, — его твердая решимость использовать свой пост в борьбе за эту демократическую цель, а возможности тогда возникнут сами собой.

Но, помимо законодательной области и президентского авторитета, инструмент огромной силы представляет сама исполнительная власть. Не будет преувеличением сказать, что президент одним росчерком пера может нанести сегрегации смертельный удар. Сила, заложенная в его указах, никогда не была использована надлежащим образом; к ней в наше время прибегают робко и в микроскопических масштабах.

В истории известны распоряжения исполнительной власти, имевшие широчайший радиус действия и огромное значение. Таким распоряжением была Прокламация об освобождении рабов³. Интеграция в вооруженных силах выросла из подписанного президентом Трумэном указа № 8891⁴.

По президентскому указу немедленно может быть положен конец всем видам дискриминации во всем жилищном строительстве, финансируемом из федеральных источников. Указ может запретить подрядчикам, имеющим дело с каким бы то ни было федеральным ведомством, дискриминацию при найме на работу, предусмотрев: а) аннулирование существующих контрактов; б) запрещение участвовать в торгах; в) лишение займов из федеральных фондов; г) пересмотр вопроса о платежах для воздействия по финансовой линии при нарушениях после выполнения контракта. Такие эффективные меры автоматически соединяют вопрос о справедливом найме на работу с миллиардными заказами, полученными от федеральных властей.

Указ может также немедленно положить конец дискриминации при приеме на работу е федеральные министерства и ведомства. Не секрет, что вопреки закону негров почти никогда не допускают к квалифицированной канцелярской и ответственной работе в государственном аппарате. Недавний доклад президентской комиссии по найму на работу в этом аппарате констатирует: «Является несомненным фактом, что при комплектовании федеральных органов существует дискриминация». А главная причина заключается в том, что не предусмотрено никаких санкций за нарушение закона. Но ведь президент может уничтожить дискриминацию в государственном аппарате... если создаст надлежащим образом подобранные комитеты и наделит их властью наказывать тех, кто нарушает официальную политику правительства, находясь у него же на службе.

Легко можно видеть, что ликвидация дискриминации в федеральных ведомствах будет иметь колоссальное значение для изменения поведения и принципов подхода к людям. Если, например, приводящий в исполнение законы персонал ФБР будет интегрирован, многие из бросивших вызов федеральному закону будут призваны к порядку, чего пока с ними не происходит. И если другие подобные же ведомства в составе министерства финансов — департамент внутренних сборов, бюро по наркотикам, акцизный департамент, секретная служба и таможни — будут иметь в своем составе необходимое число агентов, следователей и администраторов негритянского происхождения, то уважение к неграм возрастет, так же как и уверенность в том, что основанное на расовых предрассудках отношение этих ведомств к гражданам прекратится.

Следующая область, где президентский указ мог бы прекратить дискриминацию значительного масштаба, это здравоохранение. По закону Хилла — Бартона правительство должно обеспечивать штаты средствами на строительство больниц. Со времени его принятия в 1948г. по этому закону непосредственно штатам ежегодно передавалось более чем 100 млн. долл. Правительства, кроме того, ассигнует штатам деньги на организацию психиатрической помощи и на охрану материнства и младенчества, а также на программы по туберкулезу, раку и сердечным заболеваниям. Известно, однако, что, невзирая на эту ощутимую федеральную поддержку, большинство финансируемых таким образом программ на Юге практикует сегрегацию. Во многих случаях действие этих программ вообще не распространяется на южных негров, и в больницы их не допускают.

Президент может моментально уничтожить эту постыдную систему, просто приказав министру здравоохранения, просвещения и социального обеспечения не утверждать ассигнований для штатов, практикующих сегрегацию или отказ в обслуживании по расовым мотивам. Такие санкции образумят даже самых ярых и непокорных южан.

Но, пожалуй, больше всего нуждается в президентском вмешательстве область жилищного строительства. Именно здесь негр сталкивается с самым трагическим аспектом дискриминации — с обреченностью жить в невыносимых условиях гетто. И тут на Севере лежит такая же вина, как и на Юге.

К несчастью, федеральное правительство прямо и косвенно участвует в увековечении жилищной дискриминации. Через Федеральную жилищную администрацию (ФЖА), Администрацию жилищного строительства (АЖС), Администрацию перестройки городов (АПГ) и Программу помощи ветеранам (ППВ) оно кредитует жилищное строительство в США. Со времени своего создания в 1934 г. одна только ФЖА выдала под закладные более 33 млрд. долл., гарантировав и финансировав, таким образом, постройку миллионов домов. В результате осуществления программы АЖС более 2 млн. человек живет теперь более чем в 2 тыс. жилых городках с низкой квартирной платой на территории 44 штатов и федерального округа Колумбия. АПГ, созданная в 1954 г. для помощи городам в ликвидации трущоб, утвердила более 877 проектов. Закон о правах участников войны дает право Администрации по делам ветеранов (АДВ) предоставлять им займы для строительства домов. Эта программа приобрела столь широкие масштабы, что были годы, когда при помощи гарантированных АДВ займов сооружалось 30% всех новых домов в городах.

Хотя большинство этих жилищных программ и содержало антидискриминационные оговорки, последние очень мало способствовали уничтожению сегрегации в жилищном строительстве. Общеизвестно, что ФЖА продолжает финансировать подрядчиков, открыто заявивших, что ни один из их домов не будет продан неграм. Программы АПГ во многих случаях не только приводили к еще большему обособлению сегрегированных районов, но даже и создавали новые (так как большой процент подлежащих переселению составляли негры, их, конечно же, перемещали в сегрегированные районы).

Президент, по-настоящему озабоченный этой проблемой, может приказать руководителю Администрации жилищного строительства потребовать согласия всех участников федеральных жилищных программ на политику «открытого доступа». Такую политику можно провести в жизнь: а) отстраняя нарушителей ее от дальнейшего участия в финансируемых правительством программах и б) включая в каждый контракт условие, дающее правительству право при разрыве его требовать немедленного и полного возвращения займа.

Это просто примеры, и число их можно увеличить, обратившись ко многим другим областям.

Политика исполнительной власти может изменить деятельность и программы других министерств и ведомств, сфера действии которых непосредственно касается благополучия миллионов граждан. Министерству здравоохранения, просвещения и социального обеспечения можно поручить координацию ресурсов для оказания специальной помощи тем районам, где она может изменить местные условия. Министерство даже без всякого дополнительного законодательства в состоянии оказать важную поддержку местным органам просвещения.

Министерство земледелия, которое, конечно, считает проблему гражданских прав весьма далекой от сферы своей деятельности, может плодотворно пересмотреть свою политику, чтобы предпринять некоторые шаги, не требующие никаких новых законодательных мер. Оно может в огромной степени помочь негритянским фермерам, которым сейчас отказывают в кредите только за то, что они стремятся осуществить свои гражданские права. Уничтожение этого вида дискриминации изменит жизнь сотен тысяч негров в сельских районах. Министерство, которое бы стремилось к насаждению демократических идеалов, могло бы из символа враждебности и дискриминации на федеральном уровне превратиться в источник помощи и обеспечения для борющихся фермеров.

Министерство юстиции, которое бы стремилось к осуществлению справедливости, обладает огромными в этом отношении возможностями. Проведение в жизнь энергичных решений суда при помощи достаточного числа федеральных судебных исполнителей привело бы к порядку необузданные элементы, действующие ныне с недопустимой распущенностью. Следовало бы вспомнить, что раньше в пограничных районах Америки, когда местным властям не удавалось восстановить порядок, это делал именно судебный исполнитель.

По мнению многих специалистов, исполнительная власть, действуя через посредство министра юстиции, могла бы найти много еще не. испробованных путей для десегрегации школ. Ведь существуют же законы, на основании которых министр юстиции может явиться в суд и принять участие в нынешней борьбе за школы. Атрофия — явление не только медицинское, оно встречается и в социальной, и в политической жизни. Верно, что многие годы игнорирования этой области законов и сферы действия исполнительной власти привели к атрофии; ничего не делается и не изучается, хотя постоянно возникают новые ситуации, в которых могут найти надлежащее применение уже существующие законы.

Недостаток места не дает нам возможности перечислить все меры, с помощью которых каждое федеральное ведомство могло бы принять участие в восстановлении гражданских прав. Это — дело тех, кто стоит у руководства. Нет также необходимости вдаваться в детали законодательных программ или перечислять не использованные еще возможности судебного ведомства...

Цель данной статьи — подчеркнуть, что если борьба за полные гражданские права должна быть выиграна, то первая для этого необходимость — признание возможностей, которыми располагают федеральные власти. Но с этим связан и другой необходимый момент — признание правительством своего морального долга разрешить проблему.

Недавняя поездка в Индию открыла для меня огромные возможности, какими располагает правительство, решившее положить конец дискриминации. Столкнувшись с проблемой многовековой дискриминации «неприкасаемых», Индия начала с точки, которой мы еще не достигли. Осознав свою моральную ответственность, страна пришла к выводу, что она должна искупить бесчисленные несправедливости по отношению к «неприкасаемым». Поэтому было предусмотрено не просто равенство, но и специальные меры, чтобы жертвы дискриминации смогли преодолеть свою отсталость. Ежегодно ассигнуются миллионы рупий на стипендии в учебных заведениях, на пособия и на то, чтобы обеспечить «неприкасаемых» работой на льготных условиях. На обвинение, что при этом дискриминируется большинство населения, индийский народ отвечает, что он искупает таким образом несправедливости и унижения, которые терпели в прошлом 70 млн. его «неприкасаемых» братьев.

Хотя в Индии дискриминация еще не уничтожена, атмосфера там резко отличается от нашей. В Индии дискриминация «неприкасаемых» — это преступление, наказуемое тюрьмой. Но, если бы этой принудительной меры и не было, индийскому правительству удалось придать проблеме такой моральный и этический характер, что ни один государственный чиновник или политический деятель любого масштаба не осмелился бы защищать дискриминацию. Хотелось бы, чтобы мы здесь, в Соединенных Штатах, достигли подобного же морального уровня.

Для координации широких действий на фронте гражданских прав президент должен назначить министра интеграции. Он должен быть избран из числа наиболее квалифицированных деятелей, свободных от узкопартийных обязательств, и проникнут убеждением, что у самой мощной державы мира хватит возможностей быстро и полностью решить проблему расового неравенства.

Эти предложения правительству не избавляют, конечно, народ от обязанности действовать самому. Правительство доброй воли станет неизмеримо сильнее в результате решительных народных действий. В этом — огромная ценность прямых ненасильственных действий на Юге. С одной стороны, они дают возможность большому числу людей моральными средствами осуществлять моральные цели. С другой стороны — поддерживают и стимулируют все те ведомства, которые располагают властью для осуществления полных значимости перемен. Тысячи отважных студентов, мирно сидящих у буфетных стоек, могут больше сделать для побуждения правительства к позитивным действиям, чем все письменные и устные комментарии о его вялости, вместе взятые.

Когда наше правительство решит объединиться с теми гражданами, которые борются за свободу внутри наших границ, и творчески и без колебаний отдаст этой борьбе все свои силы, душная атмосфера дискриминации быстро начнет исчезать.

История возложила на нынешнее правительство необычайно важную миссию — завершить процесс демократизации, который развивается у нас слишком медленно, а мог бы скорее, чем что-либо иное, завоевать нам уважение в мире... И мне трудно придумать в напутствие новому правительству лучшие слова, чем те, которые заключают отчет президентской Комиссии по гражданским правам (1946): «Соединенные Штаты не настолько сильны, а конечная победа демократических идеалов не столь неизбежна, чтоб можно было игнорировать то, что мир думает о нас или о нашей репутации». Сегодня эти слова звучат еще актуальнее, чем в тот день, когда они были написаны.

[М. L. Кing. Equality Now: The President has the power. «Nation» 4.II 1961.]

¹ Имеется в виду правительство Ф. Д. Рузвельта и его политика буржуазных реформ, известная под именем «нового курса».

² Диксикраты — расистски настроенные члены палаты представителей и сенаторы от демократической партии, представляющие в конгрессе США южные штаты, а также демократы-расисты в местных выборных органах на Юге. Название произошло от слова «Дик-си» (Dixie) — старинного прозвища южных штатов, ставшего со временем символом насилия, угнетения и унижения американских негров.

³ Обнародованная 22 сентября 1862 г. президентом А. Линкольном Прокламация об освобождении провозгласила с 1 января 1863 г уничтожение в США рабовладения и освобождение негров от рабства на территории мятежных штатов.

⁴ Указ президента Г. Трумэна об отмене расовой сегрегации и дискриминации в американской армии был подписан еще в 1948 г Однако расовая дискриминация в вооруженных силах США, как свидетельствуют многочисленные факты, процветает и по сей день.

В 1961 году правительство Кеннеди вело в основном осторожную, оборонительную борьбу за гражданские права с упорным противником. С течением времени инициатива исполнительной власти становилась все слабее, и появились пугающие перспективы общего отступления правительства. Отступив от правительственного постановления о запрещении дискриминации в жилищной области, президент настолько подорвал доверие к своим намерениям, что ряд небольших достижений на протяжении года не смог поправить дело. 1962 год он начал с демонстрации новой решимости, и надо надеяться, что' она не исчезнет.

Во всяком случае ясно, что энергичные молодые люди в нынешнем правительстве горячо взялись за проблемы гражданских пряв. Не испугавшись отсталости и привычек Юга, они задумали и развернули некоторые внушительные и смелые мероприятия. Ясно также, что нынешнее правительство более энергично, чем предшествующее, пытается проложить кое-какие новые пути, особенно в деликатных вопросах избирательного права и регистрации. Кроме того, президент Кеннеди назначил на важные посты в правительстве больше негров, чем кто бы то ни было из его предшественников. Правительство издало постановление, которое, если оно будет энергично проводиться в жизнь, окажется большим шагом вперед на пути к устранению дискриминации при найме на работу в федеральных органах и на промышленных предприятиях, выполняющих правительственные заказы. Таким образом, правительству Кеннеди можно поставить в заслугу некоторые конструктивные и ценные достижения.

Поэтому в вопросе о гражданских правах было бы абсолютно неправильно становиться на ту или иную крайнюю позицию по отношению к правительству. Хотя президент пока еще не заслужил безоговорочного доверия и поддержки, было бы столь же неправильно пренебрегать им и лишать его поддержки. Может быть, его серьезное отношение к этому делу, стимулируемое массовыми выступлениями, еще перейдет в страстную целеустремленность. Движение борьбы за гражданские права должно оставаться на критических позициях, быть гибким, бдительным и активным...

1961 год отмечен неудовлетворительностью и незавершенностью мероприятий в области гражданских прав. Дело не только в том, что правительство слишком часто тут же выходило из борьбы, которую оно объявило делом чести, но и (это важнее) в том, что его основные стратегические задачи стали более узкими. Его усилия были направлены к ограниченным достижениям в некоторых областях, которые коснулись немногих людей и вносили лишь поверхностные изменения.

Изменения вглубь и вширь пока еще не намечаются. Не видно пока и признаков мобилизации ресурсов, необходимых для широких перемен. Печально, но факт — правительство энергично добивается только ограниченной цели — символической интеграции.

Важно понять точку зрения, на которой основана эта критика. Парадокс, при котором, с одной стороны, наблюдается похвальный ограниченный прогресс, а с другой — расхолаживающая недостаточность прогресса, можно понять, если отдавать себе отчет в том, что борьбу за гражданские права можно рассматривать в двух совершенно различных перспективах. Многие люди доброй воли мирятся с постепенными, даже с частичными, достижениями. Они считают, что простое сложение в конце концов даст ту сумму социальных достижений, которая послужит ответом на нынешнюю проблему. Другие, однако, рассматривая эту задачу в более далекой, исторической перспективе, настроены менее оптимистично. Они понимают, что борьба ведется с противником, способным оказывать самое упорное сопротивление — как активное, так и по инерции. Такого противника невозможно преодолеть, просто оказывая давление. Для этого нужны широкие усилия. Это — не только закон физики, но и закон человеческого общества.

Чтобы пояснить эту мысль, можно сказать, например, что нецелесообразно отменять сегрегацию на автобусном транспорте в расчете на то, что через какой-то продолжительный промежуток времени удастся прибавить сюда еще какое-нибудь достижение, потом еще одно и еще одно. К сожалению, после каждой маленькой победы сопротивление нарастает; вступает в силу инерция, и движение вперед не только замедляется, но часто превращается в движение вспять. Для закрепления одержанных побед нужен первоначальный мощный толчок, настолько сильный, чтобы он демобилизовал и ослабил противника, лишая его возможности нанести ответный удар. Одновременно для того, чтобы лишить местные власти возможности обходить закон, необходимо развернуть широкую кампанию за избирательные права негров. Чтобы добиться успеха в этом деле, нужно подготовить кадры ответственных руководителей, обеспечить достаточную юридическую помощь и изыскать необходимые финансовые ресурсы. Короче говоря, нужна широкая общественная мобилизация в целях сплочения сил отдельных лиц, организаций, правительства, печати и школ.

Совершенно очевидно, что до сих пор ни одно правительство не подходило к этой проблеме так всесторонне и не мобилизовало в таком широком масштабе всех разнообразных средств, необходимых для конструктивных действий.

Кроме того, американский негр исходит из побуждений психологического порядка, которые до конца непонятны даже его белым союзникам. Каждый негр, независимо от образования и культурного уровня, несет бремя многовекового унижения и неравноправия. Он ощущает это бремя каждое мгновение своей сознательной жизни, и часто оно тяготеет над ним даже во сне. Это подрывает его веру в себя и уменьшает его достижения. Над ним тяжелым грузом висит почти непосильная задача догнать остальных. Эта проблема становится острой как бритва, когда предстоит новая борьба, и он начинает отдавать себе отчет в том, как жалки его ресурсы.

Страна легко тратит 50 млрд. долл. в год на военные нужды. Но правительство не тратит и миллиарда долларов в год на 20 млн. негров, стремящихся защитить себя от постоянных посягательств на их права. Если негры в местных организациях, борющихся за гражданские права, чрезмерно загруженных и вечно страдающих от нехватки людей, заглянут к своему руководству в Вашингтоне, то они увидят маленькое бюро, где также не хватает людей, где все также перегружены и безнадежно лишены возможности сделать то, что необходимо. У них нет и не может быть уверенности в том, что завтра на горизонте появится заря победы или, хотя бы в в том, что правительство вообще понимает масштабы их проблем.

Их чувство бессилия усугубляется, когда они обращают взор на Африку и Азию и с завистью видят, как там, в обществах, иногда не так уж далеко ушедших от первобытной ступени развития, но полных жизнеспособности и созидательной силы, разрываются многовековые оковы...

В истекшем году на Юге произошли достойные упоминания важные события. Несмотря на мучительные препятствия, негры перешли от спорадических, ограниченных выступлений к широкой деятельности, отличающейся по своему характеру и масштабам от всего, что делалось до сих пор. В одном городе за другим проводятся бойкоты, сидячие демонстрации, рейсы свободы и кампании за регистрацию в качестве избирателей. Какой-то новый дух чувствуется в желании негра демонстрировать на улицах городов, где по традиции он должен уступать дорогу, когда ему навстречу идет белый.

Этот новый дух нашел еще более драматическое проявление в готовности негров таких городов, как Ол-бзни (штат Джорджия) подвергнуться массовым арестам. Невозможно выразить словами моральный подъем, испытываемый человеком, когда он вместе с сотнями своих товарищей попадает за тюремную решетку ради дела, в справедливости которого он твердо уверен. Этот подъем испытывали предприниматели, рабочие, учителя, священники, домохозяйки, служанки, люди всех возрастов — от подростков до глубоких старцев. Важно отметить, что эти люди были собраны не со всей страны. Все это местные жители, за исключением нескольких «посторонних» и «чужаков», в том числе и автора данной статьи, который родился в далекой Атланте (Джорджия). Это движение получило еще более широкий размах, когда кампания за регистрацию и рейсы свободы взбудоражили такие районы, как Миссисипи и сельские районы Джорджии, где до сих пор царило полное спокойствие.

Таким образом, в 1961 г. негры неустанно шли вперед, борясь с противником, который изредка вел себя разумно, но, к сожалению, чаще проявлял злобу. Это был год победы метода отказа от насилия: хотя кровь и лилась, но ни одна капля ее не пролилась по вине негра. И тем не менее побеждали жертвы, а не распоясавшаяся толпа.

Это показывает, что негры, несмотря на недостатки и на множество нерешенных проблем, морально были готовы выполнить свой долг и перейти к действиям. На этом фоне анализ опыта 1961 г. вновь заставляет нас обратить внимание на правительство и его обязанности. В начале этого года осторожность правительства превратила в трагическое поражение то, что могло бы стать блистательной победой, В сенат была внесена резолюция об отмене правила, согласно которому для закрытия прений требуется большинство в две трети голосов, того самого правила, из-за которого гибнут все законопроекты о гражданских правах. В этот критический момент правительство осталось пассивным вместо того, чтобы выполнить свое обещание и взять на себя роль активного руководителя. И тем не менее резолюция была отклонена ничтожным большинством — 50 голосами против 46. Никто не сомневается, что если бы правительство сказало свое веское слово, то результатом была бы историческая победа.

После этого правительство выдвинуло план о замене законодательных программ правительственными указами. Самый энергичный указ о прекращении дискриминации при распределении квартир в государственных домах, хотя он и не служит удовлетворительной заменой для многочисленных законодательных актов, обещанных в предвыборных платформах и выступлениях, тем не менее привлекателен сам по себе... Но прошел год, а президент все тянул. К концу года была принята новая концепция: президент теперь хочет «идти вперед таким путем, чтобы сохранить согласие». По мнению наблюдателей в Вашингтоне, эта концепция вытекала из тревоги президента по поводу того, что если бы он стал требовать «слишком быстрых» мер в области гражданских прав, то его законодательные программы в других областях, особенно его программа по вопросам торговли, могли бы пострадать из-за позиции наиболее влиятельных представителей Юга в конгрессе.

Многие годы Авраам Линкольн отказывался подписать декрет об освобождении негров, потому что боялся настроить против себя рабовладельцев в пограничных штатах. Но условия гражданской войны требовали отмены рабства, и в конце концов он подписал этот документ¹, и победил в войне, спас страну и дал Америке величайший час моральной славы. Президент Кеннеди, может быть, стоит перед такой же трудной дилеммой и, может быть, он будет вынужден принять столь же роковое решение, о котором, если оно будет правильным, через сто лет могут сказать, что оно возвеличило страну и увековечило память его инициатора.

Хотя можно понять острую необходимость в принятии законов о торговых соглашениях, чтобы помочь в конкуренции с европейским Общим рынком, те 20 млн. американцев, которые 300 лет ждут возможности конкурировать как человеческие существа на своем собственном рынке, имеют право спросить, действительно ли в этом году торговые соглашения важнее, чем их свобода, которая так долго откладывается? Должны ли американцы рукоплескать тому, чтобы конгресс одобрил программы процветания и развития торговли ценой элементарных прав негритянских граждан?

Добиваемся ли мы нашей национальной цели в духе Томаса Джефферсона, который сказал: «Все люди созданы равными... и наделены определенными неотъемлемыми правами... В их числе — жизнь, свобода и стремление к счастью»? Или же мы хотим добиться национальной цели, провозглашенной Кальвином Кулиджем, заявившим: «Дело Америки — бизнес»?²

Может быть, трудно решиться откладывать торговые законопроекты ради законопроектов о правах человека, потому что до сих пор ничего подобного никогда не делалось. Но уже само это обстоятельство — достаточная причина для того, чтобы сделать так, наконец.

Не говоря уж о моральных принципах, практические соображения требуют иного курса. Оборонительная позиция президента по отношению к опытным противникам, хорошо усвоившим искусство борьбы, лишь увеличит его бессилие вместо того, чтобы привести в действие его силу. Они уже парализовали его исполнительную власть, используя в качестве заложника его законодательную программу. Если он не сможет вырваться из этого плена, то не сумеет ни повлиять на законодательные меры, ни использовать свою исполнительную власть, и в таком скованном положении он может стать трагически беспомощной фигурой.

Бессилие в период калейдоскопических перемен в мире даже хуже, чем ошибки. Президент ищет компромисса, приемлемого для его противников, но они скорее готовы парализовать его, чем пойти на такие компромиссы. Исключительно важно, что деятельность крайне правых организаций направлена в первую очередь против президента и что единственный пункт, объединяющий все разрозненные правые группы — это их ярая оппозиция гражданским правам. Он уже бросил им вызов, смелый вызов, но неотъемлемая часть этого вызова — сохранение наступательной позиции в вопросе о гражданских правах.

Президент и правительство пользуются большой популярностью. Президенту придется в своей борьбе опереться на народ, который ему доверяет. Он в свою очередь должен теперь сам довериться народу. Он может не сомневаться, что правильная политика, правильная постановка вопросов и пробужденный народ — это более мощные крепости, чем сотня председателей реакционных комитетов. Великий предшественник нашего президента Франклин Рузвельт больше опирался на вес народа, чем на интриги в кулуарах конгресса.

Если президент будет действовать, то он этим при-даст силу ожидающим миллионам. Твердое, решительное руководство с его стороны наэлектризует силы, способные претворить конкретную программу в действительность. «Нет в мире большей силы, чем идея, для которой настало время», — сказал Виктор Гюго. Страна готова и с нетерпением ждет смелого руководства в борьбе за гражданские права. Это находит свое проявление в масштабе и характере выступлений, имевших место в прошлом году, даже в отсутствие устойчивого, сильного национального руководства.

Возможность еще не упущена, и вера в искренность правительства еще окончательно не подорвана. Но часы истории подходят к решающему моменту, и резкая активизация деятельности правительства стала абсолютно необходимой. Негры в 1962 г., почти через сто лет после отмены рабства, с полным основанием ждут от правительства всеобъемлющих жизненно необходимых мер, которые изменили бы всю их жизнь.

Гражданские права еще многие десятилетия останутся политическим футболом, если правительство Соединенных Штатов не откажется от традиционной концепции постепенных действий и не разработает долгосрочного плана. Индия и другие слаборазвитые страны, перед которыми стоит гигантская задача ликвидировать многовековую отсталость, выработали детальные планы на два, четыре года, шесть лет. Эти планы определяют конкретные шаги, которые должны предприниматься постепенно, и откроют перед страной новую эру. Такие концепции нам не чужды. Президент предложил 10-летний план полета человека на Луну. Но у нас еще нет ни одного плана, который предусматривал бы избрание негра в законодательное собрание штата Алабама.

Разработка плана полного осуществления гражданских прав в общенациональном масштабе означала бы одновременно достижение нескольких целей. Она подтвердила бы, что страна берет на себя обязательство решить эту проблему в заранее установленный срок. Она означала бы также, что все ресурсы правительства будут направлены на достижение этой цели, чего бы это ни стоило (уместно в этой связи напомнить, что наша страна строилась на базе хлопководческой экономики, развивавшейся два века подряд за счет фактически бесплатного труда миллионов негров). И, наконец, такой план дал бы возможность стране время от времени подытоживать достигнутое и объяснял бы тем, кто мечтает о сохранении сегрегации и дискриминации, что пора привыкать к действительности XX в.

[М. L. King. Report on civil rights: Fumbling on the new frontiers. «Nation», 3.III 1962.]

¹ Имеется в виду Прокламация об освобождении негров от рабства, провозглашенная в сентябре 1862 г.

² Т. Джефферсон (1743 — 1826 гг.) — идеолог и один из руководителей войны североамериканских колоний Англии за независимость, автор Декларации независимости, президент США в 1801 — 1809 гг.; К. Кулидж: (1872 — 1933) — президент США в 1923 — 1929.

Кризис в Миссисипи¹ опалил совесть всего нашего народа. Трудно было поверить газетам и еще труднее тому, что обрушивало на нас телевидение. Неужели это действительно Америка? И события 1962 г. — имели ли они действительно место? Подумать только — для вступления одного Джеймса Мередита в «Ол Мисс»²потребовалось решение Верховного суда. А ведь ему предшествовало почти десятилетие назад дело Брауна против департамента просвещения, приведшее к решению 1954 г., которым объявлялась незаконной сегрегация в средних школах! Это поражает и ошеломляет.

Вспомним трагедию Миссисипи: губернатора Барнетта, приводящего расистские элементы штата и университета в исступление, полное ненависти и предрассудков; законодательное собрание штата, поспешно принимающее специальные постановления в тщетной попытке лишить Мередита гражданских прав якобы за то, что он дал о себе неправильные сведения для списка избирателей; покорность членов Совета попечителей³ политической демагогии, нарушившей вверенное им священное право на академическую свободу; карикатурный шаг губернатора, назначившего регистратором самого себя, чтобы не допустить внесения в избирательные списки ветерана ВВС; использование полиции штата, чтобы помешать введению в действие федерального закона, чуть не приведшее к гражданской войне; гибель двух человек, множество раненых и все еще не выраженные цифрами боль и страдания, которые приходится выносить населению Миссисипи и всей страны. Это поистине чрезвычайная трагедия, ибо все это действительно произошло здесь, в Соединенных Штатах, в 1962 г.

События вовсе не обязательно должны были развернуться именно в Миссисипи, ибо существуют и другие архисегрегационистские штаты, выступающие против неодолимого движения к справедливости. Например, Джорджия. Разве это не один из бастионов сегрегации? В прошлом году, перед введением интеграции в школах Атланты, некоторые журналисты предсказывали начало «второй атлантской битвы»; но такого взрыва не последовало. Конечно, в Джорджии не меньше сегрегационистов, чем в Миссисипи, а может быть, и больше, однако там не произошло ничего похожего на события в Оксфорде, где дело дошло почти до мятежа. А почему? Потому что университетское, административное и религиозное руководство в Миссисипи оказалось несостоятельным.

Печально, что бешенство прорвалось именно в Оксфорде, где расположен Миссисипский университет. Молодые люди, посещающие занятия в здании Лицея и прогуливающиеся по тенистым дорожкам «Ол Мисс», — это аристократия штата, а членов Совета попечителей вряд ли можно назвать хлопкоробами из захолустья. И вот здесь, среди тех, кто признается «сливками общества» и «самыми лучшими элементами» в Миссисипи, закон и порядок были совершенно попраны. Если они и есть лучшие в Миссисипи, то да спасет нас господь от худших. Тогда нет никакого противоречия в том, что руководители науки и просвещения в штате обманули возлагаемые на них надежды — и именно тогда, когда в них особенно нуждались.

Другая причина того, что штат не выдержал самой трудной со времен гражданской войны социальной перемены на Юге, заключается в примирении его белого населения с полнейшей безответственностью своего политического руководства. В противоположность Джорджии правящая верхушка Миссисипи ,с губернатором Барнеттом в качестве знаменосца пошла напролом по пути, который мог привести ее только в тупик. А ведь ее предупреждали, что какие бы у штата ни были права, что бы он ни пытался аннулировать, о каком бы посредничестве ни шла речь, в конце концов все равно придется подчиниться федеральному закону. Губернатора поддерживали и подстрекали законодательное собрание Миссисипи и все власти штата. От

Капитолия⁴ Миссисипи до самого незначительного графства — нигде не раздалось ни единого призыва к осторожности и сдержанности. Песнь, звучащая по всему штату, и припев ее везде были один и тот же: «Никогда!»

Как бы изменилось нынешнее положение в Миссисипи, если бы у политических руководителей вместо воздевания рук к небу и разглагольствований о недопустимости федерального вмешательства хватило бы смелости взглянуть фактам в лицо. Они, избранные народом в охранители общественного блага, сложили с себя ответственность в самый критический период истории Миссисипи и допустили, чтобы университетский городок «Ол Мисс» превратился в поле битвы за дело, проигранное еще сто лет назад.

А где был глас проповедников господних? Самое тяжкое обвинение должно быть не против визжащей толпы, движимой долго накапливавшейся злобой и-ненавистью, нашедшей, наконец, свой трагический выход. Конечно же, полное молчание церкви и духовенства не должно остаться без внимания. Новый Завет напоминает нам: народ ничего не услышит, если труба берет неверный звук. Но на что же ему надеяться, если труба вообще не издает ни звука? Я много ездил по всему штату Миссисипи. Я был там в душные летние вечера и в холодные утренние часы. Я видел высокие шпили церквей, каменных памятников славе господней. И я часто спрашивал себя: какие же люди здесь молятся? Кто их господь? И когда меня охватывают мучительные воспоминания о последней неделе в Оксфорде и я не могу вспомнить ни единого голоса, «вопиющего в пустыне», вопросы остаются все теми же: «Какие же люди здесь молятся? Кто их господь?».

Но наибольшее сожаление вызывает другое. Единственным средством, которое смогло обеспечить принятие Джеймса Мередита в университет, оказалось вмешательство судебных исполнителей, федерализованной⁵национальной гвардии и армейских частей. Как человек, преданный идее ненасилия, я являюсь также и пацифистом. И хотя я сожалею, что в Миссисипи была применена сила, тем не менее, по моему скромному мнению, это было необходимо и может быть оправдано.

Необходимо признать, что долю ответственности за трагедию в Миссисипи несет вся страна. Нельзя отрицать, что компромиссы, последовавшие за гражданской войной и в период Реконструкции, обрушились в конце концов на нас же самих. Вся система сегрегации и дискриминации в последние сто лет и на Севере, и на Юге соответствовала либо закону, либо обычаю. Следовательно, расовые предрассудки (или, точнее, предрассудки против цвета кожи) были вплетены в ткань американской жизни нашими же собственными руками. Конечно, с особой напряженностью это ощущалось на Юге, где рубцы рабства были более заметны, а закон и обычай составляли одно целое, подкрепленное присущим Югу со времен Конфедерации сепаратизмом⁶Америка, к своему бесчестью, приучилась жить с этой системой, как в ее бросающейся в глаза и вопиющей южной форме, так и в коварной, хитроумной северной. Только сейчас, в последние два года, наша республика начала по-настоящему бороться с этими предрассудками. Так что во всем этом есть и вина всего народа.

Эта отвратительная трагедия Америки еще раз показала необходимость смелого и твердого применения президентской власти с тем, чтобы обеспечить понимание и уважение гражданских и конституционных прав негров. Руководители исполнительной власти не должны для своего прямого вмешательства дожидаться какого-нибудь крупного кризиса, но им следует при кризисе повседневном заявить со всей очевидностью, что они применят свою власть, моральное руководство и авторитет, чтобы снять с плеч народа позорный груз расовой дискриминации. Весьма возможно, что именно семена, посеянные длительным бездействием властей в области гражданских прав дали омерзительные всходы беззакония и насилия, наблюдаемые нами ныне в Миссисипи.

Что нам сказать миру? Оксфорд в штате Миссисипи подверг нашу демократию серьезному испытанию. Как никогда раньше, призыв негров к равенству и справедливости в нашей стране был в лучшем случае заглушен. Но Литл-Роки, Монтгомери, Олбэни и Оксфорды⁷заставляют новые государства Азии и Африки сомневаться в нашем «праве» претендовать на руководство миром. Пока происходят взрывы, подобные тому, что произошел в Оксфорде, мы не сможем предстать перед судом мирового общественного мнения. То, что мы совершаем, звучит столь громко, что миру не слышно то, что мы говорим.

¹ Речь идет о событиях, связанных с попытками расистов во главе с губернатором штата Миссисипи Россом Барнеттом не допустить поступления в университет штата в Оксфорде первого негра Джеймса Мередита.

² «Ол Мисс» — неофициальное название колледжа и студенческого городка Миссисипского университета в Оксфорде.

³ Имеется в виду Совет попечителей университета.

⁴По примеру федерального конгресса США, для которого в Вашингтоне было построено обширное здание Капитолия, законодательные собрания штатов также располагаются в своих местных «капитолиях».

⁵ В связи с событиями в Оксфорде президент Д. Кеннеди отдал

приказ о подчинении национальной гвардии штата Миссисипи федеральному правительству в Вашингтоне.

⁶ Конфедерация — объединение 11 южных рабовладельческих штатов (Алабама, Арканзас, Джорджия, Флорида, Северная Каролина, Южная Каролина, Вирджиния, Луизиана, Миссисипи, Теннесси, Техас), поднявших мятеж против федерального правительства с целью выхода из состава США и развязавших в 1861 г. гражданскую войну.

⁷ Имеются в виду: бойкот автобусов в Монтгомери в 1956 г.; борьба негров г. Литл-Рок (штат Арканзас) в 1957 г. за десегрегацию школ; события в Олбэни (штат Джорджия) в июле 1962 г., когда было арестовано свыше 700 негров, в том числе и М. Л. Кинг; а также события, связанные с отказом допустить Д. Мередита в Миссисипский университет.

Находясь здесь, в городской тюрьме Бирмингема, я прочел ваше последнее обращение, в котором вы характеризуете нашу нынешнюю деятельность как «неразумную» и несвоевременную. Я очень редко, вернее почти никогда, не отвечаю на критику моих идей и деятельности... Но так как я вижу, что вы люди несомненной доброй воли и искренни в своей критике, то мне хотелось бы попытаться ответить вам и, я надеюсь, мне удастся это сделать в разумной и спокойной форме.

...Я нахожусь в Бирмингеме потому, что здесь нет справедливости. Подобно тому, как пророки VIII в. до н. э. уходили из своих деревень, дабы нести свое «так сказал господь» далеко за пределы разных мест, точно так же, как апостол Павел оставил свой маленький Тарс и понес евангелие христово почти что в каждый город и каждую деревню греко-римского мира, так и мне приходится нести евангелие свободы за пределы города, в котором я живу.

Более того, я понимаю, как неразрывно связаны каждый штат и каждый город. Я не могу сидеть спокойно в Атланте, не интересуясь тем, что происходит в Бирмингеме. Несправедливость где бы то ни было — это угроза справедливости повсюду. Всех нас связывает нить взаимозависимости, вплетенная в одежду единой судьбы. То, что прямо задевает одного из нас, косвенно влияет на всех. Никогда больше не сможем мы жить узкой провинциальной идеей об «агитаторах-чужаках». Тот, кто живет в Соединенных Штатах, не может считаться «чужаком» где бы то ни было в своей стране. Вы осуждаете демонстрации, которые происходят в Бирмингеме. Но, к сожалению, в вашем письме нет подобной озабоченности по поводу причин, вызвавших эти демонстрации. Я уверен, что никто из вас не хотел бы опуститься до уровня поверхностного социолога, учитывающего одни только результаты, не пытаясь уяснить себе скрытые их причины. Я, не колеблясь, могу заявить, что считаю нынешние бирмингемские демонстрации несчастным событием. Но в еще более энергичных выражениях должен подчеркнуть, насколько большее несчастье то, что в этом городе, где вся власть в руках белых, для негритянской общины не оставлено никакого другого выхода.

В любой кампании ненасильственных действий можно различить четыре стадии: 1) сбор фактов, чтобы установить, существует ли несправедливость; 2) переговоры; 3) самоочищение; 4) прямые действия. В Бирмингеме мы прошли все стадии. Остается непреложным фактом, что в этом городе господствует расовая несправедливость. Возможно, что это самый сегрегированный город в Соединенных Штатах. Внушающая отвращение зверская жестокость бирмингемской полиции известна во всех уголках страны. Несправедливое обращение с неграми в судах этого города — хорошо известный факт. Оставленных нерасследованными случаев взрывов расистами негритянских домов и церквей здесь больше, чем в любом другом городе. Таковы суровые, жестокие, но неопровержимые факты. В этих условиях негритянские лидеры всячески стремились к переговорам с «отцами» города. Но местные политические лидеры упорно отказывались от добросовестных переговоров.

Затем в сентябре прошлого года появилась возможность побеседовать с некоторыми экономическими лидерами. На этих переговорах коммерсанты кое-что нам обещали, в частности уничтожение унизительных для негров расистских надписей на магазинах. В ответ на эти и другие подобные обещания преподобный Шатлсуотр² и лидеры Христианского движения за гражданские права в Алабаме согласились объявить мораторий на все виды демонстраций. Проходили недели, месяцы, и мы поняли, что данные нам обещания не выполнены — надписи оставались на месте. Как много раз до этого, наши надежды рухнули, и нас охватило чувство глубокого разочарования. У нас не оставалось другого выбора, кроме подготовки к прямым действиям, чтобы, жертвуя собой, воззвать к совести общества и здесь, в городе, и во всей стране. Разумеется, мы не закрывали глаза на трудности. Сначала мы решили пройти через стадию самоочищения. Мы стали готовиться к прямым ненасильственным действиям и все снова и снова задавали каждый себе вопрос: «Сможешь ли ты принимать удары, не пытаясь отвечать на них? В состоянии ли ты пройти через тяжкие испытания тюрьмы?».

Мы решили начать свою кампанию прямых действий ближе к пасхе, понимая, что, если не считать рождества, это самый оживленный сезон покупок в году. Зная, что одной из эффективных форм прямых ненасильственных действий является тщательно подготовленный экономический бойкот, мы решили, что это самое удобное время для оказания нажима на коммерсантов с целью добиться желательных нам изменений. Затем мы сообразили, что впереди мартовские выборы и решили подождать до их окончания. Когда мы услышали о том, что мистера Коннора, известного под прозвищем «Юджин-Бык»³, собираются прокатить на выборах, то решили отложить наши действия, чтобы не помешать этому, и начать их еще через день.

Таким образом, мы обратились к прямым действиям отнюдь не сразу. Мы тоже желали поражения мистера Коннора, поэтому все откладывали свое выступление со дня на день, чтобы как-то помочь в этом нужном для города деле. Затем мы поняли, что откладывать прямые действия больше нельзя.

Вы, конечно, можете спросить: «К чему прямые действия? Зачем сидячие забастовки, марши и т. д.? Разве путь переговоров не лучше?». Призывая к переговорам, вы совершенно правы. Но переговоры — это и есть цель прямых действий. Цель ненасильственных действий — создать такой кризис и такую чреватую последствиями напряженность, чтобы общество, упорно отказывавшееся вести переговоры, было вынуждено взглянуть фактам в лицо. Эти действия направлены па такую драматизацию проблемы, чтобы ее нельзя было больше игнорировать.

Я только что упомянул о создании напряженности, как о части ненасильственного сопротивления. Это может показаться ужасным. Но, признаюсь, меня не пугает слово напряженность». Я искренне выступал против насильственной напряженности, но существует конструктивная, ненасильственная напряженность, необходимая для развития общества. Подобно тому как Сократ ощущал необходимость создания напряженности в умах людей, чтобы они могли подняться над сковывающими их мифическими представлениями и полуправдой и свободно достичь высокого уровня творческого анализа и объективных оценок, мы должны ощутить нужду в жалящих осах ненасилия, которые создадут в нашем обществе обстановку напряженности, помогающей человеку подняться из мрачных глубин предрассудков и расизма к величественным высотам понимания и братства. Итак, цель прямых действий — создать обстановку, столь кризисную, чтобы она неизбежно привела бы к переговорам. Слишком долго наш любимый Юг трагически пытался проявить себя в монологе, а не в диалоге.

Друзья мои, я должен сказать, что без решительного, законного и ненасильственного давления мы не имели бы ни одного завоевания в области гражданских прав. История — это длинная и трагическая повесть, свидетельствующая о том, что привилегированные группы редко отказываются от своих привилегий по доброй воле...

По горькому опыту мы знаем, что угнетатели никогда добровольно не дадут свободы угнетенным — ее нужно! потребовать.

Много лет я слышу слово: «Подождите!». Оно с монотонной надоедливостью звучит в ушах каждого негра! На деле это «подождите» почти всегда означало «никогда». Более трехсот сорока лет мы ожидали данных нам богом и конституцией прав.

Народы Азии и Африки движутся сейчас вперед, к политической независимости, со скоростью реактивного самолета. Мы же плетемся со скоростью клячи, запряженной в телегу. А наша цель — всего-навсего получать без препятствий чашку кофе у буфетной стойки.

Тому, кто никогда не испытывал жгучего жала сегрегации, легко сказать «Подождите!». Но если бы вы знали, что злобная толпа, когда ей этого захочется, может линчевать вашу мать и отца или утопить ваших сестер и братьев, если ей взбредет такой каприз; если бы вы видели, как исполненные ненависти полицейские с полнейшей безнаказанностью оскорбляют, пинают, жестоко избивают и даже убивают ваших друзей и соседей; если бы вы помнили, что подавляющее большинство из 20 млн. ваших братьев-негров задыхаются в нищете среди изобилия окружающего общества; если бы вы почувствовали вдруг, как ваш язык примерзает к гортани и немеют губы, когда вы пытаетесь объяснить своей шестилетней дочери, почему она не может пойти в общественный парк, который только что рекламировали по телевидению, и видеть, как ее глаза наполняются слезами, когда вы говорите ей, что парк не для цветных детей, и наблюдаете, как облака приниженности начинают собираться на ее детском умственном небосводе, а в душе ее подсознательно рождается горечь по отношению к белым людям; если бы вам приходилось сочинять всякие небылицы, чтобы ответить на недоуменный вопрос своего пятилетнего сына, спрашивающего с мучительным пафосом: «Папочка, почему белые так скверно обращаются с цветными?»; если бы вы, совершая поездку по стране, оказались вынуждены ночь за ночью, скорчившись, спать в машине, потому что ни в один мотель вас не пустят; когда день и ночь вас унижают надписи «только для белых» и «только для цветных»; когда вашим именем становится кличка «черномазый», а обращение к вам — слово «парень», как бы стары вы ни были, когда вместо фамилии при обращении к вам употребляют слово «Джон», а к вашей жене и матери не обращаются с вежливым «миссис»; когда вас и днем, и ночью изнуряет мысль о том, что вы негр, и поэтому вы вынуждены вечно быть настороже, не зная, чего ожидать в следующий момент; когда вас мучит страх, находящий выход в чувстве обиды, когда постоянно приходится бороться с унизительным ощущением собственной никчемности, вот тогда бы вы поняли, почему больше ждать нам невмоготу. Наступает время, когда чаша терпения переполняется, и люди не желают больше быть повергнутыми в пучину несправедливости, где они испытывают разъедающее душу чувство отчаяния. Я надеюсь, господа, вы поймете наше законное и неизбежное нетерпение.

Вы выражаете озабоченность пo поводу того, что мы готовы нарушить закон. Это, конечно, естественное беспокойство. После того как мы так старались убедить народ подчиниться решению Верховного суда от 1954 г., объявляющему незаконной сегрегацию в государственных школах, странным и парадоксальным кажется сознательное нарушение нами закона. Нас могут спросить: «Как вы можете подчиняться одним законам и нарушать другие?». Ответ состоит в том, что существует два типа законов: справедливые и несправедливые. Я первый готов выступить за подчинение справедливым законам. Подчиняться справедливым законам — не только юридическая, но и моральная обязанность. И, наоборот, существует моральная обязанность не подчиняться несправедливому закону. И я согласен со святым Августином, что «несправедливый закон — это вообще не закон...»

Все положения о сегрегации несправедливы, ибо она разрушает личность человека и калечит его душу. ...В данном случае несправедливый закон навязывается большинством меньшинству вопреки его воле. Это — разногласие, превращенное в закон. С другой стороны, справедливый закон — это, когда меньшинство подчиняется большинству по собственной воле. Это единомыслие, превращенное в закон. ...Несправедливый закон навязывается меньшинству, которое не принимает участия в создании или принятии его, ибо лишено права свободно голосовать. Может ли кто-либо сказать, что законодательное собрание Алабамы, установившее сегрегацию, было избрано демократическим путем? В Алабаме пускаются в ход все способы, чтобы помешать неграм регистрироваться в качестве избирателей, и есть целые графства, где вообще не был зарегистрирован ни один негр, хотя негритянское население составляет в них большинство. Можно ли считать хоть один закон, принятый в таком штате, демократическим законом?

Это — лишь некоторые из примеров справедливых и несправедливых законов. Существуют и такие законы, которые справедливы по форме, но несправедливо применяются. Например, в пятницу я был арестован за участие в неразрешенной демонстрации. Конечно, нет ничего плохого в том, что для демонстрации требуется разрешение, но когда это используется для поддержания сегрегации и лишения граждан предусмотренного первой поправкой к конституции права на мирные собрания и мирный протест, то закон становится несправедливым.

Надеюсь, теперь вам ясна разница, о которой я говорю. Ни в коей мере не призываю я к тому, чтобы обходить или игнорировать законы, как это делал бы ярый сегрегационист. Это привело бы к анархии. Тот, кто нарушает несправедливый закон, должен делать это открыто, без ненависти, с готовностью принять наказание. Я считаю, что человек, нарушающий несправедливый, как подсказывает ему совесть, закон, с готовностью принимающий наказание и остающийся в тюрьме, чтобы пробудить у общества стыд за несправедливость, подает в действительности пример глубочайшего уважения к закону...

Я должен сделать вам два признания. Первое состоит в том, что за последние несколько лет я горько разочаровался в «умеренных» белых американцах. Я почти пришел к достойному сожаления выводу, что главный камень преткновения на пути негров к свободе — это не член Совета белых граждан и не куклуксклановец, а умеренный белый, более преданный «порядку», нежели справедливости, который предпочитает негативный мир (т. е. отсутствие напряженности) миру позитивному, означающему справедливость; который постоянно твердит: я согласен с целями, к которым вы стремитесь, но не могу согласиться с вашими методами прямого действия; который самодовольно считает, что может устанавливать срок для освобождения другого человека; который верит в миф о времени и постоянно советует неграм «подождать более удобного момента». Пустое сочувствие людей доброй воли расстраивает больше, чем абсолютное непонимание людей злой воли. Вялое одобрение разочаровывает гораздо больше, чем резкий отказ...

Мы, прибегающие к прямым ненасильственным действиям, вовсе не создаем новой напряженности. Мы просто вытаскиваем на свет божий уже существующую скрытую напряженность. Мы извлекаем ее на поверхность, чтобы она была видна, и с ней можно было бы иметь дело. Подобно нарыву, который никогда нельзя вылечить, пока он не вскрыт, во всем своем сочащемся гноем безобразии, и не подвергнут целебному воздействию воздуха и света, — прежде чем излечить несправедливость, ее также необходимо выставить, при всей напряженности, которую это вызовет, на свет людской совести и на воздух общественного мнения.

Вы называете нашу деятельность в Бирмингеме экстремистской. Сначала я был несколько обескуражен тем, что мои коллеги-священнослужители видят в моих ненасильственных действиях экстремизм. И я начал размышлять над тем, что нахожусь между двумя противоборствующими силами в негритянской общине. Одна из них — благодушие. Им полны негры, которые в результате долгих лет угнетения настолько лишились чувства самоуважения и человеческого достоинства, что приспособились к сегрегации, и небольшая группа из среднего класса, ставшая благодаря образовательным или экономическим преимуществам, а иногда и выгоде, извлекаемой ею из сегрегации, подсознательно безразличной к проблемам, волнующим негритянский народ. Вторая сила исполнена горечи и ненависти; она находится в опасной близости к пропаганде насилия. Ее воплощают различные негритянские националистические группы, возникающие по всей стране. Наиболее крупная и известная из них — движение «черных мусульман» под руководством Илайджи Мухаммеда. Это движение порождено постоянным крушением надежд из-за того, что расовая дискриминация продолжает существовать. Его создали люди, потерявшие веру в Америку, абсолютно отвергающие христианство и пришедшие к выводу о том, что белый человек — это «дьявол», не поддающийся исправлению.

Я пытался стать между этими силами, заявляя, что мы не должны следовать ни «ничегонеделанию» примирившихся, ни ненависти и отчаянию черных националистов. Существует лучший путь — любовь и ненасильственный протест. Я благодарю бога за то, что под влиянием церкви ненасилие вошло в арсенал нашей борьбы. Я уверен, что, если бы этой философии, не существовало, потоки крови залили бы многие улицы городов Юга. Более того, я убежден, что если наши белые братья отвергнут нас как «смутьянов» и «чужаков-агитаторов» (я говорю о тех из нас, кто работает в области ненасильственных действий) и откажутся поддержать нашу ненасильственную борьбу, то отчаяние и крушение надежд заставит миллионы негров искать прибежище и защиту в идеологии черных националистов, а это неизбежно приведет к кошмару расовых столкновений.

У негра накопилось много подавленных обид, его давно уже переполняете трудом сдерживаемое негодование. Он должен дать всему этому выход. Так дайте же ему возможность выходить иногда на демонстрацию; позвольте ему обращаться с просьбами к городским властям. Поймите, зачем ему нужны сидячие забастовки и рейды свободы. Если его подавляемые эмоции не найдут выхода в ненасильственных действиях, они проявятся в зловещих актах насилия. Это не угроза; это исторический факт. Поэтому я не сказал своему народу: «Избавьтесь от чувства недовольства», а постарался объяснить, что это нормальное и здоровое чувство должно найти созидательный выход в прямых ненасильственных действиях...

Я надеялся, что умеренные белые американцы заметят это. Возможно, я был настроен слишком оптимистически. Возможно, я ожидал слишком многого. Мне следовало бы помнить, что лишь немногие представители расы, угнетающей другую расу, могут понять исходящие из глубины души стоны угнетенных и их страстные стремления и еще меньшее число их в состоянии признать, что несправедливость надо выкорчевывать твердыми, настойчивыми и решительными действиями. Я рад, однако, что некоторые наши белые братья осознали значение этой социальной революции и не побоялись связать себя с ней. Число их пока еще слишком незначительно, но достоинства их велики. Одни из них... с пониманием, пророчески и ярко писали о нашей борьбе, другие шли в наших рядах по глухим закоулкам Юга. Они томились в грязных, переполненных тюрьмах, терпя оскорбления и жестокость разъяренных полицейских, называвших их «грязными негролюбами». В отличие от своих многочисленных братьев и сестер они осознали необходимость этого движения, осознали необходимость в мощном и действенном противоядии для борьбы с заразой сегрегации.

Разрешите сказать о моем другом разочаровании. Я крайне разочарован белой церковью и ее руководством. Конечно, были некоторые исключения. Я не забыл, что каждый из вас предпринял в этом отношении ряд важных шагов.

Когда несколько лет назад я очутился во главе движения протеста в Монтгомери, мне казалось, что белая церковь нас поддержит. Мне казалось, что белые священники, пасторы и раввины на Юге, будут в числе самых сильных наших союзников. Вместо этого часть из них превратилась в прямых противников, отказавшись понять цели освободительного движения и представляя его лидеров в искаженном свете; большинство других проявляло скорее осторожность, чем храбрость, и хранило молчание, пребывая в безопасности за витражными окнами своих храмов.

Я слышал, как многие священнослужители Юга призывали своих прихожан подчиниться десегрегации школ, ибо она стала законом, но как мечтал я услышать, что белые священники призывают к этому потому, что интеграция справедлива в моральном отношении и потому, что негры — ваши братья. В самый разгар крикливых несправедливостей против негров церкви белых стояли в стороне, изрекая благочестивые ненужности и ханжеские общие фразы. Сколько священников в дни мощной борьбы за избавление Америки от расовой и экономической несправедливости говорили: «Это социальные проблемы, к которым евангелие не имеет отношения...».

А ведь было время, когда церковь была чрезвычайно сильна. Это был период, когда первые христиане ликовали, что их сочли достойными пострадать за веру. В те годы церковь была не просто термометром, отмечающим идеи и принципы общественного мнения, но термостатом, трансформирующим нравы общества. В каком бы городе ни появлялись раньше христиане, власти приходили в беспокойство и стремились обвинить их в том, что они — «нарушители спокойствия» и «чужаки-агитаторы...». Однако христианство сумело положить конец такому древнему злу, как детоубийство и гладиаторские игры.

В наши дни все изменилось. Современная церковь — это слабый, нерешительный, неуверенно звучащий голос. Как часто она выступает с горячей поддержкой статус-кво...

Но я все-таки хочу возблагодарить бога за то, что хотя бы некоторые благородные души в церковной среде вырвались из парализующих цепей ортодоксального послушания и, присоединившись к нам, стали активными борцами за свободу. Они вышли из своих конгрегации, где им ничего не грозило, и прошли с нами по улицам Олбэни (Джорджия). Они шли по дорогам Юга в опасных рейдах свободы. Да, они вместе с нами попадали в тюрьмы. Некоторых из них изгнали из их церквей, и они лишились поддержки своих епископов и коллег. Но они шли, веря, что правда, даже побежденная, сильнее ликующего зла...

Я надеюсь, что церковь ответит на вызов, брошенный в этот решающий момент. Но даже если она не придет на помощь справедливому делу, я не теряю веры в будущее. Я не опасаюсь за исход нашей борьбы в Бирмингеме, даже если наши мотивы и поняты сейчас неправильно. Мы добьемся нашей цели — свободы в этом городе и во всей стране... И как бы нас ни оскорбляли и ни шельмовали, наша судьба неразрывно связана с судьбой Америки.

Мы были здесь еще до того, как пилигримы высадились в Плимуте⁴. Мы были здесь еще до того, как перо Джефферсона запечатлело на страницах истории величественные слова Декларации независимости⁵. Более двух веков наши праотцы трудились в этой стране, не получая никакой платы; они сделали хлопок «королем» Юга. Несмотря на жестокую несправедливость и позорное унижение, они создали дом для своих хозяев и благодаря своей безграничной жизненной стойкости не перестали существовать и развиваться. И если уж нас не остановили невыразимые жестокости рабства, то нынешним противникам это тем более не удастся. Мы завоюем свободу, потому что наши отдающиеся эхом требования воплощают священное наследие нашей страны и вечную волю господню.

Мне пора кончать. Но перед этим необходимо упомянуть еще об одном моменте в вашем послании, который глубоко меня встревожил. Вы тепло отозвались о бирмингемской полиции, похвалив ее за поддержание «порядка» и «предотвращение насилий». Не могу поверить, что вы продолжали бы так тепло о ней отзываться, если бы сами видели, как шестерых безоружных, не применявших насилия негров искусали натравленные на них злые, задыхающиеся от ярости, полицейские собаки. Не могу поверить, что вы с такой же готовностью хвалили бы полицейских, если бы стали свидетелями их безобразного бесчеловечного обращения с неграми здесь, в городской тюрьме, если бы вы видели, как полицейские осыпают бранью и швыряют старых негритянских женщин и девушек, как они пинают и хлещут по щекам старых и молодых негров, как они дважды отказывали нам в пище, только потому, что мы хотели все вместе хором спеть молитву. Извините, но я не могу присоединиться к вашим похвалам в адрес полицейского управления...

Я хотел бы, чтобы вы тепло отозвались об участниках демонстраций и маршей по улицам Бирмингема, воздав должное их мужеству, готовности к самопожертвованию и поразительной дисциплине, которая поддерживалась, несмотря на самые бесчеловечные провокации. Придет день, когда Юг признает своих подлинных героев. Среди них будет Джеймс Мередит, мужественно и с огромной целеустремленностью противостоявший глумящимся толпам врагов и страшному одиночеству, которое составляет удел всякого пионера. Среди них будут старые, всю жизнь подвергавшиеся угнетению, измученные негритянки, символом которых стала 72-летняя женщина из Монтгомери в штате Алабама, поднявшаяся на борьбу с чувством собственного достоинства и решившая вместе со своим народом не пользоваться автобусами «только для цветных». На вопрос одного из прохожих — не устала ли она, она ответила: «Ноги у меня устали, зато душа отдыхает». Среди них будут школьники и студенты, молодые служители церкви и множество пожилых негров, устраивавших сидячие демонстрации в закусочных и добровольно шедших в тюрьму за дело своей совести. Придет время, и Юг поймет, что когда эти неимущие дети христовы садились у буфетных стоек, они на самом деле вставали на борьбу за все лучшее в Америке...

Если в своем письме я допустил нечто, звучащее как преувеличение и говорящее о неразумной нетерпимости, прошу меня простить. Если же что-либо в моем письме звучит как недооценка истинного положения вещей и указывает, что я слишком терпелив и готов смириться с тем, что не ведет ко всеобщему братству, то да простит меня бог...

[М. L. King. Letter from Birmingham Jail. Freedom Now! The civil Rights Struggle in America. New York, 1964, p. 10 — 21.]

¹ В апреле 1963 г. после негритянских демонстраций в г. Бирмингеме (штат Алабама), организованных под руководством М. Л. Кинга, восемь алабамских священнослужителей — представителей разных религий, выступавших ранее за подчинение решениям суда по расовым вопросам и «проникнутое доброй волей стремление к расовой гармонии», опубликовали открытое письмо М. Л. Книгу. В нем они призывали к прекращению демонстраций, критиковали приезжих «чужаков» за организацию этих демонстраций и требовали, чтобы негритянская община вместе с ответственными белыми чиновниками и гражданами «мирно урегулировала расовые проблемы». При этом они одобрительно отзывались о городских властях и полиции за «спокойное обращение» с демонстрантами. Оказавшись в бирмингемской тюрьме за отказ прекратить мирные демонстрации, М. Л. Кинг 16 апреля 1963 г. ответил им этим письмом.

² Ф. Шатлсуорт — один из деятелей движения в защиту гражданских прав в Бирмингеме, священник.

³ Юджин Коннор, по прозвищу «Бык» — комиссар общественной безопасности (шеф полиции) Бирмингема в 1963 г.

⁴ В 1620 г. из Саутгемптона в Англии прибыло в Америку небольшое судно «Мэйфлауэр» («Майский цветок» или «Ландыш»), пассажиры которого — пуритане («отцы-пилигримы», как их стали называть), спасавшиеся от религиозных преследований на родине, основали колонию Нью-Плимут — одно из первых английских поселений в Северной Америке. Первые негры па территорию нынешних США были привезены испанцами еще в 1526 г. В английском поселении Джеймстаун в Виргинии негры появились впервые в 1619 г.

⁵ Декларацию независимости, автором которой был Томас Джефферсон, провозгласили в 1776 г.

Столетие назад Авраам Линкольн — великий американец, тень памятника которому символически осеняет нас сейчас, подписал Прокламацию об освобождении. Этот знаменательный документ стал лучом надежды для миллионов негров-рабов, задыхающихся под бременем иссушающей и опаляющей несправедливости. Он пришел, как радостный рассвет после долгой ночи рабства.

Но сейчас, сто лет спустя, мы оказались перед лицом того трагического факта, что негритянский народ все еще лишен свободы. Сто лет спустя жизнь негров все еще окутана цепями сегрегации и дискриминации. Сто лет спустя негры все еще обитают на острове нищеты в окружающем его океане процветания. Сто лет спустя негр все еще прозябает на самом дне американского общества и чувствует себя изгнанником в своей собственной стране. Вот почему мы пришли сюда сегодня, чтобы привлечь внимание к этому ужасному положению.

В каком-то смысле мы собрались в столице нашей страны, чтобы предъявить к оплате наш чек. Когда основатели нашего государства начертали величественные слова конституции и Декларации независимости, они выдали народу своего рода чек, на который имел право каждый американец. Это было обязательство, гарантирующее людям неотъемлемое право на жизнь, свободу и стремление к счастью.

Сегодня всем ясно, что Америка нарушила свои обязательства, по крайней мере в отношении своих цветных граждан. Вместо того чтобы честно соблюдать это священное обязательство, она выдала негритянскому народу фальшивый чек, который был возвращен ему с пометкой «недостаточно гарантирован». Но мы отказываемся признать, что банк справедливости в нашей стране потерпел банкротство. Мы отказываемся верить в то, что огромные возможности, имеющиеся у нашей страны, исчерпаны. Поэтому мы пришли предъявить к оплате этот чек, который по нашему требованию должен обеспечить нам свободу, безопасность и справедливость. Мы пришли на это священное место также и для того, чтобы напомнить Америке о крайней неотложности проблемы. Мы больше не можем позволить себе роскошь ограничиваться пилюлями градуализма¹. Настало время реально осуществить обещанную демократию. Настало время выйти из темного ущелья сегрегации на залитую солнцем дорогу расовой справедливости.

Было бы фатальным для страны недооценить неотложность этой задачи и решимость негритянского народа. Жаркое лето законного недовольства негров будет длиться до тех пор, пока на смену ему не придет вдохновляющая осень свободы и равенства. 1963 год — это начало, а не конец. Тех, кто рассчитывает, что неграм достаточно лишь «выпустить пар», а затем они успокоятся и страна сможет вернуться к своим обычным делам, ждет неприятное пробуждение. Америка не будет знать ни покоя, ни отдыха до тех пор, пока негры не получат прав гражданства. Вихри волнений будут раскачивать устои нашей страны до тех пор, пока не настанет светлый день справедливости.

Но я должен сказать кое-что и своему народу, приблизившемуся к порогу царства справедливости. В борьбе за завоевание причитающегося нам по праву положения мы не должны оказаться виновными в каких-либо дурных поступках. Мы не должны утолять свою жажду свободы из чаши горечи и ненависти. Мы всегда должны вести борьбу с высоким чувством достоинства и дисциплины. Наш активный протест не должен опускаться до физического насилия. На грубую физическую силу мы снова и снова должны отвечать величием своего духа. Поразительное боевое настроение, охватившее негритянский народ, не должно обернуться недоверием ко всем белым людям, так как многие из наших белых братьев — и об этом свидетельствует их присутствие здесь сегодня — пришли к пониманию того, что их судьба связана с нашей судьбой, а их свобода является неразрывной частью нашей свободы. Мы не можем шагать в одиночестве.

И пока мы шагаем, мы должны дать клятву, что будем идти вперед. Мы не можем повернуть назад. Находятся люди, которые спрашивают борцов за гражданские права: «Когда же вы будете удовлетворены?» Мы не будем удовлетворены до тех пор, пока негры остаются жертвами не поддающихся описанию жестокостей полиции. Мы не будем удовлетворены до тех пор, пока наши падающие от усталости братья не смогут получить пристанище в дорожных мотелях и городских отелях. Мы не будем удовлетворены до тех пор, пока любой переезд негритянской семьи будет просто переездом из меньшего гетто в большее. Мы не будем удовлетворены до тех пор, пока негр в Миссисипи не может голосовать, а негр в Нью-Йорке сознает, что ему не за кого голосовать. Нет, мы не удовлетворены и не будем удовлетворены до тех пор, пока справедливость и право не смоют подобно мощному потоку все преграды на своем пути.

Я не забываю о том, что многие из вас оказались здесь после суровых испытаний и горестей. Некоторые из вас только что вырвались из мрачных тюремных камер; другие прибыли из районов; где за стремление к свободе на них обрушилась буря преследований и полицейских жестокостей. Вы оказались жертвами расистского террора. Продолжайте свое дело с верой в то, что незаслуженные страдания принесут свои плоды.

Возвращайтесь в Миссисипи, возвращайтесь в Алабаму, возвращайтесь в Южную Каролину, в Джорджию и Луизиану, возвращайтесь в трущобы и гетто северных городов, зная, что нынешнее положение может и должно быть изменено. И пусть мы никогда больше не погрузимся в бездну отчаяния.

Сегодня я говорю вам, друзья мои, что, несмотря на все лишения и трудности, у меня все еще есть мечта и она неотделима от мечты всей Америки.

Я мечтаю о том, что в один прекрасный день наша страна возвысится, чтобы жить в полном соответствии с принципами нашего кредо: «...Все люди сотворены равными».

Я мечтаю о том, что в один прекрасный день наша )ана возвысится, чтобы жить в полном соответствии принципами нашего кредо: «...Все люди сотворены вными».

Я мечтаю о том, что в один прекрасный день на чудесных холмах Джорджии сыновья бывших рабов и сыновья бывших рабовладельцев смогут сесть рядом за стол братства.

Я мечтаю о том, что в один прекрасный день даже изнемогающий от притеснений и несправедливости штат Миссисипи превратится в оазис свободы и справедливости.

Я мечтаю о том, что в один прекрасный день мои четверо маленьких детей будут жить в стране, где о них будут судить не по цвету кожи, а по цельности их натуры.

Я мечтаю о том, что в один прекрасный день штат Алабама, губернатор которого цедит сегодня сквозь зубы слова о «вмешательстве и уничтожении», превратится в место, где черные девочки и мальчики смогут взять за руки белых девочек и мальчиков и гулять вместе как братья и сестры.

...И если Америка должна быть великой страной, эта мечта должна стать явью. Так пусть же гимн свободе зазвучит с холмов Нью-Гемпшира. Пусть звучит он с холмов и возвышенностей Нью-Йорка и Пенсильвании! Пусть звучит он со снежных скал Колорадо и причудливых пиков Калифорнии!

Но не только оттуда: пусть звучит он и со скалистых гор Джорджии!

Пусть звучит он с каждого холма и с каждой дамбы Миссисипи! С каждого бугра и возвышенности пусть звучит гимн свободе...

[I have a dream,.. Речь, произнесённая М. Л. Кингом на митинге в Вашингтоне 28 августа 1963 г. (The day they marched. Chicago, 1963, p. 83 — 87).]

¹ Градуализм (от англ. gradual — постепенный) — политика постепенных мелких реформ и уступок, проводимая в отношении американских негров правящими кругами США.

...Негры были очень разочарованы тем, что процесс десегрегации школ проходит так медленно. Они знали, что в 1954 г. высшая судебная инстанция в стране издала декрет о проведении десегрегации школ «со всей возможной быстротой». Они знали, однако, что осуществление этого решения Верховного суда всячески оттягивалось. В начале 1963 г., через девять лет после этого исторического решения, только около девяти процентов учащихся-негров на Юге страны посещали интегрированные учебные заведения. Если бы дело продолжалось и далее такими темпами, то интеграция школ па Юге стала бы реальностью только в 2054 г.

В решении Верховного суда нашла свое отражение его осведомленность в том, что будут делаться попытки уклониться от выполнения этого решения. Фраза «со всей возможной быстротой» означала, что не следует ожидать нового столетия для того, чтобы покончить с обучением негритянских детей в сегрегированных школах. Она означала, что, учитывая необходимость смягчить старые отношения и устаревшие обычаи, демократия должна шагнуть вперед из невежества и нетерпимости прошлого в настоящее, предоставив людям право на образование и моральную свободу.

Однако данные статистики ясно говорят, что это решение Верховного суда не одержало победы над сегрегационистами Юга. Диксикраты отнеслись к нему с полным пренебрежением. Оправившись от первоначального смущения, эти защитники статус-кво перешли в наступление, осуществляя свой собственный проект десегрегации. В результате предполагаемый быстрый прогресс на деле свелся лишь к допуску двух процентов негритянских детей в школы для белых в большинстве районов Юга и меньше одной десятой процента — в некоторых местах глубокого Юга.

Существовал и другой фактор, препятствующий быстрому осуществлению десегрегации школ, — фактор, о котором мало кто знает и который еще меньше осознают: то обстоятельство, что вскоре после решения 1954 г. Верховный суд отошел от своей позиции и одобрил Закон о распределении учащихся. Этот закон разрешал самим штатам определять, в какие школы направлять школьников, исходя из положения семьи, способностей и других субъективных критериев. Закон о распределении учеников преследовал далеко идущие цели: видоизменить и ограничить процесс интеграции школы, тогда как первоначальное решение Верховного суда было направлено на ликвидацию сегрегации. Не меняя формально своей позиции, Верховный суд по существу давал легальную санкцию токенизму¹, создавая предпосылки сохранения сегрегации на неопределенное время, хотя она и считалась незаконной.

Для того чтобы понять глубокое разочарование, охватившее негров в 1963 г., следует сравнить их чувства в момент, когда было принято решение о десегрегации школ, и в последующие девять лет. Чувство радости и надежды в связи с принятием Верховным судом этого решения сменилось чувством отчаяния, когда стало ясно, что это решение еще долго не удастся претворить в жизнь.

Другой причиной вспышки возмущения явилось глубокое разочарование в обеих политических партиях. В Лос-Анджелесе во время предвыборной кампании 1960 г. демократическая партия, излагая свою платформу, провозгласила широкие гражданские права для всех. Знаменосцы ее красноречиво повторяли, что новый президент уделит этому наболевшему вопросу особое внимание. На своем конвенте в Чикаго республиканская партия щедро обещала неграм гражданские права, хотя ее кандидат не прилагал особых усилий во время предвыборной кампании, чтобы убедить избирателей в том, что он выполнит эти обещания.

Затем наступили 1961 и 1962 гг., обе партии ничего не сделали для дела справедливости. В конгрессе реакционные республиканцы выступали заодно с диксикратами. У негров росло ощущение, что правительство слишком упростило и недооценило вопрос о гражданских правах. Президент Кеннеди, если и не отказался от своего основного обещания, данного во время избирательной кампании, то и не спешил выполнить его. Мы имеем в виду обещание ликвидировать дискриминацию в жилищном вопросе одним «росчерком пера». Когда же Кеннеди, наконец, подписал, спустя два года, после того, как стал президентом, соответствующий закон, то, хотя этот закон и заслуживал всяческих похвал, он не смог решить проблему дискриминации в жилищном вопросе посредством оказания финансовой помощи со стороны банков и других учреждений.

Хотя негры и были назначены на некоторые важные посты, а в Белом доме негритянским лидерам был оказан радушный прием, мечты основной массы негритянского населения так и остались мечтами. Негр узнал ту же самую старую кость, которую ему уже бросали раньше, только теперь ее вежливо преподнесли ему.

Правительство предполагало подойти к решению вопроса о дискриминации на Юге, организовав ряд судебных процессов, направленных главным образом на защиту избирательных прав негров. Но стала расти активность негров и на других фронтах. После каждых новых негритянских волнений нам советовали, иногда в личной беседе, иногда публично, прекратить наши действия и направить нашу энергию в русло регистрации избирателей. В таких случаях мы обычно соглашались с важностью вопроса об избирательных правах, но терпеливо пытались объяснить, что негры не хотят отказываться и от остальных прав, хотя сейчас все внимание и сконцентрировано только на одном из них.

Разговор о настроениях и чувствах негров в 1963 г. не будет полным, если не учитывать связи негритянской революции с международными событиями. На протяжении всего периода «холодной войны» негры видели, что правительство не раз оказывалось на грани ядерного конфликта. В качестве оправдания риска возможного уничтожения человечества всегда выдвигался аргумент о готовности Америки «идти до конца ради сохранения свободы». Эта готовность прибегнуть к крайним мерам для защиты свободы оказалась трагически непонятной для негров, ибо внутри страны существовала своя угроза, которая непосредственно касалась их свободы. Поскольку негры никогда не были настолько эгоистичны, чтобы заниматься только своими собственными проблемами и игнорировать ухудшение международного положения и события, происходившие в мире, то для них особенно горькая ирония звучит в словах о том, что Америка борется за свободу в других странах и не может обеспечить свободы 20 млн. граждан своей страны.

Негров вдохновляла и другая мощная сила. Они пристально следили за тем, как происходил процесс деколонизации и освобождения народов Африки и Азии после второй мировой войны. Они знали, что желтые, черные и коричневые народы считали американских негров слишком пассивными, не способными прибегнуть к сильным мерам, чтобы завоевать себе свободу. Негры помнили приезд в их страну главы одного африканского государства, которого приветствовала делегация видных американских негров. Когда они начали перечислять ему длинный список своих обид и жалоб, гость устало махнул рукой и сказал: «Я знаю, что тут у вас происходит. Мне известно все, что вы мне рассказываете об отношениях белых к неграм. А теперь ответьте мне: «Что же негры делают для себя?»

Американский негр увидел в странах, в которых его предки были схвачены и превращены в рабов, расцвет политического прогресса. Он знал, что еще тридцать лет назад во всей Африке было всего лишь три независимых государства. Он знал также, что к 1963 г. в Африке появились еще тридцать четыре независимых государства, народы которых освободились от колониальных цепей. Он видел, что негры — государственные деятели голосуют по жизненно важным вопросам в Организации Объединенных Наций, тогда как во многих городах его собственной страны негров не допускают к избирательным урнам. Он видел черных королей и князей, управляющих своими странами из роскошных дворцов, тогда как он был обречен жить в гетто. Являясь свидетелем прогресса негров за рубежом и наблюдая рост уровня жизни в своей стране, американский негр, естественно, потребовал в 1963 г. права принимать участие в управлении страной и права на нормальные условия жизни по американским стандартам, а не по стандартам колониальной нищеты.

Еще одним дополнительным и решающим фактором, заставившим американского негра выйти на улицу, выйти из окопа па линию огня, стало ясное осознание того факта, что, хотя со дня освобождения от рабства прошло сто лет, положение его не особенно изменилось.

С наступлением 1963 г. по всей стране намечалось отпраздновать юбилей Прокламации об освобождении — сотую годовщину освобождения негров от оков рабства. Губернаторы штатов и мэры городов хотели использовать эту дату, чтобы повысить свой политический престиж. Они создавали комиссии, принимали представителей различных комитетов, издавали постановления, устраивали обеды, пышные приемы — словом, поощряли всякую общественную деятельность. Шампанское в тот год лилось рекой под аккомпанемент громких фраз о важной для демократии вехе, отмечаемой в 1963 г.

Но увы! Все эти речи и рекламные празднества в честь столетней годовщины напомнили негру, что он все еще не свободен, что он все еще находится в скрытом рабстве. Как выразился бывший тогда вице-президентом Линдон Джонсон: «Освобождение было только провозглашено, но не стало реальной действительностью». Перо великого освободителя² принесло негру свободу физическую, но реальные условия, в которых он оказался, оставили его в оковах политического, психологического, социального, экономического и интеллектуального рабства. На Юге дискриминация негров осталась в своей неприкрыто грубой форме. На Севере она существовала в скрытой, утонченной форме.

Негру также пришлось признать, что спустя столетие после своего освобождения он продолжает жить на пустынном острове экономической необеспеченности, в центре обширного океана материального процветания. Негры все еще находятся на нижней ступеньке экономической лестницы. Они живут в двух концентрических кругах сегрегации. В одном они находятся из-за цвета кожи, тогда как другой создан их нищетой. Средний негр появляется на свет в обстановке нужды и лишений. Его борьба против этих условий жизни наталкивается на барьер в виде расовой дискриминации. Он лишен права получить нормальное образование, лишен элементарных социальных и экономических прав. Когда он ищет возможности осуществить принадлежащие ему по конституции права, он получает совет «подтянуться на собственных шнурках от ботинок»³, совет, который нельзя выполнить по той простой причине, что он бос.

К 1963 г. большая часть рабочих Америки уже забыла о Великой депрессии⁴ или вообще никогда о ней не знала. Медленный, но постоянный рост безработицы коснулся и части белых рабочих, но среди них все еще из каждых двадцати человек безработным был лишь един. У негров дело обстояло иначе. Безработица среди негров в 1963 г. была в два с половиной раза больше, чем среди белых; а их средний доход был равен половине дохода белых рабочих. Многие белые американцы доброй воли никогда не связывали расизм с экономической эксплуатацией. Они осуждали расовые предрассудки, но терпели или игнорировали экономическую несправедливость. Однако негру известно, что оба эти зла тесно переплетены между собой. Он знает это хотя бы потому, что его брали на работу только оттого, что оплата его труда была значительно ниже необходимой для поддержания нормального жизненного уровня. Он знает также, что значительно более низкий уровень заработной платы на Юге, чем на Севере, отнюдь не является географической случайностью, Ему известно, что сейчас много говорят о росте числа работающих женщин, но это отнюдь не является чем-то необычным в жизни негров. Средняя негритянская женщина всегда должна была работать, чтобы помочь мужу содержать семью.

К 1963 г. экономическая структура американского общества оказалась такой, что самая низкооплачиваемая и трудоемкая работа предназначалась негру. Если он пытался изменить положение, перед ним сразу же вставал высокий барьер расовой дискриминации. Когда наступило лето, негритянское население Америки оказалось перед лицом быстро растущей безработицы. Равенство означало достоинство, а достоинство требовало предоставления работы, которая позволила бы не беспокоиться о будущем, и заработной платы, которой хватило бы на всю неделю.

Для негра экономическая проблема усложнялась внедрением и ростом автоматизации. Поскольку дискриминация и отсутствие образования обрекали его на неквалифицированный или полуквалифицированный труд, негру приходилось и приходится быть первой жертвой технологического прогресса. К тому же он слишком хорошо знал, что не существует никакой действенной программы переподготовки, которая могла бы действительно помочь ему преодолеть эту преграду

Символом «цветного барьера» в области найма на работу было строительство. Негру, чей рабский труд помог создать страну, говорили, с одной стороны, предприниматели, а с другой — профсоюзные боссы, что ему нет места в этой отрасли. На строительство в городах, штатах и во всей стране тратились миллиарды долларов, в которые входили и налоги, выплачиваемые неграми, но заработать здесь негр не мог ничего. Никто из видевших огромные мосты, высокие здания, новые доки и мощные заводы и фабрики на Юге страны не задал бы вопроса, умеют ли негры строить, если бы им дали возможность научиться этому. Только неприкрытая, грубая расовая дискриминация не допускала негров к этой работе.

В 1963 г. негр, в течение многих лет уже понимавший, что в действительности он не свободен, ясно осознал, что прошло столетие с тех пор, как Линкольн поставил свою подпись под документом об освобождении рабов.

Столетняя годовщина освобождения побудила негра действовать...

[М. L. К i n g. Why we can't wait. New York, 1964 (отрывок из 1-й главы опубликованной в 1964 г. книги М. Л. Кинга «Почему мы не можем больше ждать»).]

¹ Токенизм (от английского слова token — имеющий видимость) — в данном случае политика символических реформ, создающих видимость постепенного уравнения негров с белыми американцами в гражданских правах и социально-экономическом положении.

² Имеется в виду президент США А. Линкольн, подписавший в сентябре 1862 г. Прокламацию об освобождении негров от рабства.

³ Американское выражение, аналогичное известной шутке: «Спасение

⁴ Имеется в виду экономический кризис, охвативший капиталистический мир в 1929 — 1933 гг.

Ровно через сто лет после того как Авраам Линкольн написал Прокламацию об освобождении, негры написали свой документ о свободе — своим собственным способом. В 1963 г. движение за гражданские права сплотилось вокруг нового метода борьбы за социальные перемены — метода ненасильственных прямых действий. Оно выдвинуло на передний план условия найма па работу и другие экономические проблемы, тогда как раньше главное внимание уделялось проблемам дискриминации и избирательных прав. Тем самым эпизодический социальный протест превратился в молот социальной революции.

Уже через несколько месяцев более чем в тысяче американских городов произошли уличные демонстрации, и более 20 тыс. участников движения ненасильственного сопротивления были посажены в тюрьму.

Ничто в истории негритянского движения, за исключением периода Реконструкции, не может сравниться по интенсивности, широте охвата и мощи с этим невиданным подъемом. Многие недели внимание не только нашей страны, но и всего мира было приковано к этим событиям. Устои страны пошатнулись под воздействием подлинно новой силы в американской жизни. Негритянское движение созрело и энергично утверждает себя.

Влияние этой новой силы, проявляющейся на новом уровне, таково, что проблему гражданских прав никогда уже не удастся снова оттеснить па задний план. Не будет «столетних тяжб»¹, которыми цинично угрожают сторонники сегрегации. Не будет также легких компромиссов, отвлекающих внимание движения от главной цели и вызывающих застой. Проблема либо будет решена сейчас, либо она беспрерывно будет подрывать политическую и социальную жизнь страны, вызывая мучительные конвульсии.

В последние два десятилетия наш современный мир вступил в новую эру, характеризующуюся многосторонней борьбой за права человека. Целые континенты испытали социальные взрывы под нажимом миллиарда людей, которые хотят вырваться из оков прошлого и вступить в современное общество...

Движение негров за свободу является американским проявлением этого всемирного брожения. Оно является составной частью всемирной эры перемен, и в этом — источник его силы и долговечности. Вот в какой обстановке проблема гражданских прав возникает перед конгрессом 88-го созыва в период кампании подготовки к президентским выборам 1964 г.

Прежние законы о гражданских правах были сформулированы осторожно. Они были призваны главным образом предотвращать протесты негров. Они преследовали двойную и противоречивую цель — сводить к минимуму перемены и одновременно приглушать протест. Прежние законы разрабатывались и обсуждались в основном в спокойной обстановке. Законопроект², который обсуждается в конгрессе сейчас, это детище бури, продукт глубокого потрясения, какого страна в мирное время не испытывала еще никогда.

Конгресс уже признал, что этот законопроект нуждается в самом срочном рассмотрении и что уклониться от этого нелегко. Новые масштабы движения за гражданские права находят свое выражение в уже разработанных планах вмешательства в обсуждение законопроекта в конгрессе на наиболее критических и важных этапах. Они находят еще более важное выражение в планах, призванных гарантировать проведение законопроекта в жизнь, когда он будет принят. И, наконец, существуют резервные планы с тем, чтобы сделать политические выводы, если законопроект будет отвергнут или выхолощен.

Как и предсказывалось, законопроект выдержал бой в палате представителей. Теперь он передан сенату, где его ждет новая битва, которая, вероятно, будет напоминать о бирмингемских событиях.

Через 101 год после освобождения негров, безусловно, можно ждать от сенаторов, чтобы они дали отпор обструкционистам в духе героев Бирмингема. При обсуждении законопроекта они не должны поддаваться соблазну компромисса, как средства положить конец обструкции. Они могут использовать бирмингемский метод, непрерывно продолжая заседания сената и показывая сторонникам сегрегации, что превосходят их в выдержке. Ненасильственное сопротивление можно практиковать не только на улицах, но и в сенате³.

Не может быть лучшего памятника детям Бирмингема, чем решимость сената впервые в истории дать решительный отпор попыткам устраивать обструкции при обсуждении законопроекта о гражданских правах. Погибших детей нельзя вернуть к жизни, но живым детям можно дать лучшую жизнь. Убийцы, которые спокойно разгуливают по улицам, останутся все еще безнаказанными, но им будет нанесено поражение.

Важный момент заключается в том, что, если обструкциям не будет дан отпор, диксикраты будут вправе считать, что они имеют дело не с непримиримым врагом, а просто с группой придир и ворчунов. Негры не удовлетворятся половинчатым законом. Сторонники гражданских прав в сенате должны будут найти в себе достаточно сил, чтобы одержать полную победу. Всякий компромисс в условиях нынешней политической действительности будет расцениваться как поражение.

Хотя внимание теперь надлежащим образом приковано к законопроекту, все же небесполезно расширить нашу перспективу, оглянувшись несколько назад. В последние годы негритянские права подверглись угрозе из-за путаницы в тактике. В первые годы правления Кеннеди ратовали за использование исполнительной власти как более эффективного оружия, чем законодательные действия. Тогда говорили, что законы существуют, но неудовлетворительно проводятся в жизнь, что широкое применение исполнительной власти может привести ко многим важным переменам. Комиссия по гражданским правам — самый неавторитетный из правительственных органов — начала свое существование в обстановке политической изоляции, ибо ни одна сторона ее не уважала. В одном из своих первых докладов она заявила, что само федеральное правительство оказывает более значительную финансовую поддержку сегрегации, чем какой бы то ни было другой орган. Это зло, как указывала комиссия, можно в значительной мере устранить действиями самого правительства.

Президент Кеннеди действительно начал по-новому использовать свою президентскую власть, разоблачая практику многих правительственных органов, на которую мало обращали внимания. Были проведены кое-какие важные перемены, изменившие профиль некоторых органов. Его Комитет по обеспечению равных возможностей при найме на работу, который возглавлял тогдашний вице-президент Джонсон, открыл неграм доступ к работе на многих предприятиях Юга и дал им более широкие возможности. Хотя темпы были медленными, а цель — далека, направление было правильным.

Президент Кеннеди, кроме того, после долгих проволочек издал указ, запрещающий сегрегацию в жилых домах, построенных на государственные средства. Это постановление, однако, было сильно ослаблено разными оговорками и до сегодняшнего дня не привело к значительному изменению практики предоставления квартир в таких домах. Тем не менее это был еще один пример использования президентской власти, и, хотя узость концепции и неудовлетворительное проведение ее в жизнь ограничили эффект, все же сквозь густые чащи была пробита новая тропа. Активные и готовые к действиям силы, борющиеся за гражданские права, могут построить по этой тропе широкую дорогу. Эти примеры действий исполнительной власти показывают, что даже при отсутствии закона возможны какие-то достижения.

Однако до того, как началась серьезная кампания в этом направлении, развертывание активных массовых действий вновь поставило во главу угла законодательные меры, и с этого времени фактически все внимание общественности приковано к конгрессу. Возможно и непреднамеренно, но один метод оказался противопоставленным другому; изучение вопроса о применении исполнительной власти и само применение ее отошли на второй план, когда в центре внимания оказалась битва в законодательных органах. Но почему движение за гражданские права должно отказываться от одного оружия, когда найдено другое?

Нельзя допустить, чтобы позитивное применение исполнительной власти прекратилось только потому, что возможны достижения в законодательной сфере. Более того, когда законопроект получит силу закона, его жизнеспособность и действенность будут в такой же мере зависеть от его проведения в жизнь, как и от решительности тона его формулировок.

Законодательные акты, как и решения суда, провозглашают права, но это еще не значит, что тем самым эти права автоматически обеспечиваются. В конечном счете от действий исполнительной власти зависит авторитет и действенность закона. О зыбкости права, обеспечиваемого законом, можно судить по тому факту, что несколько лет тому назад федеральный закон дал право на назначение федеральных регистраторов там, где кому-то отказывают в избирательном праве. Однако до сих пор ни один регистратор еще не включил в список ни одного избирателя из миллионов негров, по-прежнему лишенных избирательных прав. Еще более разительный пример вакуума в сфере исполнительной власти... заключается в том, что Закон о гражданских правах, принятый в 1866 г.⁴, до сих пор еще не проведен в жизнь на Юге. Глава 10-я (разделы 241 и 242) уголовного кодекса Соединенных Штатов прямо называет преступлением такие действия, когда должностные лица лишают граждан их конституционных прав и участвуют в заговорах для достижения этой цели. Хотя этот закон нарушался бесчисленное множество раз, министерство юстиции очень редко пыталось добиться проведения его в жизнь.

Дело в том, что федеральный закон настолько широко нарушается на Юге, что не будет преувеличением сказать, что федеральный союз едва ли является реальностью. Для негра на Юге это — скорее печальный миф. Его эксплуатируют, сажают в тюрьму и даже убивают, но, хотя все это наказуемо по федеральным законам, притеснения в общем продолжаются в прежних масштабах.

Самые трагичные и частые нарушения находят свое проявление в жестокостях полиции и в применении против негров юридически недопустимых местных законов штата. Многие белые американцы на Севере почти не представляют себе, как чудовищно ведет себя полиция и какое широкое распространение получила такая практика. Комиссия по гражданским правам после Детального научного и вполне объективного анализа объявила, что это одно из худших проявлений угнетения негров. Широкие круги начинают отдавать себе отчет в этом только во время ненасильственных демонстраций и часто делают вывод, что инциденты, свидетелями которых они были, это нетипичные примеры недопустимого поведения. Что это обычное поведение, а не какое-то исключение, мало кому известно.

Еще в слишком многих районах на Юге негры каждый день испытывают на себе жестокость полиции, встречающую поддержку или в лучшем случае безразличие властей. Они живут в полицейском государстве, которое, как это ни парадоксально, существует внутри нашей республики. В таких условиях случайный судебный иск федерального правительства, который годами может рассматриваться разными судебными органами, — не выход из положения. Иногда это даже хуже, чем ничего. Такие случаи демонстрируют никчемность и слабость федеральной власти.

Люди часто задаются вопросом, почему после бурного начала и героических жертв демонстрации на Юге затухают. Ответ очень прост — негров подавляют голой силой. Аппарат штата, который на протяжении многих десятилетий привык безнаказанно действовать против негров, пользуется фактически бесконтрольной властью. В таком неравном бою медленно рассматриваемая федеральная жалоба или спорадическое и подчас неэффективное федеральное посредничество помогает неграм, пожалуй, не больше, чем просто ободрительный хлопок по плечу.

Негры пришли к выводу, что ненасильственные прямые действия — это поистине чудодейственный метод обуздания силы, но это не панацея. Когда тысячи прожекторов освещают злодеяния полиции на Юге, ее винтовки и дубинки временно бездействуют. Однако власть имущие на федеральном Юге настолько потеряли совесть, что даже в присутствии миллионов свидетелей полиция по-прежнему пускает в ход такие варварские средства, как электрические прутья и брандспойты. А когда то или иное действие можно совершать под прикрытием темноты, изуверство уже не знает предела. Примером этому может служить взрыв в воскресной школе, при котором погибло четверо детей. Были и другие случаи убийств и взрывов.

Когда против негров Бирмингема был брошен полицейский броневик, это сочли чудовищным, но редким примером того, как распоясывается местная полицейская власть. В последние недели мэр Джексона (штат Миссисипи) хвастался тем, сколько боевой техники он накопил к будущему лету. В нее входит «томпсоновский танк» — бронированная машина, весящая 13 тыс. фунтов, в которой умещается 12 человек, вооруженных винтовками, слезоточивым газом и автоматами. Мобильное снаряжение включает также три войсковых транспортера, две прожекторных установки и три гигантских грузовика с прицепами — в общей сложности 500 человек плюс резерв в виде заместителей шерифов, войск штата, гражданских служащих и районных гражданских патрулей. Эта местная армия с нескрываемой враждебностью и хорошо известной воинственностью ждет демон-стантов, отрицающих насилие.

Неизбежный вывод таков: в то время как негры проявляют исключительное мужество, решив пользоваться методом ненасильственных прямых действий, самое могущественное правительство в мире почти полностью предоставляет их самим себе перед лицом вооруженной до зубов армии. Они терпят насилие, чтобы раскрыть народу глаза на свои муки и заявить протест, но их правительство неспособно проявить достаточно смелости и решительности, чтобы прийти им на помощь...

Нестерпимые условия на Юге требуют, чтобы наряду с борьбой за принятие нового закона правительство по-новому посмотрело на свои полномочия и на возможности их использования. Президент и руководители всех причастных к этому делу органов должны уделить необходимое время изучению этого вопроса, им следовало бы буквально запереться в комнате и не выходить, пока не будут найдены ответы.

Примером положительных новшеств, которые можно было бы ввести, служит использование федеральных судебных исполнителей, что практиковалось в последние годы в ситуациях, когда нецелесообразно использовать войска. Ранее никто не думал об использовании судебных исполнителей для утверждения гражданских прав...

Следовало бы подумать над тем, что могли бы сделать судебные исполнители для установления законности на Юге. До сих пор — какой бы разумной пи была идея их использования — их слишком часто поспешно отзывают, и их использование толкуется как чрезвычайная мера, без всяких намеков на то, что они могли бы остаться на месте до тех пор, пока этого требуют обстоятельства, т. е. неподчинение закону.

Прежде всего федеральное правительство не должно упускать из виду тот факт, что героика некоторых должностных лиц на Юге производит больше впечатление своей сценичностью, чем решимостью. Одетые в боевые доспехи бригады призваны терроризировать негров и вызывать тревожную иллюзию войны у охваченных робостью очевидцев на Севере и на Юге. Но они не запугают негров, которые забыли, что такое страх. И они не должны запугать федеральную власть, которая без колебаний посылает свои вооруженные силы в самые различ.-. ные районы мира...

Еще одним примером плодотворных поисков по юридическим путям федеральных законов было открытие того факта, что Комиссия по торговле между штатами имеет право требовать десегрегации на автобусном транспорте между штатами и на конечных станциях этих автобусных линий. Это обстоятельство, которое пришло на помощь участникам рейсов свободы, помогло добиться определенного прогресса; и в то же самое время мероприятие, родившееся в обстановке насилия, увенчалось мирной победой.

И, наконец, многие новые элементы на Юге не менее возмущены разного рода театральными представлениями, чем жители Севера. Они приветствовали бы обуздание модернизированных куклуксклановцев с их подкованными сапогами. Новый Юг действительно существует, но он не может одержать верх без защиты федеральной власти. Достоинство федерального правительства значительно выиграло бы, если бы правительство создало хорошо обученный, уверенный в себе корпус федеральных судебных исполнителей, который можно было бы противопоставить этим вооруженным узурпаторам, у которых хватает смелости только для избиения невооруженных участников ненасильственных демонстраций.

В нашей стране достаточно специалистов и экспертов по вопросам проведения в жизнь законов. Если бы Белом доме было созвано совещание таких специалистов с самыми высокопоставленными представителями правительства, то, вероятно, удалось бы найти практически осуществимые и эффективные ответы. Со стороны правительства в таком совещании должен участвовать не только президент, но и Национальный совет безопасности. Кроме того, к участию в таком совещании можно было бы привлечь руководителей тех органов министерства финансов, которые занимаются проведением законов в жизнь. Необходимо также знать, что происходит в кругах расистских заговорщиков. Многие возмутительные акты насилия можно было бы предотвратить, если заранее иметь необходимые сведения. Что-то, безусловно, нужно сделать, чтобы схватить тех, кто при полной безнаказанности устроил уже десятки взрывов на Юге.

Необходимость найти новый подход к использованию исполнительной власти не подлежит никакому сомнению. Движение за гражданские права, которое обрело новую силу, не исчезнет и не распадется. Негры почувствовали свою силу и будут вновь и вновь пускать ее в ход. Нужно принимать меры сейчас, немедленно, а не когда вовсю разгорится пожар конфликта. Таков урок, которому учит нас прошлое. Таково испытание, которому подвергаются честные и серьезные руководители нашей страны, не потому, что этого хотят лидеры борьбы за гражданские права, а ввиду условий, слишком тяжелых, чтобы их можно было терпеть, и ввиду несправедливостей, существующих слишком давно, чтобы их можно было оправдывать.

¹ В прошлом «старые» негритянские организации — НАСПЦН и Городская лига вели борьбу с расовой сегрегацией и дискриминацией главным образом путем возбуждения судебных исков. Усилиями расистов эти судебные процессы нередко затягивались на годы.

² Имеется в виду законопроект о гражданских правах, внесенный в конгресс правительством Д. Кеннеди в июле 1963 г. и встретивший там упорное сопротивление со стороны реакционного блока южных демократов-диксикратов и северных правых республиканцев.

³ Имеется в виду стойкость борцов за гражданские права, непрерывно демонстрировавших на улицах Бирмингема, несмотря на террор расистов и полиции, в период событий, развернувшихся там весной 1963 г.

⁴ Этот закон, принятый конгрессом 13 марта 1866 г., гарантировал полные гражданские права всем лицам, родившимся в США, независимо от расовой принадлежности и цвета кожи или «предыдущего пребывания в рабстве либо в иной подневольной зависимости».

Мало кто в Америке осознает всю тяжесть ноши, возложенной на нашу демократию, — лишение негров избирательных прав на Юге. В Миссисипи из 450 тыс. негров, достигших избирательного возраста, было разрешено зарегистрироваться только 26 тыс. Почти такая же картина наблюдается в Алабаме и Луизиане, хотя ранее более либеральные власти этих штатов позволили зарегистрироваться приблизительно 150 тыс. неграм-избирателям в Луизиане и 111 тыс. в Алабаме. В последние годы, однако, когда у власти в Алабаме встал Уоллес, а в Луизиане — Джим Дейвис, все было направлено к тому, чтобы низвести регистрацию негров до такого уровня, который бы мог спокойно игнорироваться обеспеченным сегрегационистским большинством.

Это привело к кризису не только для негров на Юге, но и для негров во все разрастающихся гетто Севера. Северные города, куда жертвы угнетения переселяются в поисках работы, наследуют последствия своего безразличия к расизму и эксплуатации на Юге. Если бы негры на Юге могли получить избирательные бюллетени, они могли бы там вести более или менее сносную жизнь; многие из них владели небольшими участками земли и участвовали в жизни негритянской общины с ее прочным укладом, что обещало им по крайней мере какое-то существование и внутреннее спокойствие. Это больше, чем то, что дают им трущобы Нью-Йорка, Чикаго и других городов, в которых кишат крысы и царят грязь, нужда, безработица и фактическая сегрегация.

Но лишение негров избирательных прав, так же как и их переселение на Север и Запад, влечет за собой тяжелые последствия для наших городов. Южное большинство в конгрессе, основывающееся на избирательной урне «только для белых», сохраняет власть в руках наиболее реакционных политиканов страны. Законопроекты, предусматривающие улучшение условий жизни негритянского населения, начиная от медицинской помощи и кончая образованием, подвергаются самой резкой критике со стороны сенаторов Юга, прежде чем они могут быть приняты, и многие законопроекты вообще не проходят.

Голосование — как право, позволяющее негру считать себя полноправным гражданином своей страны, — всегда очень много значило для него, но в 1965 г. отказ в праве голоса особенно болезненно и глубоко отозвался на его чувстве собственного достоинства. Это была соль на рану, нанесенную его гордости. Ведь сегодня негр видит не только то, что происходит у него в стране, он видит процесс деколонизации и освобождения Африки и Азии; он видит, как цветные — желтые, черные и коричневые — управляют своими, независимыми странами. Он видит, как цветные государственные деятели голосуют по важным вопросам войны и мира в Организации Объединенных Наций, в то время как ему в своей собственной стране отказывают в праве голоса на выборах шерифа.

В 1964 г., когда распределение голосов между партиями резко изменилось и республиканская партия оказалась захваченной расистами и реакционерами, негры-избиратели рассматривались как серьезная сила. Негритянский вопрос стал основой той политики демократической партии, которая позволила ей одержать победу в нескольких южных штатах. Тем самым негр доказал, что голосование — не только символ того, что он является гражданином своей страны; оно — важное средство изменений в стране.

Голосование — фундамент, на основе которого развиваются политические события. Имея право голоса, негр может голосовать против тех служащих государственных или муниципальных учреждений, которые препятствуют созданию надлежащих жилищных условий, безопасности, получению работы и интегрированного образования. Ясно, что многие основные, жизненно важные для негра вопросы могут быть разрешены путем изменения создавшегося положения в масштабах штата и государства. Чтобы сделать это, нужно вернуть неграм право голоса. Когда мой народ получит, наконец, доступ к политической власти, она не будет использована только для того, чтобы решать нашу проблему. В процессе борьбы за свободу мы узнали, что нужды 20 млн. негров неотделимы от нужд 200 млн. белых и негров Америки, которые только выиграют, живя в стране изобилия, не различающей цвета кожи своих сынов и дочерей, дающей пищу телу, уму и духу человека. Наш голос на выборах откроет доступ в конгресс истинным представителям народа, которые будут принимать законы о медицинском обслуживании, жилищных условиях, школах и работе, нужные всем людям независимо от цвета кожи.

В Сельме (штат Алабама) тысячи негров являются свидетелями того, как силы зла не дают нам пойти к избирательным урнам¹. Это позволяет увидеть всей стране, узнать всему миру природу сегрегации и дискриминации. Противоестественный отказ неграм в праве голоса более или менее одинакова Алабаме, Луизиане, Миссисипи и других южных штатах. Раз уж он разоблачен и ему бросили вызов движущиеся по дорогам демонстрации негритянских граждан, страна должна принять меры, чтобы излечить эту язву. Все, что есть злокачественного в Сельме, должно быть устранено конгрессом, чтобы все граждане могли свободно, без тревог и страха, без всякого экономического ограничения и полицейской жестокости пользоваться своим правом голосования. Сельма для 1965 г. является тем же, чем был Бирмингем для 1963 г.

Отказ в избирательном праве зависит от четырех основных факторов. Во-первых, на Юге существует контроль над окружными и местными властями, напоминающий гестаповский. Он осуществляется людьми, подобными шерифу Сельмы Джиму Кларку и шерифу Филадельфии (штат Миссисипи) Рейни. Жестокость и власть этих людей тщательно поддерживаются всякого рода мистикой. Ружье, дубинка и нож усиливают страх, который является основным препятствием к участию в голосовании — барьер, воздвигнутый 345 годами психологии и жестокости рабства и узаконенной сегрегации². Корни его надо искать в чувстве постоянного унижения.

Но страх этот отражает не только прошлое, но и нынешнюю реальность; свидетельством тому — избитые тела и окровавленные головы граждан Сельмы и Мэриона³. И опасность, нависшая над шеренгами людей, отнюдь не галлюцинация, о чем могут сказать сотни свидетелей, включая корреспондентов телевидения и прессы. И то, что представитель власти, давший присягу поддерживать и охранять закон, организовал расправу над сотнями негритянских детей, приказал приковать цепью к постели больного священника Джеймса Бивела, избил дубинкой негритянку, пришедшую зарегистрироваться, и приказал жестоко расправиться с неграми, которые мирно пришли с петицией, требующей своего закрепленного в конституции права участвовать в голосовании — все это вовсе не плод больного воображения. Хватит ли у какого-нибудь писателя смелости нарисовать портрет человека со значком шерифа, возглавляющего отряд полицейских и ударом кулака в лицо сбившего с ног священника, а потом с гордостью хваставшегося: «Не знаю, может быть, я и ударил его. Единственное, что я знаю, это то, что не следует бить черномазого кулаком — у него слишком твердая голова. Конечно, фотоаппарат может уличить меня во лжи. У меня действительно болят пальцы».

Такой человек действительно существует. Это шериф Кларк. Его выбрали в округе Даллас, где из 15 тыс. негров избирательного возраста было зарегистрировано в списках избирателей только 335 человек. Из 14 440 белых, достигших избирательного возраста, было зарегистрировано 9543 человека. До сих пор 3400 негров в Сельме находятся под арестом. Иначе говоря, в тюрьмах там находится в 10 раз больше негров, чем в списках избирателей.

Второй фактор, способствующий лишению негров избирательных прав, это обвинение их в несоблюдении местных постановлений и законов штата, что препятствует осуществлению права голоса. Официальные власти на Юге, зная, что они не могут просто посадить в тюрьму людей, стремящихся воспользоваться своим избирательным правом, вместо этого обвиняют негров в разных «проступках». В Сельме, например, более 3 тыс. человек было арестовано по таким обвинениям, как «нарушение общественного порядка»: «неуважение к суду», «непристойное поведение», «незаконные собрания» и «преступные провокации».

Помимо очевидного страха перед арестом и тюрьмой, 3 тыс. негритянских граждан опасаются сейчас многолетних дорогостоящих, часто бесплодных судебных процессов, прежде чем эти «обвинения» будут сняты и будет подтверждено их право голоса.

После стольких лет запугивания негры поняли, что их спасение — в объединенных действиях. Когда выступает один негр, его изгоняют из города. Но когда поднимается тысяча человек, ситуация резко меняется. Обвинение в «несоблюдении законов» используется местной полицией специально для того, чтобы сорвать объединенное действие, и до тех пор, пока производятся подобные массовые аресты по таким сфабрикованным «обвинениям», путь к регистрации избирателей закрыт.

Третий фактор, лишающий негра избирательных прав, это сам регистратор, осуществляющий всю процедуру регистрации так, чтобы предельно затянуть или совсем не допустить регистрации негра. Берк Маршалл, бывший помощник министра юстиции, свидетельствует: «Для негра проблема права голоса — это нечто большее, чем простой юридический вопрос, Требуется смелость, терпение и усилия масс, прежде чем значительное число негров сможет нарушить привычный уклад жизни и сделать попытку зарегистрироваться, и когда эта попытка оказывается безуспешной вследствие дискриминации, запугивания или неудачи самих негров, обещанные федеральные права снова становятся иллюзорными». Там, где существует твердое намерение свести до минимума регистрацию негров, говорит Маршалл, «возможности для дискриминации практически безграничны. Применяемая практика задержки и проволочек фактически беспредельна».

Используя все это, белой верхушке Сельмы удалось свести темпы регистрации негров до скорости улитки — 145 человек в год. При таких темпах потребуется около 103 лет, чтобы зарегистрировать 15 тыс. негров-избирателей в округе Даллас, не считая тех, кто за это время достигнет избирательного возраста или переедет сюда. Средством для замедления регистрации негров явилось решение открывать бюро регистрации только два раза в месяц. Длинные очереди негров безуспешно ждут момента, чтобы войти и зарегистрироваться.

После того как имели место тринадцать судебных процессов, возбужденных по искам частных лиц и федерального правительства, судья федерального окружного суда в г. Мобиле Даниэль Томас, хотя и признал наличие дискриминации, отказался тем не менее отдать приказ чаще открывать бюро регистрации. А установленный им новый порядок содержал все те же препятствующие регистрации моменты.

Негры, стремившиеся зарегистрироваться, должны были поставить свою подпись в регистрационном листке, и теперь был назначен специальный федеральный судья, который должен был следить за регистрацией и оформлять подачу этих заявлений. Б то же время каждый негр, подписавший регистрационный листок, должен был быть готов к увольнению или иному нажиму экономического характера, а также всякого рода запугиваниям со стороны расистов.

Поэтому нельзя не отдать должное решимости негров, когда, несмотря на все препятствия и трудности, включая и такие, как ожидание своей очереди под проливным дождем, 266 человек — в большинстве своем негры — закончили регистрацию заявлений в Сельме 1 марта, что явилось своего рода рекордом для страны.

Следует также сказать, что сам факт назначения федерального судьи для контроля за регистрацией кажется положительным моментом только на первый взгляд. Так, например, мы случайно узнали кое-что о судье, назначенном в соседнем с Седьмой округе Перри. У него такая же репутация расиста, как и у чиновника-регистратора, и мы уже сейчас осуждаем его поведение. Он уроженец округа Грин, находящегося также в «черном поясе»⁴ и отличающегося такими же традициями сегрегации, как и в самих округах Перри и Даллас, с той лишь разницей, что в округе Грин еще меньшее количество негров могут внести свое имя в списки избирателей. Более того, назначение судьи по контролю за регистрацией не дает гарантий быстрого оформления заявлений для тысяч желающих зарегистрироваться негров, которые устремятся в бюро. Закон 1960 г., который позволил судам назначать таких судей, допускает юридический отвод любому, пришедшему зарегистрироваться человеку и таким образом предоставляет широкие возможности для отсрочек, что является основой тактики расистов-южан.

Отсрочки увеличивают опасность, которая подстерегает негров. Каждый день замедления означает новые убийства и жестокости, новые страдания и ощущение неполноценности из-за низкого уровня образования, новые ужасные бесконечные ночи отчаяния, вызываемого унижением человеческого достоинства.

Некоторое представление о том, к чему приводят отсрочки, дает тот факт, что среди белых избирателей регистрацию проходят и получают право голоса почти 100%, тогда как негров-избирателей вписывают в списки по одному и такими темпами, что может потребоваться еще столетие для полного осуществления XV поправки к конституции⁵. Однако белых чиновников на Юге это обстоятельство волнует меньше всего.

Четвертым препятствием на пути негров к избирательным урнам является проверка грамотности, проводимая чиновниками-регистраторами так, чтобы для негров она оказалась максимально трудной. Министерство юстиции обнаружило в сотнях округов, что эти проверки проводятся отнюдь не беспристрастно...

Нельзя не видеть иронии в том факте, что штаты, которые прилагали все усилия к тому, чтобы живущие там негры остались необразованными из-за низкого по своему уровню сегрегированного обучения, требуют теперь от негров «грамотности» как необходимого условия для голосования. Едва ли вам нужно многому учиться, чтобы знать, кто из шерифов будет обходиться с вами как с человеком, а кто будет бить вас по голове!

Сама природа нашего юридического процесса абсурдна. Удовлетворение законных прав влечет за собой для негра дорогостоящее судопроизводство, и победы в этих случаях являются сигналом не для капитуляции сегрегационистов, а скорее для дальнейших схваток с применением новой тактики отсрочек и промедлений. Хотя и следует приветствовать недавние выступления генерального прокурора Алабамы, критиковавшего подобную тактику в штате, они не могут принести немедленных результатов. Отсрочки, являющиеся следствием тенденциозных проверок грамотности и приводящие к тому, что в конечном счете все должен решать Верховный суд, печально подтверждают заявление председателя Верховного суда Эрла Уоррена, сделанное по поводу десегрегации школы: «Когда справедливость опаздывает, ее нет»,

Ясно, что суть проблемы участия негров в голосовании сводится к тому, что вся процедура оформления этого основного права находится в руках чиновников, ответственных перед теми самыми людьми на Юге, которые считают, что они смогут оставаться у власти лишь до пор, пока негр лишен избирательных прав. Вне зависимости от всяческих уверток и нарушений, которые иногда вскрываются и разоблачаются, ясно одно: федеральное правительство должно изъять контроль над регистрацией избирателей из рук властей штатов и создать аппарат, эффективно осуществляющий такой контроль.

Реформы, санкционированные законами о гражданских правах 1957, 1960 и 1964 гг., следует оценить положительно, но отказ неграм в голосовании продолжался слишком долго и нанес неграм травму слишком тяжелую, чтобы они могли довольствоваться таким медленным, постепенным осуществлением этих реформ. То, что требуется в данный момент, это принятие нового закона об избирательных правах, который должен рассматриваться на предстоящем заседании конгресса⁶.

Две недели тому назад, выступая в округе Даллас, говорил: «Мы собираемся добиться принятия закона об избирательном праве на улицах Сельмы. Президент Джонсон был выбран американским народом, и он должен добиться принятия закона об избирательных правах, который покончит с необходимостью каких-либо иных избирательных законов».

Несомненно, в истории борьбы негритянского народа ничто не может сравниться по своему энтузиазму с Сельмой и соседним с ней городом Мэрион (штат Алабама). В то время как Бирмингем в своей борьбе в. основном опирался на силы студентов и безработных, в событиях в Сельме участвовало 40% негритянского населения; и пo меньшей мере половина негров Мэриона была арестована в тот день.

Редко когда-либо проявлялась так полно сплоченность негров из разных слоев общества. Учителя и студенты, священники и прихожане — все участвовали в марше свободы. Это очень знаменательно, так как означает, что после окончания демонстрации останется объединенная политическая организация, которая будет руководить борьбой за избирательное правой другие права. Это вполне может стать образцом наших будущих действий, так как совершенно ясно, что Закон о гражданских правах 1964 г. вселил новую уверенность в правильности тактики прямых ненасильственных действий.

Но нам также ясно и то, что параграфы существующего закона, касающиеся избирательного права, являются несовершенными и не отвечают требованиям сегодняшнего дня, как я уже говорил на своих недавних встречах с президентом Джонсоном. Я настоятельно требую, чтобы конгресс одобрил закон об избирательных правах, включая следующие основные принципы:

1. Регистрационная процедура должна быть настолько автоматической, чтобы практически устранить различные ограничения и незаконные действия со стороны враждебно настроенных чиновников-регистраторов и требовать от избирателей только элементарных биографических данных. Это рекомендовала Комиссия по гражданским правам при президенте Соединенных Штатов после того, как она завершила изучение положения в Алабаме, Луизиане и других штатах «черного пояса».

2. Ликвидация проверок грамотности в тех местах, где негры в результате сегрегированного обучения получали слабые знания.

3. Применение указанного закона ко всем выборам: федеральным, выборам в штате, особенно к местным выборам шерифов, школьного совета и т. д.

4. Соблюдение закона чиновниками-регистраторами, назначаемыми президентом и ответственными только перед ним.

5. Подобное законодательство, направленное против повторения ситуаций, при которых создалось особенно тяжелое положение, как, например, в Сельме, должно быть достаточно гибким, чтобы преодолеть сопротивление расистов и в таких городах, как Новый Орлеан, Чикаго, Нью-Йорк или Майами.

Одним из самых тяжелых полученных нами уроков явилось осознание того факта, что американские учреждения не будут действовать без давления на них извне.

Любое возможное изменение в статус-кво зависит от деятельности постоянных и энергичных сил, которые должны обострить сознание народа и создать атмосферу, в которой даже наиболее упорствующим элементам пришлось бы согласиться с тем, что это изменение необходимо и неизбежно.

Поэтому мы вынуждены продолжать настаивать на принятии законопроекта 1965 г. о гражданских правах. Мы знаем, что американцы доброй воли осознали, что ни одно государство не сможет долго процветать, не сможет найти свой путь создания лучшего общества, пока оно позволяет, чтобы кому-нибудь из его граждан, не говоря уже об огромном числе таких граждан в 11 южных штатах, было отказано в праве на одну из самых основных привилегий демократии — праве на голосование. В то время как Верховный суд объявил, что законы страны требуют соблюдения принципа «один человек — один голос», было бы полнейшим издевательством, если бы за этим безотлагательно не последовало настоятельное требование «одного голоса для каждого человека».

[М. L. К i n g. Civil Right N 1 — the Right to vote. «New York Times Magazine», 14,III 1965.]

¹ В начале 1965 г. вновь активизировалась борьба негритянского населения на Юге США за избирательное право. Центром ее стал штат Алабама. Особого накала эта борьба достигла в г. Сельме, откуда борцы за гражданские права организовали в марте 1965 г. поход в столицу Алабамы г. Монтгомери, чтобы потребовать от губернатора штата Д. Уоллеса обеспечения и защиты избирательного права негров.

² М. Л. Кинг, по-видимому, ведет в данном случае отсчет времени с 1620 г., когда в Северную Америку прибыло из Англии судно «Мэйфлауэр» с «отцами-пилигримами», хотя первые негры-рабы были высажены на североамериканском побережье почти на век раньше — еще в 1526 г.

³ Мэрион — соседний с Сельмой городок, где борьба негров за избирательные права и расистский террор в начале 1965 г. приняла небывало крупные масштабы и острые формы.

⁴ «Черным поясом» называются округа южных штатов: Алабама, Виргиния, Джорджия, Луизиана, Миссисипи, Северная и Южная Каролина, Теннесси, Техас, в которых большинство населения — негры. За последние полвека «черный пояс» интенсивно «размывается» в связи с массовым переселением негров оттуда в города северных и западных штатов.

⁵ XV поправка к конституции США была принята в 1870 г. и провозглашала, что «участие в выборах не будет запрещаться или ограничиваться федеральными властями, либо властями отдельных штатов под предлогом расы, цвета кожи или прежнего рабского состояния».

⁶ В начале 1965 г. правительство Л. Джонсона под нажимом демократических сил внесло в конгресс проект нового закона о гражданских правах, значительная часть которого была посвящена избирательному праву.

В конце 1965 г. широко распространилось мнение, будто движение за гражданские права зашло в тупик, будто в его рядах царит замешательство и оно в отчаянии ищет новых направлений. Многие утверждали, что весьма существенные достижения в области законодательства за последние несколько лет настолько способствовали решению проблем гражданских прав, что в движении наблюдается застой, вызванный этим неожиданным благополучием. Негритянские руководители, говорят некоторые, якобы не знают, как сохранить собранные ими армии и к каким целям стремиться.

Изображая дело так, будто движение за гражданские права зашло в тупик и в нем царит замешательство, руководящие слои белых, занимающие господствующее положение в стране, впадают в политическую ошибку. На самом деле движение за свободу негров проводит определенную политику и имеет определенную программу. Нерешительность же проявляют господствующие круги белых. Белое население Америки, столкнувшись с негритянским восстанием и мучимое угрызениями совести, разработало некую ограниченную политику в вопросе свободы негров. Белые не могли больше мириться с невыносимой жестокостью, избиениями и унижениями, выпадающими на долю негров в том самом обществе, которое белые лелеют как демократическое. В стране сложилось единодушное мнение против экстремизма в отношении небелых американцев. Это чувство нашло свое проявление в законах, решениях суда и изменении давно установившихся обычаев. Но запрещение варварских действий, хотя оно и благотворно отражается на жертве, не означает еще достижение равенства или свободы. (Муж может перестать избивать свою жену, однако это еще не означает, что между ними установились какие-то нормальные супружеские отношения.)

В нашей стране негры подвергаются столь далеко идущим дискриминации, и лишениям, что все перемены, осуществленные в течение почти целого десятилетия, лишь положили начало предварительной перестройке этого здания несправедливости и нищеты. Однако пороки нашего угнетающего негров общества — это сейчас не столь уж тяжелое для белой Америки социальное и моральное бремя, чтобы она не могла с ним мириться. Такова дилемма 1966 г., в отношении которой руководящие слои белого населения страны не имеют четко сформулированной и эффективной политики. Логика развития говорит о том, что движение за гражданские права должно подняться на новые ступени, на которых содержанием свободы будут безопасность, благоприятные возможности, культура и равноправное участие в политической жизни. Цели негров четко определены, их тактика испытана на практике, она вполне пригодна и жизнеспособна. Создается впечатление, что отставание наблюдается среди белых, которые сейчас проявляют склонность считать, что уже достигнуто ослабление напряженности, надеясь почивать на лаврах прошлого. Белые не учитывают тех изменений, которые они должны принять при новых обстоятельствах, и не считают их настоятельными, сколь бы логически обоснованными они ни были.

Завершить только что закончившийся период, хотя он и был отмечен беспорядками и яркими событиями, оказалось сравнительно просто. Негры не только создали импульс движения, но и, проявляя дисциплинированность и приверженность к ненасильственным действиям, довольно быстро добились того, что миллионы людей поняли справедливость их требований. Для белого большинства трудностей тут было немного, и избавление от ощущения своей виновности в какой-то степени компенсировали возникшие ограниченные неудобства.

Будущее же гораздо сложнее. Ликвидировать трущобы, населенные сотнями тысяч семей, это не такое легкое дело, как, например, отменить сегрегацию в закусочных или автобусах. Гораздо труднее создать для негров рабочие места, чем включить их в списки избирателей... Довольно просто составить план, предусматривающий повышение минимальной заработной платы, и таким образом одним росчерком пера вытащить миллионы людей из бедности. Однако между замыслом и его претворением в жизнь стоит устрашающая стена. Кое-кто наживается на низкой заработной плате негров. Низкий уровень жизни негров стал неотъемлемой составной частью структуры нашей экономики. Некоторые отрасли промышленности основываются на наличии рабочей силы небелых — низкооплачиваемой, неквалифицированной и не передвигающейся в другие местности. Предприятия, на которых преобладает ручной труд, больницы, вся сфера обслуживания, надомная и домашняя работа и те отрасли сельского хозяйства, которые используют кочующую рабочую силу, — все они испытали бы потрясение, если не катастрофу, в случае существенного повышения минимальной заработной платы. По мере того как наше движение будет все больше сталкиваться с денежными привилегиями, можно будет предвидеть усиление оппозиции, выступающей против удовлетворения нужд негров.

Помимо этого, на следующей стадии оказываются под угрозой давно утвердившиеся культурные привилегии. По мере осуществления усилий, направленных к отмене сегрегации в школах, мы видели, что даже в тех городах Севера, где проявлялась большая терпимость, многие благоразумные люди становились на новую позицию с появлением в школьной системе новых проблем, которые лично их касаются. В ходе борьбы за подлинную отмену сегрегации в жилищной сфере рост оппозиции со стороны многих, кто считал себя свободным от предрассудков, ясно показал, что эта борьба будет осложняться большими трудностями.

Такова реальная действительность, с учетом которой надо анализировать новый период. Негры выиграли в результате некоторых ограниченных изменений, которые в моральном отношении удовлетворяют их, но в материальном — недостаточны. По мере того как они продвигаются к существенным изменениям в своей жизни, усиливается оппозиция даже со стороны тех групп, которые дружелюбно относились к произведенным ранее поверхностным улучшениям. Конфликты неизбежны, поскольку достигнута такая стадия, когда претворение в жизнь равенства требует далеко идущих изменений образа жизни какой-то части белого большинства.

Руководящие слои белого населения не проявляют заметного желания подготовить народ к изменениям на новом уровне. Такой программы не существует. Никому ничего не говорят о том, что фактически влечет за собой ликвидация трущоб или что означает переход от равенства к благоприятным возможностям. Людей побуждают думать, что ответов на эти вопросы нет, ибо отсутствует искренняя убежденность в необходимости подобных существенных изменений в ближайшее время.

Все глубокие социальные движения достигают какого-то плато, не дойдя до вершины, и существование этой новой оппозиции не должно страшить нас. Достигнув значительных успехов, мы смогли подойти к внутренним стенам оплота сопротивления. Это было нашей целью. Не следует сокрушаться по поводу этих новых препятствий, их нужно приветствовать, ибо их наличие свидетельствует о том, что мы приближаемся к какому-то окончательному решению. Эти стены рухнут под тем же самым нажимом, который прежде разрушил внешние стены.

Политика правительства в отношении принятых недавно законов обнаруживает противоречия, которые омрачают продвижение борьбы за гражданские права вперед. В начале 1965 г. стало ясно, что правительство удовлетворено законами, принятыми в предыдущем году. Оно считало, что движение за гражданские права должно теперь в течение многих лет «переваривать» эти столь многочисленные победы. И наш первый шаг в феврале, имевший целью использовать эти права, вызвал целую бурю.

Предпринятая в Сельме попытка вновь запугать негров новыми жестокостями вызвала жгучее и достойное похвалы негодование честных американцев... Правительство с похвальной быстротой ввело в силу Закон об избирательных правах 1965 г. Этому в значительной степени способствовало полное поражение Голдуотера. Выборы 1964 г. нанесли мощный удар существовавшей целые десятилетия в конгрессе коалиции диксикратов и консерваторов Севера, и в конгрессе появилось 50 новых членов палаты представителей, восприимчивых к новым идеям.

С принятием упомянутого закона об избирательных правах правительство вновь объявило, что дверь к свободе широко распахнута. Никогда еще с момента оглашения Прокламации об освобождении негры не питали таких больших надежд. Но 1965-й год не оправдал надежд, которые на него возлагали. Большее число негров зарегистрировалось в качестве избирателей, увеличилось число школ, в которых была символически отменена сегрегация; однако нигде и ни в чем этот закон не претворялся в жизнь в широких масштабах. Государственной политикой стали сдержанность и осторожность. Закон об избирательных правах 1965 г. вступил в силу более чем в 500 округах, однако через шесть с лишним месяцев после его вступления в силу лишь в 37 округов были направлены федеральные регистраторы. В наиболее важном избирательном округе Юга, где расположен город Бирмингем, применялись самые разнообразные и утонченные уловки. Нам пришлось ежедневно организовывать демонстрации, вновь столкнуться с жестокостями полиции, и мы вновь оказались перед угрозой расистского террора и массовых убийств, когда министерство юстиции, наконец, уступило и назначило федеральных регистраторов. Как будто бы широко открытая в направлении свободы дверь оказалась на практике лишь слегка приоткрытой; и даже после массовых действий людям, так страстно ждавшим свободы, ее стали предоставлять лишь крохотными порциями.

Шестой раздел этого закона наделил правительство реальными полномочиями, дающими ему возможность окончательно отменить сегрегацию в школах. Министерство здравоохранения, просвещения и социального обеспечения разослало школьным советам энергичные письма, предупреждая, что для того чтобы сломить длящееся уже целых 10 лет сопротивление, государство применит силу. Но когда шум и ярость улеглись, отмена сегрегации в школах стала продвигаться вперед лишь черепашьим шагом.

Программу «войны с бедностью»¹, вызвавшую восторг негритянской бедноты, так переплели со всяческими политическими манипуляциями, что в значительной мере парализовали. Партийные аппараты в крупных городах увидели в ней угрозу для себя, а власти небольших городов, особенно на Юге, стали осуществлять ее так, что негры оказались отстраненными от этого дела. В результате добрые намерения и ограниченные цели программы были сведены на нет искусными маневрами опытных политиканов. Из всего этого отрицательного опыта хуже всего было то, что на программу в целом была брошена тень сомнений и были дискредитированы негры, непосредственно вовлеченные в выполнение этой программы белых. Приступить к проведению в жизнь программы, преследующей такие благородные цели, и не суметь защитить ее от оппортунистов и противников оказалось равносильно саботажу, умышленному или не-вольному. Необходимо было понять, что негры, которые одни только заинтересованы в результатах, неизбежно должны были столкнуться с трудностями при выполнении этой программы. Они были плохо подготовлены к тому, чтобы .справиться со сложностями и трудностями, с которыми сопряжено выполнение любой новой и широкой программы. Но даже при всех этих оговорках они все же добились бы успеха, если их усилиям не препятствовали бы столь часто местные власти. Почти все время публиковались враждебные сообщения в печати и выдвигались безответственные обвинения с целью оклеветать все начинания, возглавляемые неграми. Распространялись слухи и высказывались подозрения насчет коррупции и бесполезных трат, и дело дошло до того, что взять на себя ответственность означало пойти на риск

Всего лишь несколько недель назад президент представил в конгресс план перестройки всех трущобных кварталов. Вместе с другими элементами программы «войны с бедностью» этот план, по словам президента, должен превратить приходящие сейчас в упадок города в «шедевры нашей цивилизации». Этот план свидетельствует о богатом воображении... Однако простой негр, хотя и не является специалистом по социальным или политическим проблемам, скептически расценит эту программу. Он знает, как много есть в северных штатах и городах законов, которые запрещают дискриминацию в области найма жилищ, образования и найма на работу; ему также известно, что существует много дублирующих друг друга комиссий, которые претворяют в жизнь эти законы, но, кроме того, он знает, как он живет в действительности. Эта повсеместная дискриминация в его повседневной жизни говорит ему, что новые законы, существующие на бумаге, независимо от того, какими бы захватывающими дух ни были их формулировки, не гарантируют ему того, что он будет жить в каком-то «шедевре цивилизации».

Законы, подтверждающие права негров, во всех случаях обходятся благодаря хитроумным уловкам, которые приводят к тому, что на практике законы эти оказываются недействительными. Законы же, которые касаются всего населения, например о призыве в вооруженные силы, о подоходном налоге, об уличном движении, оказываются действительными, даже если они не пользуются популярностью. Однако законы, принятые исключительно для блага негров, настолько не претворяются в жизнь, что называть их законами — это насмешка. Речь уже идет не о том, отсутствует ли готовность правительства принять такой закон, а о том, что отсутствует готовность претворить его в жизнь. Существует некий двоякий подход в отношении введения закона в силу и двоякий подход к тому или иному конкретному закону.

Сейчас, в 1966 г., негр бросает обществу вызов, стремясь действительно претворить закон в жизнь на местах — вплоть до улиц тех гетто, где он живет и работает. Равная защита со стороны закона — это в реальной жизни негров по-прежнему некий национальный миф и национальный позор. В 1966 г. отклик негра на все это — уже не пассивный скептицизм и не цинизм бездействия. Почти десятилетие ненасильственных действий — порой спорадических, а порой координированных — научило его методологии социальных изменений. Негр научился добиваться применения закона, научился хотя бы в какой-то степени использовать некоторые законы и разоблачать порочные законы. Он понял, что его противники коварны, изобретательны и искусны в своих попытках уклоняться от законов и противиться законам. Негр узнал, что правительство ведет себя двусмысленно и отступает, как бы оно ни восхваляло само себя за принятие такого закона. И, наконец, негры узнали кое-что о самих себе: они узнали, что негры — это не просто какой-то объект изменений, но и некий активный орган изменений. Таково новое политическое уравнение в современном обществе.

Отступление правительства после первоначального прорыва, отсутствие необходимого планирования и претворения в жизнь закона — отнюдь не случайное явление. Эти недостатки напоминают сейчас период, наступивший после гражданской войны. Рабство и торговля рабами, как скотом, были отменены; но отсутствовала программа превращения рабов в подлинных граждан, Сотни тысяч негров покидали плантации, надеясь, что освободившее их правительство будет логично до конца и создаст какие-то возможности для них, а поскольку этого не было сделано, сами негры занялись всяческими импровизациями; они приносили жертвы и боролись за то, чтобы обрести какую-то надежную опору. Однако ограничения неизбежно сказывались, и расисты, разбитые лишь отчасти, получили время для передышки и вновь укрепились. Эра надежды закончилась возвращением негров к рабству в более утонченной форме, которое длилось почти целое столетие.

Опасность этого периода состоит не в том, что негры потеряют свои завоевания. История не повторяется в каком-то простом круге. Она может, однако, не продвигаться вперед, а застыть на несколько более высоком уровне без всякой надежды достигнуть вершины.

Руководящим слоям белых пришлось приступить к переделке Юга, и негры воспользовались моментом изменений, чтобы приспособить существующую реальность своим нуждам. Развивающаяся современная индустриализация вынуждает перестраивать города, уже поглотившие 70 процентов населения страны. И опять-таки негры не допустят, чтобы изменения прошли мимо них, а будут настойчиво требовать, чтобы их уравняли в правах с большинством. Главный вопрос, стоящий сейчас перед страной, состоит в том, будет ли дозволено быстро развивающемуся обществу предоставлять неграм лишь какие-то символические проявления равноправия в то время, когда белое население достигает новых уровней социального развития.

Еще предстоит принять исторические решения, которые определят будущее. Господствующее белое большинство, по-видимому, не имеет политического курса и искренней цели, в то время как негры, вопреки общему мнению о них, имеют свой курс политики и свою программу. Крепко забив клин в некогда прочную стену сопротивления, они намерены вколачивать его и дальше со все большей силой и энергией. Они уже поколебали политические основы Юга... используя закон об избирательных правах 1965 г. там, где он претворяется в жизнь, и действуя без него там, где он сведен на нет бездействием; негры постепенно становятся весьма значительной силой на выборах. Они будут весьма важным фактором на предстоящих губернаторских выборах в штате Алабама, ставшем символом безжалостного сопротивления эмансипации. В шести округах этого штата к концу 1965 г. зарегистрировалось больше негров, чем белых. В капитолий этого штата, на котором и поныне развевается флаг Конфедерации, придут негры: не менее восьми — в палату представителей и один — в сенат.

Еще важнее, однако, превращение старых чиновников — поборников сегрегации из откровенных расистов в деятелей, приближающихся по своему стилю к политиканам Севера. Когда в январе (1966 г. — Ред.) в Алабаме перед регистрационными участками днем и ночью выстраивались очереди негров, местная организация демократической партии в этом штате отказалась от лозунга о превосходстве белых. Этот лозунг, возможно, все еще живет в сердцах многих, но о нем уже не говорят вслух. Два года назад я писал в своей статье, опубликованной в этом журнале, что на «непоколебимом» Юге уже произошел раскол, отделивший индустриальные районы от старого плантационного Юга. В настоящее время весь старый Юг в брожении, и тенденция к изменениям уже не ослабнет. Тысячи негров ежедневно расписываются в списках избирателей как подлинные граждане своей страны.

На Севере появляется новый, более сложный фронт. В трущобах, которым не уделялось внимания в течение всего этого периода перемен, тлеет огонь, и он дает дым. Для белой Америки было бы благоразумней самой осознать, что трущобы недопустимы, и уничтожить их. Но многие даже доброжелательно настроенные белые слишком мало знают о той человеческой агонии, какой является существование в гетто, для того чтобы они сочли, что трущобы столь же невыносимы, как закусочные, в которых существует сегрегация. Люди же, настроенные враждебно, упорствуют в своей решимости сохранить некое двойное — для белых и для черных — мерило социальной и экономической справедливости.

Опыт чикагского отделения Южной конференций христианского руководства уже свидетельствует о том» что негры Севера готовы выступить и что символические уступки не охлаждают их пыл. Если 168 различных организаций, представляющих все слон общества, могут объединиться вокруг активной программы ликвидации мрачных трущоб², то можно сказать, что мы стоим на пути к ликвидации гетто. Когда в 1963 г. Конференция христианского руководства обосновалась в Бирмингеме, мы говорили, что если Бирмингем, эта столица сегрегации, потерпит хотя бы одно поражение, то последствия этого распространятся на весь Юг. Бирмингем потерпел целый ряд поражений, и это оказывает свое влияние не только на Юг, но и на Север. Чикаго — это центр сегрегации на Севере, и преобразование его трущоб приведет к тому, что дальнейшее существование трущоб в городах Севера будет поставлено под вопрос.

Массовые ненасильственные действия по-прежнему остаются эффективной тактикой нашего движения. Многие, особенно на Севере, утверждают, что максимальное использование новых законов, программы обеспечения благосостояния и программы «войны с бедностью», заменят сейчас демонстрации и что от открытого и прямого протеста нужно отказаться. Нет ничего более ошибочного, чем демобилизоваться на данном этапе. Именно движение массовых действий вызвало перемены нынешнего десятилетия, но породившие его нужды пока не удовлетворены. Без стремления к единству и без воли к борьбе негры не обретут силу и они легко могут лишиться достигнутых ими успехов. Использование напряженности, разрушившей барьеры на Юге, окажется столь же действенным для достижений наших целей на Севере.

Таковы некоторые элементы программы борьбы негров за свободу. Помимо этого, существует еще одно обстоятельство, имеющее огромное значение для Севера, — это стабильность экономического положения негров. Обычно это называют потребностью в обеспечении работой. Но различие, проводимое между надежностью экономического положения и наличием работы, не является только лишь семантическим различием.

В современном промышленном обществе иметь работу — это еще отнюдь не означает надежности экономического положения. Наличие работы слишком часто подрывается увольнением. Никто из трудящихся не страдает так остро от увольнений, как негры, которых обычно первыми увольняют и последними принимают на работу. У них отсутствуют привилегии, которые другие рабочие накапливают благодаря стажу, поскольку расовая дискриминация мешает неграм работать в одном и том же месте подолгу. Неграм нужна такая занятость, которая длится весь год. Им нужна возможность продвинуться на работе. Им нужна занятость, которая питает и одевает, занятость, которая стабилизует семью и дает ее членам возможность учиться. Статистические данные, свидетельствующие о сокращении безработицы, скрывают тот факт, что работа, которую выполняют негры, ненадежна. Нестабильность занятости негров находит свое отражение в неустойчивом характере их устремлений и в неустойчивости их экономических основ.

Независимо от того, будет ли эта проблема решена путем гарантированной ежегодной заработной платы, льгот по подоходному налогу или других экономических мер, негры в своих требованиях должны стремиться к приобретению значительной надежности, устойчивости своего экономического положения. Только это может коренным образом перестроить жизнь негра, в том числе и семейные отношения.

Наша страна сейчас столь богата, что сохранение бедности таит в себе большую опасность, ибо бедняки не могут понять причин своих лишений. Перед нами до сих пор стоят и требуют решения международные проблемы, возникшие вследствие того, что мы являемся богатой страной в мире, значительная часть населения которого живет в условиях голода и нищеты. Однако еще более настоятельной и неотложной проблемой является существование бедности в самой нашей стране. Для второй половины XX в. это анахронизм, который сохраняется только в результате пренебрежения к надлежащему и разумному планированию и нежелания установить экономическую справедливость.

Социальный конфликт — это отнюдь не плод какой-то искусной агитации. Апатия, от которой негры так долго страдали, была порождена их бессилием и признанием ими абсурдного утверждения, будто изобилие невозможно. В настоящее время они накапливают силы. Все средства информации внушают им, что мы настолько богаты, что можем позволить себе и масло, и пушки³. Поэтому негритянское движение предъявляет белому правящему большинству свою программу и бросает вызов ему, убеждая выдвинуть свою программу. Творческое сочетание обеих программ объединило бы социальную и экономическую справедливость в некий единый комплекс свободы.

В 1966 г. негры не ищут изоляции. События в Сельме в 1965 г. ясно показали, что есть белые американцы, которым дороги демократия и справедливость, которые. пошли к месту опасности и готовы бороться за свою страну не только против возможных внешних врагов, но и в том случае, когда ее целостность оказалась под угрозой в пределах ее собственных границ...

Негры ждут своей свободы не как просители какой-то милостыни, а как американцы, предки которых принимали участие в битве у Банкер-хилла ⁴, упорно трудились, выкорчевывая деревья, осушая болота, строя дороги; участвовали в освободительных войнах и разделяли мечты и устремления борцов за независимость нашей страны...

¹ Программа «войны с бедностью» — одна из составных частей провозглашенного в демагогических целях президентом Л. Джонсоном создания в США пресловутого «великого общества». По мере эскалации агрессии американского империализма во Вьетнаме ассигнования на «войну с бедностью» становились все меньше, а масштабы бедности в стране с каждым годом возрастали.

² Летом 1966 г. в Чикаго, куда к этому времени перенесли центр тяжести своей деятельности Южная конференция христианского руководства, состоялось совещание представителей 168 профсоюзных и различных других — негритянских и «белых» — организаций города с целью координации своих действий в начатой по инициативе М. Л. Кинга кампании «войны трущобам».

³ Имеется в виду известное заявление президента Л. Джонсона о том, что США «могут позволить себе и масло, и пушки», сделанное в связи с критикой его политики эскалации войны во Вьетнаме.

⁴ Битва у Банкер-хилла (г. Чарлстаун, штат Массачузетс) 17 июня 1775 г. — одно из первых сражений войны за независимость США.

6 августа 1965 г. кабинет в Капитолии едва смог вместить собравшихся в нем белых и негритянских руководителей. Было отмечено хорошее настроение президента Джонсона, переходившего от одной группы гостей к другой. Все они должны были стать свидетелями исторического, по его твердому убеждению, события — подписания Закона об избирательных правах 1965 г. Этот закон призван был вернуть, наконец, неграм на Юге избирательное право спустя столетие после того, как у них отняли его с помощью террора и различных махинаций.

Законопроект, лежавший на полированном столе красного дерева, появился на свет в результате яростного протеста в Сельме (Алабама), где обращение твердолобого шерифа с неграми в духе южных традиций натолкнулось на сопротивление. Во время демонстрации ненасильственных действий за избирательные права шериф отдал приказ разогнать ее участников дубинками и слезоточивым газом. Народ узнал об этом, и последовал взрыв негодования. В знак протеста негры и белые прошли маршем более пятидесяти миль по Алабаме и прибыли в столицу штата г. Монтгомери уже организованной колонной, насчитывающей свыше 5 тыс. демонстрантов. Президент Джонсон обратился тогда к совместному заседанию обеих палат федерального конгресса, которое передавалось по телевидению. Он торжественно заверял, что «мы преодолеем все трудности и что правительство должно в соответствии с законом обеспечить каждому негру все его права как гражданина». В результате появился законопроект об избирательных правах 1965 г. Теперь, подписывая его, президент сказал: «Сегодня мы являемся свидетелями триумфа свободы, не уступающего по масштабу любой победе, одержанной на поле битвы... сегодня мы разрубаем и отбрасываем последние звенья тяжелых старых цепей»,

Спустя год некоторые из тех, с кем так жестоко расправились в Сельме и кто затем присутствовал в Капитолии на церемонии подписания этого законопроекта, шли во главе демонстраций в пригородах Чикаго под градом камней и бутылок, среди горящих автомобилей навстречу улюлюкающим толпам, размахивающим фашистскими флагами¹.

Спустя год некоторые негритянские лидеры, которые участвовали в демонстрации в Сельме и на церемонии в Капитолии, больше не возглавляли свои организации. Они оказались не у дел в результате радикального изменения тактики действий.

Спустя год препятствия со стороны белых стали решающим фактором на выборах в Калифорнии, Мэриленде и других местах. В некоторых южных штатах люди, которых долгое время считали политическими клоунами, стали губернаторами; этого они достигли с помощью «охоты за ведьмами», различных предрассудков, демагогии и просто лжи.

В течение года в нескольких южных штатах были убиты белые и негритянские борцы за гражданские права негров. Последовавшее затем быстрое оправдание обвиняемых потрясло большую часть народа, но в сегрегационистских кругах Юга царило неприкрытое торжество. Многие из нас плакали на похоронах убитых, на похоронах демократии.

В течение года в некоторых северных и западных городах, особенно в Лос-Анджелесе — в Уоттсе², молодые негры, охваченные гневом, на насилие ответили насилием...

Спустя год журнал «Рэмпартс» писал: «Прошло более 10 лет с начала подъема движения за гражданские права, но положение американских негров, жителей Гарлема, Хейнсвилла, Балтимора и Богалусы, стало хуже, чем десять лет назад... Руководители движения знают об этом, и это является причиной их беспокойства... Движение находится на грани отчаяния, тугому что приходится признать негритянскую революцию не более, чем мифом».

Разве негры не смогли воспользоваться возможностями, о которых говорил президент? Разве движение было безнадежно? Почему широкие симпатии среди белых американцев к негритянской революции внезапно перешли в безразличие у одних и совершенно исчезли, перейдя в неприкрытую враждебность, у некоторых других? Почему произошло такое смятение идей?

Самое простое объяснение гласит: негры подняли мятеж в Уоттсе, голос «власти черных»³ услышала вся страна, и на свет появилось белое предубеждение, люди пришли в негодование, и симпатия исчезла. Такое объяснение основывается на том несомненном факте, что изменению в настроениях предшествовали события в Уоттсе и лозунг «власть черным». Более того, белое предубеждение всегда существовало где-то подспудно, лишь иногда выходя на поверхность американской жизни. Нет, ответы на все эти вопросы сложны и в конечном счете менее пессимистичны.

События в Сельме и закон об избирательных правах ознаменовали конец одной фазы развития движения за гражданские права. Начался новый период, но мало кто увидел и понял это или был готов участвовать в нем. Для подавляющего большинства белых американцев прошедшее десятилетие — первый период — был борьбой за приличное, вежливое обращение с негром; это не было еще борьбой за отношение к нему, как к равному. Белая Америка в большинстве своем готова была потребовать, чтобы негры были избавлены от жестокого, грубого и унизительного обращения, но она никогда не выступала за то, чтобы помочь им выйти из тисков нищеты, эксплуатации и всех других форм дискриминации. Возмущенный белый был искренен, когда вырывал хлыст из рук шерифа и запрещал ему жестокое обращение с негром. Но, когда все это уже стало затихать, чувства, которые так внезапно воспламенили его, стали успокаиваться и постепенно совсем исчезли...

Когда негры нащупывали вторую фазу развития движения за гражданские права — осуществление равенства, — они увидели, что многие из их белых союзников исчезли. Негры Америки поймали на слове президента и прессу, говоривших о свободе и справедливости в широком смысле этого слова. Ведь отсутствие грубости, жестокости и зла еще не говорит о наличии справедливости. Воздерживаться от убийства — еще не значит верить во всеобщее братство. Слово было нарушено, и большие ожидания негров разбились о каменную стену сопротивления белых. В результате появилось чувство опустошения. Негры почувствовали себя обманутыми, в особенности на Севере, тогда как многие белые считали, что, поскольку негры и так добились слишком многого, с их стороны было просто неблагоразумно требовать так скоро еще чего-то.

Пути белых и негров, которые до этого времени сходились, пересеклись в Сельме и, подобно большой букве «X», начали расходиться. До событий в Сельме существовало единство в борьбе с варварским отношением к негру. Это единство основывалось на соблюдении равенства, при отсутствии же его — пути их начали неумолимо расходиться.

Почему же белые выступают против такого равенства? Почему белая Америка так заблуждается, и как можно оправдывать зло, которое она же поддерживает?

Большинство белых американцев искренне считают, что они способствовали установлению справедливости для негров. Они полагают, что американское общество особенно подходит для «честной игры» и осуществления утопии средних классов, олицетворяющей расовую гармонию. Но, к сожалению, это — фантазия самообмана и самодовольного тщеславия, В подавляющем большинстве своем Америка все еще борется с нерешительностью и противоречиями. Она искренне и горячо приветствовала изменение существующего положения. Но когда нужно сделать следующий логический шаг, слишком быстро появляются апатия и безразличие. Законы оказались в критическом положении после событий в Сельме и Бирмингеме; никакие реальные усилия не могут соперничать с подписанием закона. Закон рассматривается как залог осуществления реформы.

Этот ограниченный интерес есть не что иное, как отражение внутреннего конфликта, при котором осторожно взвешивают воздействие любого изменения на статус-кво. Когда страна переходит от сопротивления поведению экстремистов к более глубоким и всепроникающим элементам равенства, белая Америка вновь подтверждает свою связь со статус-кво.

Практическая цена изменений для страны вплоть до этого момента была невысока. Ограниченные реформы обошлись весьма дешево. Для того чтобы негры могли делить с белыми стойки в кафе, библиотеки, парки и гостиницы, не требуется никаких налогов и никаких затрат. Даже психологический момент устранить легче. После того как в течение десятилетий всячески преувеличивались эмоциональные трудности, когда теперь стало неизбежно новое поведение белых на Юге страны, они дрожат от напряжения, но не сдаются.

Еще более важные изменения в области регистрации избирателей не потребовали ни огромных денежных ассигнований, ни психологических жертв.

Истинную цену мы узнаем позже. Об этом свидетельствует упорство, с каким сопротивляются белые. Недостаточное образование, которое получают негры, можно дополнить в будущем, если будет осуществлено равенство в области образования. Гораздо труднее и дороже будет найти для негра работу. Уничтожить трущобы гораздо сложнее, чем добиться интегрированных автобусов и столиков в кафе.

Заместитель директора Управления экономических возможностей Хаймэн Букбиндер в откровенном заявлении, сделанном 29 декабря 1966 г., сказал, что долгосрочные ассигнования для осуществления программы борьбы с нищетой, невежеством и тяжелыми жилищными условиями потребуют одного миллиарда долларов. Его не пугает подобная перспектива, наоборот, он указывает, что рост национального дохода делает вполне возможным подобные расходы. Он сказал: «Бедные могут перестать быть бедными, если богатые будут медленнее богатеть». Далее он предсказал, что, «если американский народ не согласится пойти на существенные жертвы», следует ожидать ухудшения положения в больших городах, усиления антагонизма и беспорядков. Он утверждал, что народ недостаточно информирован и подготовлен к тому, чтобы оказать поддержку программе борьбы с нищетой, и часть вины возложил на правительство, так как «оно должно довести до сведения народа истинное положение вещей».

Давайте посмотрим на эту проблему через призму положения негров в 1967 г. Когда была написана конституция, в ней оказалась странная формулировка определения налогов, по которой выходило, что негр — человек лишь на 60% ⁴. Сегодня другая формула говорит, что он — человек уже только на 50%. Во всем, что есть хорошего в жизни, негру достается приблизительно половина того, что имеет белый; из плохого он имеет в два раза больше белого. Так, половина всех негров живет в условиях, не соответствующих установленному стандарту. Их доход составляет половину дохода белого. Когда мы обращаемся к отрицательным сторонам жизни, негр получает двойную долю: негров-безработных в два раза больше, чем белых; детская смертность (широко принятый показатель народного здоровья) среди негров в два раза выше, чем среди белых. Даже на войне продолжается это неравенство. Во вьетнамской войне к началу 1967 г. участвовало вдвое больше негров и вдвое больше их (20,6%) в ней погибло, чем белых, по отношению к удельному весу тех и других в населении страны.

В остальных сферах жизни — подобная же картина. В начальных школах негры отстают от белых на два-три года, их фактически сегрегированные школы получают значительно меньше денег на каждого ученика, чем школы для белых детей. Доля негров, обучающихся в колледжах, вдвое меньшая, чем белых, причем половина из них учится в плохо оборудованных колледжах на Юге страны.

Большинство занятых негров работают в сфере услуг. Тяжелые условия жизни негров — не просто следствие нерадивости. Их нельзя также объяснить мифом о врожденной неспособности негров. Они являются неотъемлемой частью всей экономической системы Соединенных Штатов. Некоторые отрасли промышленности и отдельные предприятия держатся целиком на низкооплачиваемом, неквалифицированном труде негров. Фабрики, на которых применяется ручной труд, больницы, сфера обслуживания, домашняя работа, сельскохозяйственные операции, т. е. области применения ручного труда, окажутся в тяжелом экономическом положении, если вообще не на грани краха, при увеличении заработной платы неграм.

Экономическая дискриминация особенно глубоко укоренилась на Юге. В одних и тех же отраслях промышленности на Севере и Юге страны существует огромная разница в заработной плате. Более низкая зарплата на Юге является непосредственным следствием дешевого труда негров. Новый Юг, претерпевающий довольно заметные изменения в результате индустриализации, приспосабливается к формам дискриминации, которая держит негра в подчиненном положении и сводит его заработную плату до минимума.

Как дискриминация сказывается на каждом отдельном человеке, показать невозможно, но достаточно привести данные опроса белых американцев, чтобы стало очевидным истинное положение вещей. 88% из них возражают против того, чтобы их дети встречались с негритянскими. Почти 80% возражают, если их близкий друг или родственник женится или выйдет замуж за негра, и 50% не хотят иметь негров своими соседями⁵.

Эти факты показывают ширину пропасти, сущест-' вующей между действительностью и подлинным равенством. Они могли бы казаться менее тревожными, если бы не один момент. Дело в том, что мы говорим на разных языках, когда употребляем слово «равенство». Негры и белые совершенно по-разному определяют его.

По мнению негров, равенство означает то, что и подразумевает само это понятие, и они поймали белых на слове, когда те говорили о нем, как о цели. Но большинство белых в Америке в 1967 г., включая многих людей доброй воли, исходят из того, что равенство — просто общее выражение для обозначения улучшения условий. Белая Америка даже психологически не готова перебросить мост через эту пропасть. Она в основном стремится только сделать ее менее широкой и очевидной, но во многих отношениях сохранить ее. Большая часть всех расхождений между неграми и белыми либералами происходит из-за этого.

Белая Америка испытывает беспокойство из-за несправедливости и считает, что в течение десяти лет она исправляет ее. В борьбе участвовали лучшие люди Америки. Сознание человека вспыхивает особенно ярко в момент опасности. Никогда нам не забыть дни, когда жестокие расправы в Сельме побудили тысячи людей со всех концов страны перейти на нашу сторону, независимо от расовых, классовых и религиозных различий.

После похода на Монтгомери в аэропорту произошла задержка, и несколько тысяч демонстрантов прождали более пяти часов. Люди сидели и стояли в залах и на лестницах здания. Когда я стоял с ними и видел вместе белых и негров, монахов и священников, адвокатов, врачей, домохозяек и продавцов, оживленно беседовавших и испытывавших редкое чувство товарищества, я знал, что передо мной в этот момент предстало в миниатюре человечество будущего.

Здесь была лучшая часть Америки, но не вся Америка. Где-то еще сознание было затуманено, душа находила легкое успокоение в мягко выстланных тайниках самодовольства. Справедливость нашла лишь немногих стойких защитников.

Наблюдатели замечали, что, даже если бы равенство наступило сразу, негры не были бы к нему готовы. Я полагаю, что белые готовы к нему и того меньше.

Негры много делают, чтобы преодолеть свои недостатки, свою неприспособленность. Где бы ни создавались курсы по обучению разным специальностям, негры всегда спешат туда. Те, кто работает, обнаруживают горячее желание узнать что-то новое, продвинуться вперед. Почти в каждом негритянском доме чувствуется тяга к культуре. Тираж газет, журналов и книг, написанных для негров, составляет сейчас много миллионов экземпляров, тогда как десять лет тому назад он едва достигал 100 тыс. Б школах все чаще и чаще уче-пики-негры хотят пройти курсы, которые позволили бы им поступить в колледж и идти дальше, отказываются получать только профессиональную подготовку, которая раньше ограничивала возможности столь многих из них.

Большинство же белых, надо честно признать, отнюдь не прилагают столько же сил, чтобы перевоспитать себя, выйти из состояния расового невежества. Это объясняется их чувством превосходства, которое позволяет им считать, что белым в Америке нечему особенно учиться. Возможность существенно помочь неграм активно участвовать в жизни XX в., жить рядом с неграми и учить своих детей в интегрированных школах — все это является еще кошмаром для слишком многих белых американцев.

Белой Америке хотелось бы надеяться, что за прошедшие десять лет был хорошо отработан механизм, с которым теперь нужно аккуратно обращаться, чтобы перемены, вызванные им, были безболезненны. Однако это как раз то, чего им не удалось добиться. Законы о гражданских правах все еще не соблюдаются. Десегрегация школ в стране в 90 случаях из 100 так и не достигнута; осуществление избирательного права на Юге скорее является исключением, чем правилом; закон о запрещении дискриминации в области труда теоретически применяется в населенных пунктах с общим населением в десятки миллионов человек, но картина мрачных гетто противоречит языку закона. Несмотря на закон, равные возможности при найме на работу все еще остаются далекой мечтой.

Свод законов на практике оказался ни статусом, ни законом. Законодательство, которое не соблюдается и сводится фактически к нулю, является насмешкой над. законом. На пути прогресса встали хитроумные преграды сегрегационистов, увертки и отступления правительства — того самого правительства, которое добивалось политического доверия, чтобы ввести законы в силу.

В свете этого мы видим теперь, почему решения Верховного суда о десегрегации школ, которые мы в свое время описывали как исторические, на самом деле отнюдь не сделали истории. Спустя 12 лет на всем Юге было интегрировано только 12% школ, а на «старом» Юге — едва 2%. И даже в этих немногих школах интеграция чаще всего выражалась в приеме туда горстки негров. Эти решения санкционировали определенную степень подлинного равенства; но по этой самой причине они и не были претворены в жизнь. С точки зрения белой Америки, они были своего рода исторической ошибкой.

Да и сам Верховный суд, вопреки своей первоначальной смелости и стойкости, спустя год с лишним после решений 1954 г. изменил свою прежнюю позицию и принял решение о распределении учеников, фактически передав штатам власть определять темпы изменений. Это решение стало тем камнем преткновения, который затормозил десегрегацию школ и почти свел ее на нет. Таким образом, Америка в обстановке обструкции со стороны сегрегационистов и безразличия большинства белых постепенно молча вкушала по кусочку от данного преждевременно обещания настоящего равенства.

Таковы основные причины современных разногласий между белыми и неграми. Хорошие общие слова о равенстве и громкие резолюции о братстве приятно ласкали слух, но для негра осталась пропасть, перешагнуть которую он не может. Он помнит, что на каждый его скромный шаг вперед белый реагирует по-прежнему: негры ведь и так получили слишком много.

Это — самая общая характеристика положения. Было бы несправедливо не сказать ни слова о признании наших проблем со стороны меньшинства белых, которое действительно хочет добиться подлинного равенства. Их желание искренне и выражается в сотнях дел и поступков. Но их деятельность уравновешивается активностью ничем не сдерживаемых сегрегационистов, которые заявляют, что не стоит иметь у себя демократию, если под ней подразумевается равенство для негров. Цель расистов — отмена всех реформ, восстановление неприкрытого угнетения, а если нужно — и чистый фашизм. На рабовладельческом Юге Америка имела «расу хозяев» — белую элиту. Возрождение ее с помощью Ку-клукс-клана и полное лишение негров всех гражданских прав было бы осуществлением мечты многих реакционных экстремистов.

Огромное большинство американцев колеблется между этими двумя противоположными точками зрения. Они испытывают стыд при виде несправедливости, но тем не менее им не хочется платить большую цену, чтобы ликвидировать ее.

Живучесть расизма где-то в глубине сознания и поднимающаяся уверенность, что требования негров неизбежно повлекут за собой изменение всего общества, создали новую фазу сопротивления белых на Севере и Юге страны. Нелепое суждение, будто негры получили достаточно много, создает предпосылки к тому, чтобы приостановить движение за гражданские права. Требования негров, вчера еще вызывавшие восхищение и поддержку, стали сегодня нежелательными, надоели и нарушили обычный уклад жизни многих. Но требования «власти черных» и мятежи в гетто отнюдь не являются причиной сопротивления белых, они — его следствие.

Между тем разочарование и утрата доверия к власти белых породили у многих негров неверие в свои силы. Но они не осознают двух очень важных моментов.

Во-первых, прогресс никогда не развивается по прямой. Всякое движение какое-то время развивается по прямой линии, но, встретив препятствие на своем пути, сворачивает в сторону, подобно тому как петляет в горах дорога, ведущая к городу. Часто создается впечатление, что идешь в противоположную сторону, что цель удаляется от тебя, но в действительности ты идешь вперед и вскоре снова увидишь город, но уже гораздо ближе.

С подобным явлением мы и столкнулись сегодня. Вслед за периодом поступательного развития неизбежно начинается движение вспять. Не осознав этого, некоторые негры впадают сейчас в ничем не оправданный пессимизм и отчаяние. Не видя ничего, кроме конечной цели, которая все еще слишком далека, они утверждают, что никакого движения вперед не было и нет.

Такие настроения свидетельствуют о непонимании еще одного важного момента. Конечная победа достигается в результате длительной борьбы, состоящей из многих коротких схваток. Не принимать во внимание каждый достигнутый успех лишь потому только, что он не возвещает полного торжества справедливости, значит не понимать того, как достигается полная победа. Такие настроения свидетельствуют также о недооценке значения конфронтации и подрывают уверенность, порождаемую отдельными победами, которые дают всякий раз новый толчок борьбе.

Утверждение, что негры не добились якобы никакого прогресса за целое десятилетие яростных усилий, основано на внешне убедительных фактах, которые рисуют картину застоя во многих областях, включая уровень доходов, жилищное строительство и образование. Однако при внимательном рассмотрении напрашивается совсем иной вывод. Увеличение числа сегрегированных школ и рост трущоб характерны только для северных штатов, тогда как на Юге был достигнут некоторый прогресс. В последнее десятилетие борьба велась главным образом на Юге, а не в масштабе всей страны. Основная цель этой борьбы состояла в том, чтобы изменить жизнь на Юге, тогда как Север играл лишь вспомогательную роль. Было бы поэтому серьезной ошибкой оценивать успешность избранной движением стратегии по результатам, достигнутым на Севере, поскольку средства, применявшиеся на Юге, пригодны только для южных штатов.

Историческое значение этой борьбы состоит в том, что движение на Юге глубоко потрясло всю систему сегрегации. И последствия этого теперь ощущает каждый негр на Юге в своей повседневной жизни. Практически невозможно перечислить те общественные учреждения, в которые открыт доступ неграм. Упорство, с которым кое-где еще осуществляется сегрегация, — уже не столь характерный факт для жизни Юга. Новым положительным моментом является расширение тех районов, где негры получили свободу передвижения.

Юг всегда был оплотом расизма... Расовые предрассудки, дискриминация и фанатизм искусно свили себе гнезда во всех институтах в политической, социальной и экономической жизни Юга. Нельзя было и помышлять о каких-либо радикальных изменениях где бы то ни было до тех пор, пока оставалась в неприкосновенности сегрегация на Юге. Десятилетний штурм ее основ подорвал всю систему. Это была первая лобовая атака против расизма в его цитадели. И этим нынешнее десятилетие отличается от всех предыдущих,

Еще до гражданской войны, так же как и после нее, союз расистов Юга и реакционеров Севера всегда был основной преградой на пути социального прогресса. Этот союз и сложившаяся благодаря ему политическая структура Юга помогли расистскому меньшинству наложить отпечаток своей идеологии на национальное законодательство. Это, в частности, объясняет, почему Соединенные Штаты так далеко отстают от европейских стран во всех формах социального законодательства.

Таким образом, наступление на расизм на Юге принесет пользу не только неграм, но и всему американскому народу. Пока не будет положен конец системе непропорционального представительства реакционеров южных штатов в федеральном конгрессе, социальный прогресс в Соединенных Штатах имеет под собой зыбкую почву.

С начала движения за гражданские права регистрация негров для участия в голосовании почти во всех южных штатах возросла на 100%, в штате Виргиния — на 300%, в Алабаме — на 600%. Расисты на Юге не строят никаких иллюзий по поводу того, что означают эти важные завоевания. Почва уходит из-под ног старого порядка; он отступает, о чем достаточно красноречиво свидетельствует уход в отставку шерифа Кларка и «Быка» Коннора⁶. И что еще более важно — расисты перекроили старые партии так, чтобы более успешно противостоять этому новому вызову. В некоторых штатах, таких, как Джорджия и Алабама, белая верхушка пока еще господствует в местном конгрессе, но лишь глупый и недальновидный политик мог бы почивать на лаврах только на этом основании. В обоих названных штатах наиболее серьезным претендентом был бывший белый губернатор, который во всеуслышание призывал негров принять участие в голосовании, в соответствии с этим осуществлял свою предвыборную тактику и сотрудничал с негритянскими политическими организациями во время предвыборной кампании. Уже само по себе это — небывалое явление. И такой удивительный сдвиг произошел всего за одно десятилетие борьбы после целого столетия фактически полного лишения негров гражданских прав. Теперь уже местная политика в южных штатах никогда не будет строиться без учета новой важной силы — избирателя-негра.

Даже в штате Миссисипи, где в области осуществления неграми избирательных прав пока что нет заметных успехов, новые веяния тем не менее также дают о себе знать. Когда негры решили организовать марш свободы и пройти через весь штат, их колонны, вступившие в столицу штата, насчитывали 30 тыс. человек. А всего лишь десять лет назад негр в Миссисипи, встретив белого, покорно сошел бы с тротуара, чтобы уступить ему дорогу. Десять лет назад для того чтобы устроить собрание, негры стали бы собираться ночью в лесу, как заговорщики.

Десятилетие назад ни один негр не переступал порога ни одного южного законодательного органа, разве что как носильщик или шофер. А сегодня в конгрессе штата Джорджия — 11 негров.

Какой-нибудь десяток лет назад негр оставался за пределами интересов широкого общества, и его тяжкая жизнь была почти неизвестна большинству народа. Сегодня гражданские права негров — проблема номер один для любого штата, ей посвящаются страницы газет, о ней говорит изо дня в день вся белая Америка.

За эти десять лет перемен негры выпрямились во весь рост и лицом к лицу сошлись со своими угнетателями; их запугивали, убивали, травили собаками, пытались остановить слезоточивым газом, но они грудью шли на злобствующую толпу расистов, демонстрируя свою силу и достоинство, и заставили ее отступить.

На протяжении более чем двух столетий — сначала рабства, а затем сегрегации — негры не могли объединиться ни тем более подняться до массовых выступлений. Поработив негров, белая Америка разъединяла их и держала в полной изоляции. Но в последнее десятилетие негры объединились и начали поход за гражданские права. Единство действий породило великое чувство достоинства, выковало мужество и придало реальность надеждам.

Почти сто лет негры боролись лишь за то, чтобы выжить, учась переносить горе и нужду. В нынешнее десятилетие негры выступают уже в новой роли. Они не будут больше безропотно терпеть, они будут сопротивляться и победят. Они все еще сохранили вековую привычку жить в голоде и нужде, но уже не желают признавать их своими постоянными спутниками жизни. Негр может перенести унижение и презрение, но теперь он вооружен чувством собственного достоинства и непокорности, а его противник испытал горечь поражения.

Впервые в истории неграм не нужно прибегать к мелким хитростям, чтобы избежать наказания или молить о милосердии. Долготерпение негров означало не примирение с социальным злом, а накапливание сил для беспощадной борьбы с ним.

Негры вышли из этой борьбы тесно сплоченными. Это явилось первой победой, которая делала возможными последующие успехи.

Негры заставили правительство принять новые законы, чтобы изменить жестокое и несправедливое отношение, от которого они страдали. Они заставили индифферентную, равнодушную страну очнуться от летаргического сна, увидеть угнетение, которому подвергаются негры, признать их право на борьбу. Они заново пробудили совесть страны. Те, кого еще совсем недавно называли не иначе как «бой»⁷, получили право именоваться взрослыми мужчинами.

Эти завоевания и вселяли надежду в негров, даже несмотря на то, что слишком медленное развитие событий не изменяло существенным образом ни количества, ни качества их дневной порции хлеба.

Все то, что негры завоевали в области духовной жизни, и все то, чего они не добились в области материального прогресса, показывает .сильную и слабую стороны жизни негров в 1967 г. Но они увидели, что какие бы препятствия ни воздвигались на их пути к прогрессу, уже ничто не сможет их остановить.

Борьба далеко не закончена, потому что главная битва еще не выиграна, как утверждают одни, и отнюдь не проиграна, как это заявляют другие, упавшие духом...

Негритянское движение непоправимо подорвало са-_ мые устои сегрегации на Юге. Объединяясь в различные организации и союзы, негры сплотили силы для того, чтобы поставить свои требования в повестку дня национальной жизни. Более того, они накопили силу, достаточную, чтобы изменить и характер, и существо этих требований. От отдельных вопросов, касающихся человеческого достоинства, они ушли далеко вперед — к программе, затрагивающей основы социальной и экономической жизни. На данном этапе развития негритянского движения его программа затрагивает вопросы экономического неравенства, в чем бы оно ни выражалось, далеко выходя за рамки чисто расовых отношений. В эту борьбу включаются и белые бедняки, создавая возможность организации нового мощного союза белых и черных американцев.

Еще одно важное завоевание прошедшего десятилетия теперь воспринимается как само собой разумеющееся. Негры создали свою собственную теорию прямых ненасильственных действий. Она родилась в Монтгомери (штат Алабама). И некоторое время считалось, что она может применяться лишь ограниченно, лишь в отдельных случаях. Но когда эта теория стала достоянием широкого движения негров, включающего сидячие забастовки, бойкоты и массовые марши, стало очевидным, что на свет появился новый метод борьбы.

Когда решение конфликтов в судебном порядке было единственной формой борьбы, рядовой негр оставался сторонним, пассивным наблюдателем. Это будило его интерес, но он по-прежнему оставался бездеятельным. Массовые марши превратили его из созерцателя в активного деятеля, включившегося в широкое движение. В то же время ненасильственное сопротивление не давало повода для вспышек гнева, не вызывало никаких беспорядков, оно сдерживало и направляло страсти с тем, чтобы добиться максимального эффекта. Там, где оказались бессильны петиции и мольбы о правосудии, сделали свое дело марши, эхо которых разнеслось на тысячи миль. Когда в 1963 г. Южная конференция христианского руководства начала действовать в Бирмингеме, она намеревалась изменить только этот город. Но результат организованной ею кампании превзошел все ожидания: президент Кеннеди вынужден был признать необходимость введения нового законодательства, и в 1964 г. был принят новый закон о гражданских правах негров. Тактика прямых ненасильственных действий принесла с собой такие изменения, каких не знала до того история негритянского движения, и к 1965 г. она получила признание со стороны всех организаций, борющихся за гражданские права.

В прошлом году тактика прямых ненасильственных действий — в который уж раз — объявлялась похороненной. Предлагалось заменить ее новой тактикой. Лозунг «власть черным!» представлялся доктриной, столь притягательной для негров, что с пей не могла соперничать никакая другая. Мятежи и беспорядки были провозглашены новой формой борьбы, в результате чего всякая организованная демонстрация оплевывалась и превозносилось необузданное сопротивление.

Однако оказалось, что лозунг «власть черным» не имеет ни программы, ни реального будущего. И если очевидно, что спор о тактике борьбы еще не решен, то столь же очевидно и то, что еще не найдена никакая другая форма борьбы, которая могла бы с успехом соперничать с тактикой прямых ненасильственных действий. Это породило замешательство, но не рассеяло силы борцов и не ввергло их в отчаяние.

К 1967 г. эхо негритянских выступлений рассеяло усиленно создававшийся миф о «благоденствии негров». Мужество и отвага, с которыми негры встретили разъяренные толпы расистов, заставили забыть образ доброго и покорного «дяди Тома». В самом деле, к концу этого бурного десятилетия негры стали другими. Они более не пассивны и хотят сами решать свою судьбу. Их движение ширится, набирает силу, их поступь становится все более твердой.

В то же время стало ясно, что хотя оппозицию белых и можно преодолеть, она все еще остается грозной силой, способной оказать самое упорное сопротивление, когда цена изменений покажется им слишком высокой.

А сейчас негры, как и прежде, влачат жалкое существование на самом дне «великого общества»⁸, по-прежнему остаются в большинстве своем на нижней ступени общественной лестницы. Даже для тех, кому улыбнулось счастье и кому удалось подняться на несколько ступеней выше, возможности еще очень и очень ограниченны. Часто у них нет точки опоры, а если она и появляется, то путь наверх для них почти всегда закрыт.

Обитатели гетто на Севере все еще живут в кошмарных социальных условиях. В прошедшее десятилетие они поддерживали борьбу негров на Юге и гордились их успехами. Казалось даже, что в результате быстрого роста движения за гражданские права на Юге иссяк источник энергии на Севере, где застой, словно покрывало. навис над негритянскими общинами. Но энергия не исчезает — она широким потоком устремилась на Юг, чтобы изменить там жизнь.

Это было десятилетие, когда Юг и Север поменялись ролями. На кипучем Севере наступило затишье, а обычно инертный Юг взорвался с необыкновенной силой. В лучшем случае на Севере огонь лишь тлел, тогда как на Юге он быстро разгорался.

Руководители движения за гражданские права всегда считали, что и Север извлечет для себя пользу из борьбы Юга.

Они полагали, что коренные изменения неизбежны и без массовых выступлений, поскольку страна заговорила об этом и обратилась к своей совести. Это был просчет,

Он явился результатом убеждения, что оппозиция белых на Севере не была непримиримой и что она была готова, если не полностью, то хотя бы частично, пойти на уступки. Мы забыли то, о чем Юг не уставал напоминать нам каждый день: свободу не даруют — ее завоевывают. В интересах общего дела нельзя было медлить более с активизацией борьбы в крупных городах Севера, полагаясь только на действия в южных штатах. Необходимо объединить усилия.

При оценке результатов негритянского движения на данном этапе можно сделать вывод о том, что у негров имеется лишь отправная точка в их борьбе и ничего больше. Мы написали Декларацию независимости, что уже само по себе большое достижение, однако нас ждет нелегкий труд, прежде чем нам удастся воплотить в жизнь то, что в ней записано.

Горькая истина состоит в том, что ни негры, ни белые не приложили достаточно усилий для того, чтобы приблизить зарю нового дня. То положительное, что было достигнуто, — результат усилий лишь немногих. Слишком узок был размах борьбы за столь великие цели. Свобода не достигается покорным приятием страдания. Она достигается неприятием страдания, борьбой против него. И если мерить наши усилия этой мерой, то следует сказать: негры еще не заплатили полной цены за свободу, а белые еще не узнали, во что им обойдется справедливость.

Главный удар во всех прошлых сражениях наносился очень небольшой ударной группой. Хотя миллионы негров оказывали ей горячую и страстную поддержку, лишь считанное число негров активно включилось в борьбу. А этого было слишком мало, чтобы повести широкое наступление против расизма, нищеты и дискриминации. Негры боролись и побеждали, но это были победы в мелких стычках, а не в решающих сражениях.

Без активного участия в борьбе всего народа нельзя одержать великих побед в войне за преобразование страны, за создание нового общества, в противном случае это будет лишь видимость победы. Негры глубоко заблуждались, когда оптимистически предполагали, что сломить сопротивление белых расистов не составит большого труда. Но придется еще приложить немало усилий, прежде чем удастся заставить белых выработать новые принципы и нормы поведения. Эти две силы — негры и белые приходят в столкновения всякий раз, когда чаяния негров угрожают твердыне освященного веками порядка.

Это не следует понимать как предсказание насилия. С одной стороны, потому, что политика ненасильственных прямых действий примет новые формы и будет проводиться в более широком масштабе. Если 100 тыс. негров — участников марша — войдут в большой город и расположатся там лагерем, то муниципальные власти ничего не смогут с ними поделать, так как силы негров будут далеко превосходить все то, что смогут противопоставить им местные власти, и так будет повторяться всякий раз, если это понадобится. Не причиняя никому ни физического, ни материального ущерба, негры смогут, таким образом, привлечь не меньшее внимание к чинимым им обидам и несправедливости, чем это сделали известные события в Уоттсе, и тем самым они подтвердят свою непоколебимую решимость действовать, сохранив в то же время порядок и чувство человеческого достоинства.

С другой стороны, нельзя полагаться на то, что негры в любых условиях и при любых обстоятельствах будут придерживаться ненасильственных действий. Когда негр-проситель, наткнувшись на твердокаменную непреклонность, подвергался насмешкам и с помощью хитроумных уловок выпроваживался с пустыми руками, гнев брал верх над разумом.

Ненасильственные действия — мощное оружие в борьбе за разум и справедливость. Но если они встречают грубый отпор, они отнюдь не превращаются в покорность и бездействие. Поборники сегрегации на Юге слишком хорошо осознали, что будет означать альтернатива, и во многих случаях шли на уступки. Власти на Севере слишком полагаются на суррогатные меры и на долготерпение негров. Дальнейшее развитие событий предельно ясно. У сплоченных, всегда готовых взорваться негритянских общин на Севере очень короткий запальный шнур и очень длинный перечень обид. Те, кто считает, что предупреждение насилия может спровоцировать насилие, глубоко ошибаются. К насилию прибегали слишком часто и всегда потому, что необходимые меры не были приняты своевременно.

Не трудно понять, что белые американцы опасаются новой волны негритянских мятежей. Такие выступления не могут служить надежным средством борьбы, и негры могут понять состояние тех белых, для кого они представляют опасность. Действительно, негры сами подвергаются не меньшей опасности — негритянские гетто в первую очередь страдают от разрушительных последствий таких мятежей.

Однако и рядовые белые американцы несут свою долю ответственности. Они должны сдержать желание наброситься на участника мятежа как на единственного виновника беспорядков. Они должны с гневом подняться против городских властей, властей штата или всей страны и потребовать осуществления необходимых реформ, которые одни только и могут оградить их от опасности. Если же они затаят обиду и зло только на негров, то сами окажутся жертвой, позволив главным виновникам избежать ответственности.

Социальная справедливость и прогресс — единственные гарантии, способные предотвратить мятежи. Другого ответа быть не может. Конструктивные социальные изменения обеспечат спокойствие; уклонение от решения проблемы лишь усилит беспорядки.

Путь к мирным переменам заперт на два замка. У негров есть ключ лишь от одного из них; ключ от другого — в руках белых американцев...

[М. L. King. Where we go from here: chaos or community. New York, 1967 (глава из книги М. Л. Кинга «Куда мы идем: к хаосу или сообществу?»)]

¹ Имеются в виду марши и демонстрации борцов за гражданские права, направленные против расовой сегрегации в жилищном вопросе, в период проводимой летом I960 г. М. Л. Кингом в Чикаго кампании «войны трущобам». Расисты всех мастей, в том числе члены нацистской партии Рокуэлла, пытались терроризировать и запугать демонстрантов.

² Имеется в виду восстание населения Уоттса — негритянского гетто Лос-Анджелеса в августе 1965 г., жестоко подавленное полицией и войсками.

³ Летом 1966 г. во время известного «похода против страха» негра Д. Мередита по штату Миссисипи на одном из митингов лидер Студенческого координационного комитета ненасильственных действий Стокли Кармайкл бросил в толпу лозунг «Власть — черным!», быстро завоевавший популярность в негритянских массах. Именно поэтому правящие круги США стремятся всячески извратить смысл этого лозунга с целью запугать и натравить на негров часть белых американцев.

⁴ Раздел 3-й первой статьи принятой в 1787 г. конституции США гласил, что «члены палаты представителей и прямые налоги распределяются между отдельными штатами... пропорционально численности их населения, для определения которой к числу всех свободных людей... прибавляется три пятых всех прочих лиц». Под последними имелись в виду рабы-негры, и это обстоятельство подразумевает М. Л. Кинг, говоря, что по конституции США негр долгое время считался человеком лишь на 60%.

⁵ Эти данные, опубликованные еженедельником «Ньюсуик» 22 августа 1966 г., были получены в результате опроса, проведенного корреспондентами журнала в различных районах США.

⁶ Кларк и Ю. Коннор — руководящие полицейские чины в Сельме и Бирмингеме, отличившиеся особенно жестоким подавлением демонстраций негритянского населения и выступлений борцов за гражданские права.

⁷ «Бой» («малыш», «парень») — презрительное обращение белых к неграм в южных штатах США.

⁸ Демагогический лозунг о создании в США «великого общества» был выдвинут президентом Л. Джонсоном перед началом его выборной кампании 1964 г. и имел целью завоевание на его сторону симпатий максимальною числа американских избирателей, в том числе и негров. В данном случае М. Л. Кинг употребляет этот термин иронически.

Я принимаю участие в этом заседании, так как полностью согласен с целями и деятельностью организации «Священники и миряне, озабоченные положением во Вьетнаме», которая нас объединяет. Последнее заявление ее исполнительного комитета находит отклик в моей душе, и я полностью поддерживаю его первые строки. «Наступает время, когда молчание становится преступлением».

Те из нас, кто уже нарушил молчание, знают, какие переживания это доставляет, но мы должны говорить. Со всем смирением, порожденным ограниченностью наших представлений, но говорить мы должны. Однако мы должны и радоваться, так как впервые в истории нашего народа столь значительное число религиозных лидеров решило выйти за рамки проповеди ничем не возмущаемого патриотизма и выступить с протестом, основанным на велении совести и уроках истории.

Возможно, среди нас рождается новый дух. Если это так, проследим тщательно за его проявлениями и помолимся, чтобы в нашем внутреннем «я» отозвались его веления, ибо в темноте, окружающей нас со всех сторон, мы страстно ищем новый путь.

За последние два года, с тех пор как я решился нарушить свое предательское молчание и начал говорить о том, что скрывалось в глубине моего пылающего сердца, когда я стал призывать к полному прекращению разрушительной войны во Вьетнаме, многие спрашивали меня, разумно ли я поступил, избрав этот путь. В глубине их души не раз возникали вопросы: «Почему вы, д-р Кинг, говорите о войне? Почему именно вы присоединяетесь к голосам протеста? Ведь говорят, что борьбу за мир нельзя смешивать с борьбой за гражданские права». Не поврежу ли я этим делу своего народа, спрашивали меня? И когда я слышу этих людей, то часто, даже понимая причины их озабоченности, я не могу не чувствовать печали, ибо эти вопросы означают, что спрашивающие не понимают по-настоящему ни меня, ни моего призвания, ни моих обязательств. Их вопросы означают, что они просто не знают мира, в котором живут.

В свете этого трагического непонимания я считаю особенно важным ясно и, надеюсь, достаточно сжато объяснить, почему я полагаю, что дорога от баптистской церкви на Декстер Авеню в Монтгомери, где я начал свою службу, ведет прямо к сегодняшнему заседанию.

Я вышел на эту трибуну сегодня, чтобы обратиться со страстным призывом к моей горячо любимой стране... Сегодня вечером я хочу обратиться не к Ханою или Фронту национального освобождения, а к моим соотечественникам, американцам, несущим вместе со мной бремя величайшей ответственности за окончание конфликта, который дорого обходится обоим континентам.

Я проповедник и думаю поэтому, что вам не покажутся странными те семь основных мотивов, по которым именно Вьетнам предстал перед моим внутренним взором. Прежде всего существует совершенно очевидная и почти непосредственная связь между войной во Вьетнаме и той борьбой, которую я вместе с другими веду в Америке. Несколько лет назад мне показалось, что в этой борьбе мелькнул просвет надежды. Надежда для бедняков, как черных так и белых, воплотилась, казалось бы, в программе «войны с бедностью». Проводились эксперименты, возникали новые предположения и начинания. Затем началась эскалация войны во Вьетнаме, и мы увидели, как общество, помешавшееся на войне, ломает и потрошит эту программу, словно надоевшую политическую игрушку. Я понял, что Америка никогда больше не сделает попытки привлечь необходимые средства и энергию для помощи своим беднякам, пока авантюры, подобные вьетнамской войне, не перестанут, как адский насос гигантской разрушительной силы, выкачивать из нее средства и людские резервы. Это все более и более убеждало меня в том, что война враждебна беднякам, и именно поэтому заставляло с ней бороться.

Возможно, что действительность предстала передо мной в еще более трагическом свете, когда мне стало ясно, что война не только сводит на нет надежды бедняков, но и посылает сражаться и умирать сыновей, мужей, братьев этих бедняков, причем доля их необычайно велика в сравнении с остальной частью населения. Мы берем темнокожих юношей, искалеченных нашим обществом, и посылаем их за 8 тыс. миль защищать в Юго-Восточной Азии свободу, которой они не могли найти в Юго-Западной Джорджии или Восточном Гарлеме. По жестокой иронии судьбы мы наблюдаем по телевизору, как вместе убивают негры и белые и как они вместе погибают за государство, которое не в состоянии посадить их за одну и ту же школьную парту. Мы видим, как они, объединенные жестокостью в одно целое, жгут нищие деревушки, но мы прекрасно понимаем, что в Детройте они никогда не смогут жить в одном квартале. Перед лицом этих жестоких издевательств над бедняками я не могу молчать.

Третья причина моего выступления еще более обоснованна, ибо исходит из опыта, полученного мною в различных гетто Севера за последние три года, особенно за последние три лета. Находясь среди отчаявшейся, отверженной и разгневанной молодежи, я говорил ей, что бутылки с зажигательной смесью я ружья не разрешат их проблем.. Я пытался выразить им свое глубочайшее сочувствие, продолжая придерживаться убеждения, что социальные изменения, полные самого глубокого смысла, есть результат ненасильственных действий. Но они спрашивали — и справедливо: «А как же Вьетнам? Разве наше государство не использует массовое насилие для разрешения своих проблем и достижения желаемых им перемен?» Их вопросы били не в бровь, а в глаз, и я понял, что никогда более не смогу поднять свой голос против насильственных действий угнетенных в гетто, пока не выскажусь откровенно о том, кто более всего применяет сейчас насилие в мире — о моем собственном правительстве. Во имя этих парней, во имя своего правительства, во имя сотен тысяч людей, живущих под гнетом насилия, я не могу молчать.

Для людей, которые задают вопрос: «Разве вы не лидер движения за гражданские права?» и тем самым стараются исключить меня из рядов борцов за мир, у меня есть следующий ответ: в 1957 г., когда наша небольшая группа организовала Южную конференцию христианского руководства (ЮКХР), мы выбрали девиз: «Спасем душу Америки». Мы были глубоко убеждены в том, что нам не следует ограничиваться только борьбой за определенные права негров, но выразили уверенность, что Америка не сможет стать свободной или спасти свою душу, пока потомки ее рабов полностью не сбросят цепи, которые они все еще влачат. Мы, пожалуй, согласны с Лэнгстоном Хьюзом¹, этим темнокожим бардом Гарлема, написавшим в свое время:

Далее. Должно быть абсолютно ясно, что если вы озабочены единством и существованием Америки, то сегодня вы не можете игнорировать войну во Вьетнаме. Если душа Америки окажется совершенно отравленной — рассеките ее, и вы увидите среди прочих ядов также и Вьетнам. И до тех пор пока Америка разрушает самые сокровенные надежды людей во всем мире, ее нельзя будет спасти. Поэтому те из нас, кто твердо решил, что Америка «будет Америкой», встают на путь протеста и неповиновения, действуя тем самым на благо своей страны.

...В 1964 г. я получил Нобелевскую премию мира и не мог забыть того, что она обязывала меня бороться еще упорнее, чем раньше, во имя «братства всех людей». Эта премия выводила мою деятельность за рамки национальных проблем, но, если бы даже ее не было, я все равно бы жил с сознанием миссии служения богу. Для меня связь служения богу с делом борьбы за мир настолько очевидна, что я просто удивляюсь людям, спрашивающим, почему я выступаю против войны...

Размышляя над безумием творимого во Вьетнаме и пытаясь найти в себе силы понять и выполнить мою миссию, я все время обращаюсь мыслью к людям этой страны. Я говорю сейчас не о солдатах каждой из воюющих сторон, не о сайгонской хунте, но просто о людях, которые уже почти три десятилетия испытывают на себе проклятие войны. Я думаю о них еще и потому, что мне совершенно ясно: там нельзя прийти ни к какому разумному решению, до тех пор пока не будет сделана попытка узнать их и прислушаться к их сдавленным рыданиям.

Они должны видеть в американцах весьма странных освободителей. Вьетнамский народ провозгласил свою независимость в 1945 г. после французской и японской оккупации и еще до революции в Китае. Во главе вьетнамцев стоял Хо Ши Мин. Хотя в своих документах они цитировали Декларацию независимости Соединенных Штатов, мы отказались тогда признать их. Вместо этого мы решили помочь Франции снова завоевать эту бывшую ее колонию.

Наше правительство решило, что вьетнамский народ «не готов» к независимости, и снова мы стали жертвами западного высокомерия, много лет отравлявшего международную атмосферу. Этим трагическим решением мы отвергли революционное правительство, стремящееся к самоопределению, правительство, созданное... чисто местными силами, среди которых были и коммунисты. Для крестьян это новое правительство означало осуществление подлинной земельной реформы, в которой они более всего нуждались.

В течение девяти лет после 1945 г. мы отказывали Вьетнаму в праве на независимость. Девять лет мы усиленно поддерживали французов в их неудачной попытке вновь превратить Вьетнам в колонию.

Перед концом той войны мы покрывали 30% военных расходов Франции во Вьетнаме. Еще до поражения под Дьен Бьен Фу² французы стали приходить в отчаяние от тщетности своих усилий, но мы — нет. Мы воодушевляли их своей громадной финансовой и военной помощью, толкая на продолжение войны, даже когда они потеряли желание воевать. Вскоре мы несли уже почти все расходы в этой трагической попытке реколонизации.

После поражения Франции было похоже, что вьетнамцы по Женевским соглашениям снова получат независимость и земельную реформу. Но вместо этого опять появились Соединенные Штаты, решившие, что Хо Ши Мин не должен объединить временно разделенную страну, и крестьяне снова стали свидетелями того, как мы поддерживаем одного из наиболее злобных диктаторов, нашего ставленника — премьера Дьема³. Они со страхом наблюдали, как Дьем безжалостно выкорчевывал всю оппозицию, поддерживал изгнанных было землевладельцев и отказывался даже обсуждать вопрос о воссоединении с Севером. Крестьяне видели, что все это совершалось под влиянием США и при поддержке все растущего числа американских войск, которые прибыли в страну для умиротворения повстанческого движения, вызванного преступными действиями Дьема. Свержение Дьема принесло бы им радость, если бы не длинный ряд сменивших его военных диктаторов, фактически ничего не изменивших в жизненно важном для них вопросе о земле и мире.

Если из Америки и исходили какие-то изменения, то только по линии все большего увеличения воинских кон-тингентов, присылаемых в поддержку правительств, которые оказывались одинаково продажными, бездеятельными и лишенными поддержки народа. Тем временем вьетнамцы читали наши воззвания и регулярные обещания установить мир, демократию и провести земельную реформу. Теперь они изнывают и гибнут под нашими бомбежками и считают истинными врагами нас, а не своих соотечественников-вьетнамцев. Сгоняемые нами с земли отцов, понуро и апатично бредут они в концентрационные лагеря, где их обрекли на жалкое, не удовлетворяющее даже минимальные нужды существование. Они знают, что если не уйдут, то погибнут от наших бомб. И они идут — в основном женщины, дети и старики.

Они видят, как мы отравляем их воду, как уничтожаем миллионы акров урожая. Должно быть, они рыдают, когда бульдозеры с ревом проходят по земле, готовясь уничтожить ценные породы деревьев. Они попадают в больницы, где на двадцать жертв американского обстрела приходится одна жертва «вьетконговцев». Мы уже уничтожили около миллиона вьетнамцев, в основном детей. Они попадают в город и видят тысячи детей — бездомных, раздетых, бегающих по улицам стаями, как животные. Они видят, как солдаты унижают этих детей, просящих подаяния. Они видят, как дети продают своих сестер американским солдатам и водят солдат к своим матерям.

Что же думают о нас крестьяне, когда мы поддерживаем крупных землевладельцев и отказываемся предпринимать что-либо для осуществления неоднократно обещанной земельной реформы, что думают они, когда мы испытываем на них новейшие виды вооружения подобно тому, как немцы испытывали новые медицинские препараты и новые виды пыток на узниках концентрационных лагерей в Европе? Где же фундамент того независимого Вьетнама, который, по нашему утверждению, мы строим? Уж не среди ли этих безгласных людей?

Мы уничтожили два из их наиболее чтимых институтов — семью и деревню. Мы уничтожаем их землю и урожай. Мы приняли участие в подавлении их самой влиятельной некоммунистической политической силы — буддистской церкви. Мы поддерживаем врагов крестьян в Сайгоне. Мы развращаем их женщин и детей и убиваем мужчин. Хороши освободители!

Если не считать чувства горечи, в стране не осталось ничего, на чем можно было бы построить новый Вьетнам. Скоро сохранившиеся здания останутся лишь на наших военных базах и в концентрационных лагерях, которые мы называем укрепленными деревнями. Крестьяне могут справедливо удивляться нашему желанию построить новый Вьетнам именно на такой основе. Можем ли мы обвинять их за такие мысли? Мы обязаны выступить за них и поставить вопросы, которые они не в состоянии поднять. Ведь они тоже наши братья.

Еще более трудная, но не менее неотложная задача — говорить о тех вьетнамцах, которых у нас определяют как наших врагов. Как нам относиться к Фронту национального освобождения — к этим непонятным для нас людям, которых мы называем «вьетконговцами» или «коммунистами?». Что должны думать они о нас, американцах, понимая, что это мы допустили репрессии и жестокости Дьема, которые превратили их в группу сопротивления па Юге страны? Что думают они об оправдании нами насилия, которое заставляет их браться за оружие. Как могут они поверить в нашу честность, когда мы твердим об «агрессии с Севера», как будто нет никаких иных причин для этой войны. Как могут они верить нам, когда мы после кровавого правления Дьема обвиняем их в применении насилия, а сами наводняем их страну все новыми видами оружия массового уничтожения. Мы наверняка должны понять их чувства, даже если мы не оправдываем их действий. Конечно, нам следует признать, что именно люди, которых мы поддерживаем, толкнули их на насилие. Конечно, нам следует признать, что по сравнению с нашими хорошо рассчитанными планами уничтожения их самые крупные действия выглядят просто карликовыми.

Что они могут думать о нас, когда наши официальные лица упорно называют всех их коммунистами, хотя и знают, что коммунистов среди них менее 25%? Что должны они думать, когда, контролируя большую часть территории Вьетнама, их хорошо организованная политическая партия не может участвовать во всеобщих выборах, проводимых при нашем содействии? Они спрашивают, как можем мы говорить о свободных выборах, когда сай-гонская пресса контролируется военной хунтой и подвергается ее цензуре. И они справедливо недоумевают, как же мы надеемся помочь сформировать новое правительство без участия их партии, единственной партии, которая тесно связана с крестьянами. Они ставят под сомнение наши политические цели и отказываются признать реальным мирное урегулирование, которое будет достигнуто без их участия. Их вопросы поразительно точно бьют в цель. Уж не собирается ли наше правительство создать еще один политический миф о новом Вьетнаме и затем опять подкреплять его новой волной насилий?

Настоящий смысл и значение ненасилия состоит в том, чтобы оно помогало понять точку зрения противника, его проблемы и услышать от него оценку собственных действий. Познакомившись с его точкой зрения, мы могли бы лучше увидеть слабость нашего собственного положения и, если рассудить зрело, мы могли бы вырасти и научиться кое-чему из мудрости братьев, которых мы называем своими противниками.

Пример тому — Ханой. На Севере, где наши бомбы теперь исковеркали землю, а наши мины делают непроходимыми водные пути, на нас смотрят с глубоким, но вполне понятным недоверием. Говорить от их имени — это значит пытаться объяснить отсутствие доверия к словам Запада и особенно к намерениям Соединенных Штатов в настоящее время. В Ханое находятся люди, которые возглавляли борьбу за независимость Вьетнама против японских и французских агрессоров... Именно они, несмотря на огромные жертвы, во второй раз выступили против' французского господства, а их уговорили в Женеве временно отказаться от контролируемой ими территории между 13 и 17-й параллелью⁴. После 1954 г. они увидели, как мы вступили в заговор с Дьсмом, чтобы помешать выборам, которые наверняка поставили бы Хо Ши Мина во главе объединенного Вьетнама, и поняли, что их снова обманули.

Когда мы спрашиваем, почему они не желают вести переговоры, надо помнить об этом. Нам также должно быть ясно, что лидеры Ханоя считают присутствие американских войск, поддерживавших режим Дьема, односторонним вооруженным нарушением Женевских соглашений и напоминают нам, что они начали увеличивать свои войска и технику только тогда, когда американские солдаты десятками тысяч стали прибывать в их страну.

Ханой помнит, как наше правительство отказывалось говорить правду о первых попытках Северного Вьетнама добиться мира, как президент заявил, что таких попыток не существовало, хотя они на самом деле имели место. Хо Ши Мин видел, как американцы говорили о мире и наращивали силы, а теперь он, конечно, слышит все более усиливающиеся слухи об американских планах вторжения на Север. Он понимает, что наши бомбардировки, обстрелы и минирование — это часть обычной подготовки к наступлению. Возможно, что только чувство юмора и присущая Хо Щи Мину ирония помогают ему сохранять спокойствие, когда он слышит о том, как наиболее могущественная держава мира говорит об «агрессии с Севера», сбрасывая тысячи бомб на небольшое государство, расположенное более чем в 8 тыс. миль от ее берегов.

Здесь мне хотелось бы пояснить, что, пытаясь выступить от имени Вьетнама, лишенного права голоса, и понять аргументы тех, кого мы называем врагами, я не менее глубоко, чем другими проблемами, озабочен положением наших войск в этой стране.

Как мне кажется, мы подвергаем наших людей во Вьетнаме не только жестокой опасности, которая неизбежна при любых военных действиях, когда две армии оказываются лицом к лицу и стараются уничтожить друг друга. Мы примешиваем цинизм к самой мысли о смерти, так как через некоторое время наши солдаты должны неизбежно понять: в этой войне полностью отсутствует все, за что, по нашему утверждению, они сражаются. Очень скоро они начинают сознавать, что правительство послало их для вмешательства в войну между вьетнамцами, а наиболее искушенным из них ясно и то, что мы стоим на стороне богатых, обрушивая ад на головы бедняков.

Это безумие должно прекратиться. Мы должны остановиться сейчас. Я заявляю это как служитель бога и брат всех бедных страдающих вьетнамцев. Я выступаю от имени тех, чьи земли опустошены, чьи дома разрушены, чья культура уничтожена. Я говорю от имени бедняков Америки, которые расплачиваются вдвойне: за разбитые надежды у себя дома, за смерть и разрушения во Вьетнаме. Я выступаю как гражданин мира — мира, который с ужасом взирает на то, какой путь мы избрали. Как американец, я обращаюсь к моему правительству. Инициатива в этой войне принадлежит нам. Мы должны взять на себя инициативу прекратить ее.

Вот послание одного из крупнейших буддистских лидеров во Вьетнаме:

«Каждый новый день войны увеличивает ненависть в сердцах вьетнамцев и в сердцах всех людей, верящих в гуманизм. Даже своих друзей американцы превращают во врагов. Странно, что американцы, столь уверенно рассчитавшие все возможности победить в этой войне, не понимают, что она принесет им глубокое психологическое и политическое поражение.

Америка никогда больше не будет символом революции, свободы и демократии, а станет символом насилия и милитаризма».

Если мы будем продолжать войну, ни у меня, ни у мировой общественности не будет сомнений в том. что мы полны бесчестных намерений в отношении Вьетнама. Станет ясно, что нашим первым желанием является оккупация Вьетнама и превращение его в американскую колонию... Если мы немедленно не прекратим войну против вьетнамского народа, народам мира не останется ничего другого, как предположить, что мы решили до конца играть в эту ужасную, нелепую и смертельную игру.

Мир требует сейчас от Америки такой зрелости, которой, может быть, мы не в состоянии достичь. Он требует, чтобы мы признали свою неправоту с самого начала вьетнамской авантюры, признали, что сыграли гибельную для вьетнамского народа роль. Ситуация такова, что нам, возможно, придется быть готовыми круто повернуть с прежнего пути.

Для того чтобы искупить свою вину и ошибки во Вьетнаме, мы должны проявить инициативу и прекратить эту трагическую войну. Мне бы хотелось предложить пять конкретных шагов, которые нашему правительству следовало бы немедленно сделать, чтобы начать долгий и трудный процесс ликвидации этого кошмарного конфликта:

1. Прекратить все бомбардировки на Севере и Юге Вьетнама.

2. Объявить об одностороннем прекращении огня с тем, чтобы этот шаг создал обстановку для переговоров.

3. Предпринять немедленные шаги для ликвидации других очагов войны в Юго-Восточной Азии путем свертывания наших военных приготовлений в Таиланде и прекращения вмешательства в дела Лаоса.

4. Реалистически принять тот факт, что Национальный фронт освобождения пользуется большой поддержкой в Южном Вьетнаме и поэтому должен участвовать в любых серьезных переговорах и в любом будущем вьетнамском правительстве.

5. Наметить дату вывода всех иностранных войск из Вьетнама в соответствии с Женевскими соглашениями 1954 г.

После установления нового режима с участием Национального фронта освобождения частью нашей миссии могло бы стать предоставление права убежища любому вьетнамцу, опасающемуся за свою жизнь. Затем надо установить, какие репарации мы сможем внести за ущерб, нанесенный нами. Мы должны обеспечить медицинскую помощь, в которой так остро нуждаются в этой стране.

Тем временем перед нами — священнослужителями — постоянно стоит задача — убедить наше правительство покончить с этим постыдным делом. Мы должны продолжать протесты, если наше правительство будет проводить прежнюю порочную политику во Вьетнаме. Мы должны быть готовы подкрепить слова делом и изыскивать любые действенные формы протеста.

Давая советы молодым людям о службе в армии, мы должны разъяснять им роль нашей страны во Вьетнаме, тем самым ставя перед ними альтернативу отказа от военной службы по убеждениям. Я рад сообщить, что именно такой путь избрали более чем 700 студентов в моей Альма Матер — колледже Мурхауз, и я рекомендую его для всех, кто полагает, что действия США во Вьетнаме бесчестны и несправедливы. Более того, я бы предложил постараться убедить всех священников призывного возраста сложить с себя свой сан и отказаться от военной службы на той же основе статуса сознательного неповиновения. Настало время настоящего, а не условного выбора. Мы достигли такого момента, что если правительство будет упорствовать в своем безрассудстве, то на карте окажутся наши жизни. Каждый человек, придерживающийся гуманных взглядов, должен выбрать ту форму протеста, которая соответствует его убеждениям, но протестовать должны все.

Есть нечто соблазнительное в том, чтобы остановиться только на этом и пригласить нас всех к участию в движении, которое в некоторых кругах называют народным крестовым походом против войны во Вьетнаме. Я утверждаю, что мы должны продолжать активную борьбу, и, более того, хочу добавить нечто еще более тревожное. Война во Вьетнаме — это только симптом более глубокого заболевания духа американского народа, и если мы будем игнорировать этот отрезвляющий факт, то нам придется создавать комитеты духовенства и мирян для будущего поколения. Их будут волновать проблемы Гватемалы и Перу. Их будут волновать проблемы Таиланда и Камбоджи. Они будут озабочены Мозамбиком и Южной Африкой. Мы будем устраивать походы в защиту этих и дюжины других стран, посещать бесчисленные митинги, до тех пор пока в жизни и политике Америки не произойдут значительные глубокие изменения. Эти мысли отвлекают нас от Вьетнама, но не от нашего основного призвания — служить богу.

В 1957 г. один чувствительный американский чиновник за границей сказал, что, как ему кажется, наша страна в мировой революции оказалась не на той стороне. За последние десять лет мы наблюдали, как возникла модель подавления революционных выступлений, оправданных ныне присутствием военных «советников» США в Венесуэле. Эта необходимость поддерживать социальную стабильность для блага наших капиталовложений объясняет подавление революции с помощью американских войск в Гватемале. Она является причиной использования американских вертолетов против партизанских отрядов в Колумбии, напалма и «зеленых беретов»⁵ против повстанцев в Перу. Именно эти действия США приходят на память, когда цитируются слова покойного Джона Ф. Кеннеди, сказавшего пять лет назад: «Те, кто делают невозможной мирную революцию, неизбежно вызывают кровавую революцию».

Случайно или нет, но наша страна все более и более играет именно такую роль — роль тех, кто препятствует мирной революции, отказываясь поделиться привилегиями и богатством, полученными в результате огромных прибылей от капиталовложений за границей.

Я убежден, что, если мы хотим оказаться на правильной стороне в мировой революции, мы (как государство) должны заняться радикальной переоценкой ценностей. Мы должны как можно скорее совершить отход от общества, «ориентирующегося на вещь», в сторону общества, «ориентирующегося на человека...»

Настоящая переоценка ценностей вскоре заставит нас поставить под сомнение справедливость нашей прежней и нынешней политики. С одной стороны, мы призваны сыграть роль доброго самаритянина на обочине дороги жизни, но это будет только началом. Однажды мы должны будем заметить, что всю Иерихонскую дорогу надо реконструировать так, чтобы мужчин и женщин не избивали и не грабили, когда они совершают по ней свой жизненный путь⁶. Подлинная миссия состоит не в том, что вы швыряете нищему монету; она не должна быть случайным или поверхностным явлением. Она должна привести к выводу о том, что общество, порождающее нищих, нуждается в переустройстве. Настоящая революция в переоценке ценностей очень скоро покажет, что нельзя мириться с резким контрастом богатства и нищеты. Она состоит в том, чтобы через моря увидеть со справедливым негодованием, как капиталисты Запада вкладывают огромные капиталы в экономику Азии, Африки и Южной Америки только для того, чтобы извлекать прибыли, нимало не заботясь о социальных улучшениях в этих странах, и сказать: «Это несправедливо». Западное высокомерие, считающее, что оно обладает всем для поучения других и ничему не может от них научиться, — несправедливо. Подлинная переоценка ценностей коснется мирового устройства и скажет войне: «Этот путь разрешения разногласий несправедлив». Бизнес на уничтожении людей напалмом, увеличение числа вдов и сирот в нашей стране, отравление ненавистью людей, в обычных условиях вполне гуманных, возвращение с полей сражений физических калек и психологических уродов — все эти вещи несовместимы с мудростью, справедливостью и любовью. Государство, которое из года в год на военные нужды тратит все больше денег, чем на программы улучшения социального благосостояния, приближается к духовной гибели.

...Не будем же присоединяться к тем, кто кричит о войне и в своей неразумной ярости требует, чтобы Соединенные Штаты вышли из Организации Объединенных Наций. Необходима мудрая сдержанность и спокойная рассудительность. Мы не должны называть коммунистом или примиренцем каждого, кто признает, что ,с помощью ненависти и истерии не разрешить проблем нашего бурного времени...

Наше время — революционное время. На всем земном шаре люди восстают против старой системы эксплуатации и угнетения, и из чрева неустойчивого мира появляются новые системы, девиз которых — справедливость и равенство. Нагие и босые граждане этих стран поднимаются на борьбу, как никогда прежде. «Люди, которые пребывали во мраке, увидели великий свет»! Мы на Западе должны поддерживать такие революции. Это печальный факт, но из-за благодушия, лени, смертельного страха перед коммунизмом и привычки смиряться с несправедливостью западные страны, в которых когда-то возник этот революционный дух, стали теперь архиантиреволюционными. Это привело многих к мнению, что революционный дух присущ только марксизму... Наша единственная надежда — выйти навстречу подчас враждебному миру, объявив вечную вражду бедности, расизму и милитаризму. С этой благородной миссией мы храбро бросим вызов существующему положению вещей и несправедливому большинству...

Истинная революция в переоценке ценностей означает в конце концов, что наша лояльность должна стать лояльностью по отношению ко всему человечеству, а не к какой-то отдельной его группе. Каждое государство должно воспитать у своих граждан преданность человечеству в целом для того, чтобы сохранить осе лучшее, присущее каждому обществу...

Сейчас мы стоим перед фактом, когда «завтра» уже наступает. Нас подгоняют насущные нужды сегодняшнего дня. В запутанной головоломке жизни и истории присутствует и такая вещь, как возможность опоздать. Ведь промедление крадет время. Жизнь часто заставляет нас чувствовать себя бедными, голыми и удрученными из-за потерянных возможностей. «Прилив в делах людей» не всегда остается на высшей точке; он спадает. Мы можем отчаянно взывать ко времени, чтобы оно остановилось, но оно, оставаясь глухим к мольбам, движется дальше. Над побелевшими костями и разбросанными останками многочисленных цивилизаций начертаны слова: «Слишком поздно». ...Сегодня у нас все еще есть выбор: ненасильственное сосуществование, либо насильственное взаимоуничтожение.

Мы должны перейти от нерешительности к действию. Мы должны найти новые пути для борьбы за мир во Вьетнаме и справедливость во всем развивающемся мире, мире, который начинается у нас за порогом. Если мы не будем действовать, нас протащит по длинным темным и позорным коридорам времени за теми, кто облечен властью без сострадания, энергией без моральных устоев, силой без прозорливости.

Так начнем же действовать. Посвятим себя снова долгой и упорной, но прекрасной борьбе за новый мир. Таков призыв детей божьих, и братья с нетерпением ждут нашего ответа. Неужели же мы скажем, что борьба слишком трудна? Скажем ли мы, что силы американской действительности препятствуют их превращению в полноценных людей, и выразим лишь свое глубокое сожаление? Или это будет послание, говорящее о желании помочь, о надеждах, о солидарности с их устремлениями о преданности их делу, чего бы нам это ни стоило? Выбор предоставляется нам, и, хотя это, может быть, нас и не радует, мы должны сделать выбор в этот критический момент человеческой истории...

[М. L. Кing. A time to break silence. «Freedomways», vol. 7, № 2, 1967 (речь, произнесенная 4 апреля 1967 г. в церкви Риверсайд, в г. Нью-Йорке)]

¹ Лэнгстон Хьюз (1902 — 1967 гг.) — американский прогрессивный писатель и поэт — негр.

² Сражение под Дьен-Бьен Фу (Северо-Западный Вьетнам) длилось с ноября 1953 по май 1954 г. и закончилось сокрушительным поражением французской колониальной армии.

³ Имеется в виду ставленник правящих кругом США в Южном Вьет-наме Нго Динь Дьем — южновьетнамский «президент» в 1955 — -1963 гг.

⁴ Имеются в виду соглашения о восстановлении мира в Индокитае, подписанные 21 июля 1954 г., па совещании представителей СССР, Франции, Англии, КНР. ДРВ, США. Лаоса, Камбоджи и так называемого государства Вьетнам (США отказались подписать их). По этим соглашениям во Вьетнаме, южнее 17-й параллели, устанавливалась временная демаркационная линия, разделяющая зоны перегруппировки войск. В июле 1956 г. намечалось провести на всей территории страны всеобщие выборы, на основе которых должно было произойти национальное объединение Вьетнама. Однако правящие круги США создали в южной части страны (между 13-и и 17-й параллелью) марионеточный режим во главе с «президентом» Нго Динь Дьемом и сорвали осуществление Женевских соглашений 1954 г.

⁵ «Зеленые береты» — прозвище мобильных диверсионных частей особого назначения в вооруженных силах США, предназначенных для подавления освободительных движений в различных странах мира.

⁶ М. Л. Кинг использует в данном случае пример из христианской мифологии.

Сегодня мы собрались здесь, чтобы почтить память одного из самых замечательных людей нашего времени. Доктор Дюбуа был не только гигантом мысли, расширившим границы знания, он был прежде всего учителем. Всю свою жизнь он стремился научить нас тому, как выполнить задачи, стоящие перед нами в борьбе за свободу.

Первая мысль, которую он особенно настойчиво проводил, состоит в следующем. Для того чтобы уделом негров по-прежнему оставались лишения и гнет, использовался ядовитый туман лживых утверждений об их врожденной неполноценности, принадлежности к низшей расе и обреченности на рабство до гробовой доски. Эта ложь так глубоко проникла в сознание Америки, что его заразились не только белые, но и многие негры. А пока в эту ложь верили, легче было мириться с жестоким и преступным отношением к неграм. Извращенная логика гласила — не будь черный неполноценным, он не подвергался бы угнетению, а так его место в обществе вполне соответствует его скудному интеллекту и способностям.

Доктор Дюбуа понял, что краеугольным камнем расистского угнетения является миф о неполноценности негров, и посвятил свой блестящий талант его разрушению.

Вряд ли можно было найти человека более подходящего для решения этой грандиозной задачи. Прежде всего он обладал непревзойденным интеллектом, и к тому же сам был негром. Он необычайно гордился тем, что является темнокожим, и, помимо одаренности и гордости, обладал неукротимым духом борца и мужеством.

Чтобы выполнить свою миссию, он отказался от значительных преимуществ, которые имелись у высокообразованных негров на Севере. Хотя у него были ученые степени Гарвардского и Берлинского университетов и больше научных званий, чем у многих американцев, как черных, так и белых, он переехал на Юг, где тогда жило большинство негров. Он стремился разделить с ними унижения и несправедливости, которым они ежедневно подвергались. Он мог бы продаться белым правителям и получить большое вознаграждение за свой талант. Таких, как он, и среди черных, и среди белых было очень мало. Он мог бы стяжать богатство и почести и жить в роскоши, осыпаемый похвалами сильных мира сего, а вместо этого он прожил на Юге часть своей творческой жизни, почти всегда очень скромно, а ряд лет — просто в бедности. Он умер изгнанником¹. На долю его выпало мало похвал, а «влиятельные» круги его игнорировали.

Но в изгнании доктор Дюбуа был только по отношению к стране, где родился. Умер он в Африке, на родине своих дорогих предков, а игнорировала его лишь крайне невежественная Америка, по не история.

История никогда не забудет доктора Дюбуа — неутомимого исследователя и одаренного открывателя социальных истин. Величие его в том, что он искал правду о своем народе. Лишь очень немногие ученые честно занимались изучением истории и жизни американских негров, и он решил заполнить этот зияющий пробел. Степень успеха Дюбуа свидетельствует о масштабности этого человека.

Однако он не просто заполнил этот пробел. Ему пришлось иметь дело с целой армией белых пропагандистов — создателей мифов и фальсификаторов негритянской истории.

Дюбуа смело начал бой с ними. Невозможно даже перечислить все его заслуги в этой области. Еще в конце XIX в. он наметил столетнюю программу изучения проблем негров Америки и пеустапно трудился над ее осуществлением.

Задолго до того, как социология стала наукой, он принимается за изучение социальных аспектов жизни американских негров и публикует труды в области здравоохранения, просвещения, занятости, религии и условий их жизни в городах. И это в те годы, когда научное исследование жизни негров выглядело столь неправдоподобно и настолько игнорировалось, что лишь один университет во всей Америке включил в свои планы подобную программу, да и то выделив на нее лишь 5 тыс. долл. в год.

Несмотря на эти препоны, доктор Дюбуа еще до начала XX в. завершает два обширных классических труда. Его книга «Ликвидация африканской работорговли», написанная в 1896 г., составила первый том в классической серии Гарвардского университета, а исследование «Негры Филадельфии», завершенное в 1899 г., используется и в наши дни. Для иллюстрации его научных методов достаточно сказать, что, работая над последним из этих трудов, он посетил и опросил 5 тыс. человек.

Вскоре доктор Дюбуа понял, что нельзя выполнить никаких подлинно научных исследований и невозможно ожидать никаких перемен, если только не привлечь к этому делу самих же негров. Ученый превращается в организатора и вместе с другими создает Национальную ассоциацию содействия прогрессу цветного населения (НАСПЦН). В то же время он п'ре-красно видит, что рост империалистической экспансии угрожает делу возрождения Африки.

Понимая важность связей между американскими неграми и землей их предков, Дюбуа расширяет сферу своей деятельности: после первой мировой войны он — инициатор Панафриканских конгрессов 1919, 1921 и 1923 гг., вызвавших переполох среди империалистов всех стран и замешательство умеренных негров Америки, которых пугал этот беспокойный, воинствующий черный гений.

Вернувшись в Соединенные Штаты, Дюбуа обнаружил, что его инициатива в области изучения истории и жизни негров принесла плоды и положила начало стремлению негров к получению высшего образования. Он весь отдался задаче повышения уровня работы в этой области. Позже, в 1940 г., он принимает участие в создании негритянского научного журнала «Пилон»². В то же время он всячески способствует участию негритянских колледжей в ежегодных научных конференциях, чтобы повысить эффективность и качество их научных исследований.

Но этой деятельностью, которой хватило бы и десяти человекам на целую жизнь, отнюдь не ограничивается круг его интересов и достижений. За шесть лет он создает монументальный труд в 700 страниц — «Черная реконструкция в Америке»³, одновременно написав много статей и очерков. Написание «Черной реконструкции» заняло шесть лет, но потребовало тридцати трех лет подготовки. Когда появилась эта работа... газета «Нью Йорк Тайме» писала: «Вне всякого сомнения это — наиболее тщательное и полное исследование участия негров в Реконструкции», а «Нью Иорк Геральд Трибюн» заявила, что «это — солидное исследование данного периода, экономический трактат, философское рассуждение, поэма и произведение искусства вместе взятые».

Чтобы понять, почему же эта работа Дюбуа о Реконструкции была таким монументальным достижением, необходимо познакомиться с ее содержанием. Белые историки почти целое столетие грубо извращали роль негров в период Реконструкции. Это было сознательное и намеренное искажение, и здесь многое было поставлено на карту. В годы Реконструкции негры почти не имели свободы действий. Если бы, как это утверждают белые историки, негры действительно погрязли в коррупции, оппортунизме, проявили бы вопиющую глупость, были бы действительно буйными, невежественными и злобными, то цель этих историков была бы достигнута. Они смогли бы доказать, что свобода в руках низших существ представляет опасность. Американцам из поколения в поколение упорно предподносилась эта ложь, и коллективный разум американского общества в конце концов был отравлен расизмом и оглуплен мифическими вымыслами.

Доктор Дюбуа выступил против этой фальсификации негритянской истории и разоблачил ее. Фактически он раньше, чем кто-либо другой в США, начал разоблачать ложь об американских неграх в наиболее важный и созидательный период их истории и сделал в этом отношении больше всех. Истины, которые он раскрыл, еще не стали достоянием всех американцев, однако они учтены и взяты на вооружение нами в нашей нынешней борьбе.

В «Черной реконструкции» Дюбуа пришлось полемизировать с почти повсеместно распространенной концепцией о том, что в период Реконструкции цивилизация на Юге практически якобы погибла, ибо негры в какой-то мере были допущены к власти. Доктор Дюбуа представил неопровержимые доказательства того, что она отнюдь не погибла, и более того, в эти годы экономика Юга восстанавливалась. За первые пять лет урожай хлопка на Юге достиг довоенного уровня, а за последующие пять лет превысил его. В то же самое время экономическая активность в других сферах жизни росла настолько быстро, что возрождение Юга было почти полностью завершено.

Дюбуа открыл и еще одно яркое достижение периода Реконструкции — осуществление бесплатного образования не только для негров, но и для белых бедняков. Он документально подтвердил принятие ряда законов, настолько необходимых для общества, что они были сохранены и в XX в., хотя негры, помогавшие их появлению, были безжалостно лишены избирательных прав и устранены из политической жизни. Он доказал, что, вопреки утверждениям белых историков, это был не трагический период, а, напротив, единственный период существования демократии на Юге. Этот поразительный факт и был причиной того, что историки были вынуждены прибегать ко лжи, ибо сказать правду — означало бы признать способность негров не только управлять страной, но и создать лучшее государство в тесном единении с белыми бедняками.

После завершения книги «Черная реконструкция» доктор Дюбуа, несмотря на свой огромный вклад в науку и преклонный возраст, отнюдь не захотел уйти на заслуженный отдых. Преданность делу свободы и в 70 лет все так же неудержимо влекла его вперед, как и в 20 лет. Он уже завершил три карьеры. Начав свою деятельность как социолог-пионер, он стал активным деятелем по организации масс. Организатор затем превращается в историка. К середине XX в., когда империализм и война снова начали угрожать человечеству, он стал лидером борцов за мир. Он был председателем Информационного центра сторонников мира в США и, подобно преподобному Уильяму Слоану Коффину и доктору Бенджамину Споку⁴ в наши дни, подвергался судебному преследованию со стороны правительства и травле со стороны реакционеров. Не испугавшись препятствий и репрессий, он с характерной для него твердостью продолжал борьбу. Наконец в 1961 г., после того как Гана стала независимой, он получил возможность приняться за написание Африканской энциклопедии и на 93-м году жизни эмигрировал в эту страну, чтобы начать новый научный подвиг. Но в 1963 г. этот удивительный человек скончался.

То, что потомки будут помнить его за научные заслуги и организационные достижения, — не требует доказательств. Такие памятники нетленны. Однако существуют и человеческие качества, менее заметные с первого взгляда, но такие, память о которых тоже останется в веках.

Доктор Дюбуа был человеком всепоглощающей" преданности своему пароду. Огромные достижения и повсеместное признание не были для него средствами достижения популярности и личного благополучия. Кем бы он ни был, при всем разнообразии занятий и ученых званий, он был всегда и прежде всего негром. Он использовал богатства своего таланта как нечто врученное ему своим народом. Он видел, что негры лишены такого множества вещей, необходимых для существования, что украденная у них история казалась лишь небольшой частью их потерь. Но доктор Дюбуа знал, что для народа потерять историю — значит потерять возможность понять себя, а с нею — источник возможности гордиться собой. Это заставило его превратиться в исследователя истории американских негров, а сочетание уникальной преданности делу и интеллекта позволило ему спасти наследие, потеря которого необычайно бы обеднила нас.

Мы вспоминаем о докторе Дюбуа как о человеке сегодня, когда в жизни еще слишком много отчаяния. Но в годы, когда он жил и боролся, у людей было гораздо больше оснований для отчаяния и безнадежности, однако его вера в сбой народ никогда не колебалась. Любовью к народу и верой в него отмечены каждая фраза трудов Дюбуа, каждый шаг его жизни. Без этих глубоко укоренившихся чувств его работа была бы бесплодной и отвлеченной. Именно они превратили его деятельность в ураган, который смел грязь лжи со страниц официальной истории.

Вся его жизнь была проникнута гордостью за негров. Он не просил прощения за то, что он черный, а значит — хуже других. Вместо этого он нападал на угнетателей за преступное принижение черных. Он бросил вызов существующим порядкам, став примером воинствующей мужественности и честности. Он не боялся бросить вызов, и хотя враги источали злобу и презрение, им не удалось заглушить его мощный голос.

Однако при всем этом он отнюдь не видел в темном цвете кожи ничего мистического. Он гордился своим народом, но не потому, что цвет кожи наделял негров неким смутным величием, а в связи с тем, что их конкретные достижения в борьбе способствовали прогрессу человечества, а также потому, что сам Дюбуа знал и любил прогрессивное человечество, людей всех цветов, кожи — черной, белой, желтой, красной или коричневой.

В своей деятельности он не ограничивался лишь шумными обличениями, чтобы получить эмоциональную разрядку и удалиться затем с самодовольным и пассивным удовлетворением. История научила его. что для народа недостаточно просто испытывать гнев; главная задача — организовать людей так, чтобы их гнев превратился в преобразующую силу. Никогда нельзя было различить, где кончается Дюбуа-ученый и начинается Дюбуа-организатор. Эти два его качества были в нем единой силой.

Стиль жизни доктора Дюбуа — это важнейшее качество, которое следует перенять современному поколению негров. Образованный негр, который чурается нас, или разгневанный боец, который не способен организовать нас, не имеют ничего общего с доктором Дюбуа. Он был примером того, чего могут достичь негры, и он организовывал негров для борьбы...

Мы не можем говорить о докторе Дюбуа, не отметив того, что всю свою жизнь он придерживался радикальных взглядов. Кое-кому хотелось бы игнорировать тот факт, что последние годы жизни он был коммунистом. Ведь для них ничего не значит и то, что Авраам Линкольн тепло приветствовал поддержку со стороны Карла Маркса в период гражданской войны и дружески переписывался с ним. В современном англоязычном мире никого не смущает тот факт, что Шон О'Кэйси⁵ был литературным гигантом XX века и коммунистом или что Пабло Неруду⁶ считают величайшим поэтом современности, хотя он был избран в сенат Чили как коммунист. Пора перестать замалчивать тот факт, что доктор Дюбуа был гением и что он предпочел стать коммунистом. Иррациональный антикоммунизм, которым мы одержимы, слишком часто заводил нас в трясину, и едва ли следует стараться сохранять его, как если бы это был один из видов научного мышления.

В заключение мне хотелось бы напомнить белой Америке о том, чем она обязана доктору Дюбуа. Извратив историю негров, они исказили историю Америки, так как негры сыграли слишком большую роль в создании нашей страны, чтобы их можно было вычеркнуть, не лишив ее историю научной достоверности. Белая Америка, пропитанная лживыми измышлениями о неграх, слишком долго жила в тумане невежества. Доктор Дюбуа принес им в дар истину, за которую они должны быть вечно ему благодарны.

Перед неграми стоят сегодня трудные задачи. Нас частично освободили, а затем поработили снова. Мы снова должны выйти на старое поле сражений, но благодаря наследию, которое оставил нам этот полный страсти воинствующий черный гигант, наша уверенность в собственных силах выросла, наше зрение стало острее, а наша вера в конечную победу — крепче.

Доктор Дюбуа ушел от нас, но он не мертв. Дух свободы не погребен в могиле с борцом. Он будет с нами в апрельском походе на Вашингтон⁷, куда мы направляемся требовать права на жизнь, свободу и стремление к счастью.

Мы должны идти в Вашингтон потому, что правительство объявило перемирие в «войне с бедностью», тратя в то же время миллиарды на эскалацию бессмысленной, жестокой и несправедливой войны во Вьетнаме. Мы пойдем туда, потребуем, чтобы нас выслушали, и останемся там до тех пор, пока не получим ответа от правительства. Если это приведет к насильственному подавлению нашего движения, мы выдержим это, как бывало и прежде. Если это вызовет насмешку и презрение, мы примем и это, ибо именно это в Америке выпадает сейчас на долю бедняков. Если это будет означать тюрьму, мы охотно пойдем в нее, так как миллионы бедняков и так уже заключены в темницу эксплуатации и дискриминации.

В наши дни доктор Дюбуа был бы в первых рядах движения за мир. Он сразу же провел бы параллель между американской поддержкой продажного режима Тхиеу — Ки⁸ и поддержкой южных рабовладельцев Севером в 1876 г. ЦРУ едва ли преувеличивает — наоборот, его заявление поражает своей честностью, — подсчитав для конгресса, что война во Вьетнаме может длиться 100 лет. Люди, лишенные свободы, не сдаются. Негры боролись за нее более ста лет, и даже если мы не знаем еще даты полного освобождения, мы уверены, что борьба за свободу будет продолжаться.

Позвольте мне сказать, наконец, что величайшей заслугой доктора Дюбуа было его преданное сочувствие всем угнетенным и его святая непримиримость ко всем формам несправедливости. Сегодня все призывает нас к непримиримости. Будем же непримиримы, пока каждый человек не будет иметь пищу и все необходимое для тела, культуру и образование для разума, свободу и человеческое достоинство для духа. Останемся же непримиримы, пока кишащие крысами и паразитами трущобы не отойдут в темное прошлое и пока каждая семья не получит надлежащим образом оборудованный дом... Будем испытывать это чувство непримиримости, пока «братство» не перестанет быть ничего не значащим словом в конце молитвы и станет первым пунктом повестки дня любого законодательного собрания. Будем непримиримы, пока наши братья из «третьего мира» — Азии, Африки и Латинской Америки — не перестанут быть жертвами империалистической эксплуатации и не воспрянут после долгой ночи нищеты, неграмотности и болезней...

[М. L. King. Honoring Dr. Du Bois. «Freedomways», vol. 8, .Vs 2, 1968 (речь, посвященная столетию со дня рождения выдающегося негритянского ученого, писателя и общественного деятеля США Уильяма Эдварда Бургхардта Дюбуа. Произнесена в Карнегн Холл, Нью-Йорк, 23 февраля 1968 г.)]

¹ У. Э. Б. Дюбуа умер 27 августа 1963 г. в Аккре — столице Ганы, куда уехал из США в 1961 г.

² У. Дюбуа стремился создать научный журнал по изучению расовых проблем. Однако издание с этой целью журнала «Пилон», намечавшееся с 1934 г., удалось осуществить лишь в 1940 г.

³ Капитальный труд У. Дюбуа «Черная реконструкция» был опубликован в 1935 г. В нем дан блестящий анализ роли негров в бурных событиях гражданской войны 1861 — 1865 гг. и Реконструкции 1865 — 1877 гг. Научное и политическое значение этой работы Дюбуа состоит в том, что она явилась первым в американской историографии крупным прогрессивным научным трудом, разоблачившим беззастенчивую фальсификацию буржуазными историками исследуемых в нем проблем.

⁴ Известный американский детский врач Б. Спок и священник У. С. Коффин — активные борцы за мир и прекращение преступной агрессии США во Вьетнаме. Подверглись репрессиям со стороны американских властей.

⁵ Шон О'Кэйси (1884 — 1964 гг.) — выдающийся ирландский писатель, коммунист.

⁶ Пабло Неруда (настоящее имя — Рикардо Нафтали Рейес Басуальто, род. в 1904 г.) — выдающийся чилийский поэт, коммунист.

⁷ Задуманный и подготовлявшийся М. Л. Кингом «поход бедняков» на Вашингтон состоялся в апреле-мае 1968 г., но уже без Кинга.

⁸ Имеются в виду американские ставленники — «президент» Южного Вьетнама Нгуен Вал Тхиеу и «вице-президент» Нгуен Као Ки.

Федеральное правительство продолжает в отношении негритянских беспорядков игру с огнем и готово пойти на риск повторения прошлогоднего катастрофического лета. Несмотря на насилие, которым отмечены два последних лета, ни одна из главных причин расовых волнений не устранена.

Страдания, которые вылились в пламя гнева и мятежа, не уменьшились. Безработица, невыносимые жизненные условия, дискриминация в сфере образования, бедственное положение негритянских гетто — все остается по-прежнему, но конгресс и правительство ограничиваются тривиальными полумерами.

Всего лишь несколько лет назад благодаря ненасильственным действиям был достигнут заметный, хотя и ограниченный, конечно, прогресс. С каждым годом укреплялась здоровая уверенность негров в своих силах. Нельзя, однако, не считаться с тем фактом, что тактика ненасильственных действий, которая тогда преобладала в движении за гражданские права, в последние два года не играла уже такой роли. Тактика ненасилия сказалась весьма эффективно на Юге, так как она нанесла поражение ярым сторонникам сегрегации, жаждавшим получить возможность физически сокрушить негров. Тактика ненасилия позволила неграм выйти на улицы, активно выражая свой протест, и помешала открыть по ним огонь, так как даже расисты не могли стрелять среди бела дня в безоружных мужчин, женщин и детей. Именно по этой причине за десять лет кампании протеста на Юге было меньше жертв, чем за десять дней расовых волнений на Севере.

Сегодня в северных городах мы встречаемся с картиной, знакомой нам на Юге. Полиция, национальная гвардня и вооруженные силы лихорадочно готовятся к репрессиям. Им можно дать отпор, не прибегая к силе, путем массового движения воинствующего ненасилия, которое никогда не было столь уместной тактикой действия на Севере, как сегодня. Она может стать средством национального спасения¹.

Я согласен с выводами специальной президентской Комиссии по расследованию причин негритянских волнений² о том, что в нашей стране произошел раскол на два враждебных общества и что главная разрушительная сила — это белый расизм. Прежде всего нам нужны эффективные средства, которые бы заставили конгресс действовать решительно, но это должны быть средства, ке предусматривающие применения силы... Мы помним, что воинствующая тактика ненасильственных действий в Сельме и Бирмингеме пробудила совесть белой Америки и расшевелила бесчувственный конгресс.

Пришло время вернуться к массовому ненасильственному протесту. В соответствии с этим мы планируем весной и летом этого года целую серию таких демонстраций, которые начнутся в Вашингтоне. В них примут участие негры и белые, цель их — принести пользу беднякам обеих рас.

Мы обратимся к правительству с призывом принять меры, рекомендованные его собственной комиссией, по словам которой, для того чтобы избежать трагедии «продолжающейся поляризации американского общества и в конечном счете уничтожения основных демократических ценностей», необходимо организовать «в общенациональном масштабе действия, продиктованные сочувствием, действия массовые и упорные, подкрепленные всеми ресурсами самой могущественной и богатой страны на земле».

Судьба демонстраций, которые мы планируем, очень волнует меня, и мне хотелось бы объяснить, что мы сделаем, что мы попытаемся сделать и во что мы верим. Вместе со своими помощниками я три месяца работал над планом организации этих демонстраций. Мы считаем, что в случае успеха этой кампании тактика ненасильственных действий еще раз явится главным средством, которое поможет добиться осуществления социальных реформ, и тогда измученные нуждой бедняки получат работу и средства к существованию. Если же кампания потерпит провал, тактика ненасильственных действий окажется дискредитированной, и страна может быть ввергнута в пучину катастрофы. Эту трагедию усугубляла бы мысль о том, что ее можно было предотвратить.

По горькому опыту мы знаем, что наше правительство не спешит исправлять несправедливость расовой дискриминации до тех пор, пока оно не сталкивается лицом к лицу с какими-то драматическими событиями, которые принуждают его действовать. Мы знаем также — хотя это, может быть, неизвестно официальному Вашингтону, — что терпение негров истощается и события в любой момент могут принять форму яростного взрыва.

Демонстрации в Вашингтоне по продолжительности будут напоминать демонстрации в Сельме и Бирмингеме. Это не будет однодневный протест — они могут длиться два и три месяца. Ранее, во время событий в Алабаме, мы не устанавливали никаких сроков. Мы просто говорили, что собираемся бороться до тех пор, пока не достигнем результатов. То же самое мы говорим и о предстоящей демонстрации в Вашингтоне. Это будет попытка организовать движение, подобное демонстрациям в Сельме и Бирмингеме, в центре внимания которого будут стоять экономические проблемы. Подобно тому, как мы пытались решить социальные пробемы сегрегации и политическую проблему — лишение негров права голоса — путем массовых демонстраций, так и сейчас мы хотим связать экономические проблемы — право на жизнь, на работу, на заработок — с массовым протестом, который будет напоминать движение в Сельме, но только на экономической основе. Когда мы начинали нашу деятельность в Бирмингеме и Сельме, делались попытки отговорить нас. А сегодня наши успехи и достижения в этих городах и реформы, которые за ними последозали, с гордостью всеми приветствуются.

Мы выбрали 15 районов — десять городов и пять сельских округов, откуда мы набираем свои основные кадры. У нас будет по 200 бедняков из каждого района. Это составит около 3 тыс. человек, что позволит начать движение протеста. Эти люди прошли школу практики ненасильственных действий, и с этой точки зрения их роль особенно важна... Мы планируем участие некоторых из них в походе на Вашингтон. Возможно, часть группы из Миссисипи двинется на Вашингтон и начнет там демонстрацию протеста, в то время как другая ее часть совершит поход через штаты Юга, сольется с подобными группами в Алабаме и Джорджии, Виргинии, Южной и Северной Каролине. Мы надеемся, что вид все растущей массы бедняков, медленно движущейся к Вашингтону, и слухи об этом марше окажут определенное воздействие на конгресс.

Как только начнутся такие демонстрации, по всей стране прокатится волна сочувствия и поддержки. В кампаниях подобного рода это — обычное явление, и, мне думается, так произойдет и на этот раз. Люди, как мне представляется, зашевелятся. Калифорнию и другие места на Западе мы не включили из-за их отдаленности и в связи с проблемой транспортировки участников марша. Но наши планы предусматривают также возникновение стихийных демонстраций и на западном побережье.

Движение сторонников ненасильственных действий в масштабе всей страны имеет очень важное значение. На опыте мы знаем, что конгресс и президент ничего не сделают, пока мы сами не развернем активной деятельности и при поддержке всех людей доброй воли не окажем на них давление. Только это могло бы помочь преодолеть существующую в конгрессе коалицию южан (некоторые из них возглавляют там комиссии и всеми силами будут препятствовать любому прогрессу) и правых республиканцев Среднего Запада и Севера.

Нужно сделать движение достаточно мощным, драматичным и привлекательным в моральном плане, таким, чтобы люди доброй воли — служители церкви, рабочие, либералы, интеллигенция, студенты и сами бедняки — начали оказывать на конгрессменов такой нажим, чтобы те не смогли больше уклоняться от выполнения наших требований.

Наша цель — показать всю драматичность экономической проблемы бедняков. Мы считаем, что нам еще предстоит много сделать, для того чтобы конгресс прислушался к нашим требованиям. Демонстрации на начальных стадиях будут преследовать скорее воспитательные цели — довести до сознания народа характер этой проблемы, те трагические условия, с которыми мы сталкиваемся в гетто.

После этого, если мы не встретим отклика в конгрессе, мы расширим наше движение. Однако, зная упорное нежелание конгресса сделать что-нибудь в этой области б отличие, например, от его готовности увеличивать ассигнования на войну во Вьетнаме, следует честно признать, что нам не удастся добиться от конгресса каких-то молниеносных результатов. Поэтому мы не питаем никаких иллюзий относительно того, что нам удастся заставить конгресс заняться нашими проблемами в ближайшие же две-три недели. Но мы уверены, что, начав демонстрацию с Вашингтона и сосредоточив наши действия прежде всего на обращениях к конгрессу и министерствам, мы и в самом деле сможем многое им разъяснить.

Мы называем нашу демонстрацию кампанией против безработицы и за повышение заработной платы, ибо мы понимаем, что экономические проблемы — это самый важный вопрос, с которым приходится сталкиваться как неграм, так и белым беднякам. Характерно при этом, что когда говорят о массовой безработице среди негров, то это называют социальной проблемой. Когда же речь идет о массовой безработице среди белых, это называется депрессией. В настоящее время безработица среди негров быстро растет, а в некоторых городах среди негритянской молодежи она достигает 40%.

Нужен какой-то экономический билль о гражданских правах. Он гарантировал бы работу всем, кто хочет и может работать. Он должен также гарантировать пособие всем, кто не может работать: детям, старикам и больным; ведь для того чтобы жить, им нужны средства. Это потребовало бы создания определенного количества рабочих мест на государственной службе, но на это потребуется время. Зато программа, действительно решающая проблему обеспечения работой, свела бы к минимуму — я не говорю к нулю — негритянские выступления, которые могут произойти этим летом.

Поэтому в центре нашей кампании будет стоять вопрос о работе и некоторых других требованиях, таких, например, как улучшение жилищных условий, тесно связанных с этим вопросом. Мы считаем, что следует строить больше домов для людей с низким доходом. Школы в гетто находятся в ужасном состоянии, и мы понимаем, что для исправления положения необходимо предусматривать ассигнование по крайней мере тысячи долларов на каждого ученика. Кроме того, эти школы настолько отстали от современных требований, что им нужны не просто дополнительные ассигнования, но и особое внимание, чтобы поднять уровень преподавания и чтобы они давали настоящие знания.

Все эти проблемы, конечно, оттесняет на задний план война во Вьетнаме. Мы концентрируем все внимание на внутренних проблемах, но само собой разумеется, что они отходят на задний план, когда заходит речь об этой трагически запутанной войне. Мы расходуем все деньги на то, чтобы нести смерть и разрушения, и почти не тратим их на улучшение жизни и созидательное развитие. Неизбежно поэтому, что в ходе нашей кампании встанет вопрос о вьетнамской войне. Мы слышим все эти разговоры о возможности «позволить себе и пушки, и масло», но теперь-то мы видим, что это — миф; что, когда страна ввязывается в подобную войну, пушки становятся навязчивой идеей, а социальные нужды неизбежно приносятся им в жертву. Мы надеемся, что в результате наших усилий со всей ясностью подчеркнуть эту проблему тысячи и тысячи людей поднимут этот вопрос, и наше правительство вынуждено будет пересмотреть свою внешнюю политику, чтобы заняться решением внутренних проблем.

Американский народ разумнее своего конгресса. Как показал опрос, проведенный Институтом общественного мнения Луиса Харриса, 56% опрошенных считали необходимым проведение определенной программы, обеспечивающей работой всех нуждающихся в ней. В свое время, когда страна оказалась на грани краха³, мы создали Управление промышленно-строительных работ общественного назначения; нужно что-то делать и сейчас, когда мы преуспеваем и богаты. Опрос показал также, что 57% опрошенных считают необходимым уничтожить трущобы в городах и перестроить эти районы силами самих жителей; тем самым для этих людей был бы решен вопрос о работе.

Мы должны заставить и заставим конгресс сделать это, использовав первую поправку к конституции⁴. В случае отказа нам придется усилить нажим, чтобы эта проблема всегда стояла на повестке дня. И тогда нам, может быть, придется прибегнуть к серьезным мерам, но это не будет означать, что мы будем убивать людей или уничтожать собственность; мы будем держаться воинствующей тактики ненасилия.

Мы прекрасно понимаем, что расовые волнения испугают большинство белых, отчасти снимая с них ответственность и тем самым позволяя прибегнуть к новым репрессиям. Но мы не видим перемен, не видим, в частности, никаких перемен в Уоттсе — восстание там не дало никаких видимых результатов. Мы стараемся найти какую-то альтернативу, Которая позволит решать наболевшие вопросы, не прибегая к насилию и разрушениям. Мы планируем построить палаточный городок в Вашингтоне по образцу 30-х годов⁵, чтобы показать, какому числу людей в нашей стране приходится и поныне жить в трущобах. По существу это будет похоже на наши прежние демонстрации ненасильственного протеста.

Мы не намерены терпеть в своих рядах насилие. И поэтому сразу заявляем, что те, кто не собирается соблюдать ненасильственный характер демонстрации-протеста, пусть не участвуют в ней. За прошедшие шесть недель мы провели беседы о ненасилии с людьми, которые пойдут весной на Вашингтон. Эти люди составят ядро демонстрации, а позже станут руководителями массового протеста. Они будут участвовать в демонстрации на ее ранней стадии, а затем, спустя две-три недели, когда число ее участников начнет расти, они возглавят их, будут отвечать за дисциплину и порядок. Надеюсь, что к этому времени в наши ряды вольются и белые граждане.

Демонстрации всегда были объединяющей силой движения, они объединяют негров и белых... во время демонстраций резко падает уровень преступности как среди белых, так и среди негров. Когда мы проводили бойкот городских автобусов в Монтгомери (штат Алабама), уровень преступности среди негров за год упал на две трети. Во время демонстраций люди находят в себе силы подавать ненависть, находят путь выразить свои чаяния, не прибегая к насилию.

Нам нужно такое движение. Оно нужно прежде всего для того, чтобы осуществить сближение белых и негров. Нам нужно оно для того, чтобы сплотить союзников, добиться общности их сознания.

Большое число белых американцев также согласно с идеей интеграции, хотя существует и много защитников лозунга «власть белых». И если ничего не предпринимать, то люди склонны впадать в отчаяние и затевать пустые споры, Но когда проводится какая-то кампания, когда организуются демонстрации, они способствуют такому сближению белых с неграми, которого трудно достичь чем-либо другим.

Думаю, что наступил момент, когда нет иного выбора: либо это должен быть воинствующий ненасильственный массовый протест, либо — мятеж. Недовольство столь велико, гнев так прочно укоренился, а отчаяние и нетерпение столь глубоки, что необходимо найти какой-то выход для этих чувств и этого возмущения. Им надо дать отдушину, и мне кажется, что наша кампания как раз и поможет превратить накипающую ярость обитателей гетто в созидательную силу.

Даже если не касаться моральной стороны вопроса о том, какие методы следует применять — насилие или ненасильственные действия, то я не вижу, каким образом мятеж мог бы на практике привести к должным результатам. Я убежден, что если мятежи будут разрастаться, то это лишь упрочит позиции правых элементов, которые одержат над нами верх в городах, что приведет к фашизации и ужасным для всей страны последствиям. Не думаю, что Америка выдержит еще одно лето волнений, подобных тем, что произошли в Детройте, так чтобы это не сказалось самым отрицательным образом на совести американского народа и не оказалось гибельным для его демократических принципов.

Я стою целиком за тактику ненасильственных действий. Я не собираюсь никого убивать ни здесь, ни во Вьетнаме. Я не собираюсь поджигать дома. Если демонстрация ненасильственного протеста потерпит поражение этим летом, я все равно буду проповедовать принцип ненасильственных действий, так как считаю это жизненной философией, которая определяет не только мое участие в борьбе за расовую справедливость, но и мою связь с людьми, связь с самим собой. Я остаюсь верен этому принципу.

Но я должен откровенно признать, что если наша кампания прямых ненасильственных действий не приведет ни к каким сдвигам, люди перейдут к насильственным действиям, разговоры о партизанской войне приобретут гораздо более массовый характер.

Во всяком случае виноваты в этом будем не мы. Мы изложим проблемы бедняков правительству самого богатого государства в истории человечества. И если это не заставит его признать свой долг перед бедняками, когда оно изжило себя как орган, обязанный обеспечить своим гражданам «право на жизнь, свободу и стремление к счастью»⁶. Если наше общество не оправдает надежд, возлагаемых на него неграми, тогда, боюсь, мы все очень скоро узнаем, что расизм — это болезнь, которая ведет к роковому исходу.

Мы приветствуем помощь всех организаций, борющихся за гражданские права. Существует разный подход к решению этой проблемы, но, мне думается, что и НАСПЦН, и Городская лига играют в этом вопросе одинаково важную роль. Я убежден также, что и КРР и СККНД играют свою роль⁷. Некоторые группировки сторонников лозунга «власть черным» временно отказались от борьбы за интеграцию. Но мы не откажемся от нее. Мы по-прежнему верим в то, что белые и негры могут сосуществовать друг с другом. Может быть, поэтому как раз мы и явимся тем мостом, который объединит сторонников обеих тенденций в негритянском движении.

Дело в том, что в Соединенных Штатах до сих пор не было какого-либо заранее организованного и подготовленного негритянского восстания. То, что было, можно назвать стихийным взрывом возмущения, Люди, которые принимали участие в таких мятежах, не хотели бунтовать. Недавно группа профессоров Уэйнского университета опросила несколько сот людей, участвовавших летом прошлого года в беспорядках в Детройте, и большинство из них ответило, что мой подход к решению проблемы — т. е. тактика ненасильственных действий — был лучшим и самым эффективным.

Я не верю, что там, в Детройте, имело место массовое стремление к насилию. Даже в этих мятежах можно было найти элемент тактики ненасильственных действий в отношении людей. За редким исключением участники их не убивали белых, а, между тем, при желании они могли бы убить сотни людей. Это было бы уже подлинное восстание. Однако, как это ни удивительно, даже в самые критические моменты мятежа негры изливали всю свою ярость на здания и магазинное имущество, а не на людей.

Я убежден, что, если не будет принято никаких мер для решения наболевших экономических проблем негритянских гетто, разговоры о партизанской войне приобретут гораздо более реальный оттенок. Страна, к сожалению, еще не отдает себе отчета в серьезности положения. Конгресс до сих пор не проявлял желания что-либо сделать в этом направлении, и зот перед чем мы предстали этой весной. Как ни предан я принципу ненасильствен' пых действий, я должен взглянуть в лицо фактам: если мы не добьемся от Вашингтона положительного отклика на наш призыв, то многие и многие негры, охваченные возмущением, перейдут к насилию.

Я хотел бы надеяться, что в результате наших ненасильственных демонстраций будет принят экономический билль о гражданских правах для обездоленных, на что потребуется ассигновать от 10 до 12 млрд. долл. Я хотел бы надеяться, что им будет предоставлена работа, что будут составлены программы ликвидации безработицы и повышения заработной платы для тех, у кого она ниже уровня бедности.

Наша задача заключается и в том, чтобы удержать конгресс от негативных мер, помешать ему сделать шаг назад. Мы начали с законопроекта о «войне с бедностью», предусматривавшего ежегодные ассигнования в 2,4 млрд. долл.; теперь они сведены к 1,8 млрд. Наша программа социального обеспечения и без того не даег людям возможности жить так, как того требует человеческое достоинство, а конгресс еще принимает поправку, которая в буквальном смысле слова лишит тысячи детей всяких льгот в рамках социального обеспечения. Отпустили было средства па строительство образцовых поселков, но затем резко их сократили. Дотация к квартирной пшате — прекрасная помощь бедным — сведена теперь к нулю...

Америка пожинает сейчас плоды ненависти и позора, семена которых были посеяны теми, кто, отказывая многим поколениям негров в праве на образование, лишил их политических прав, кто экономически эксплуатировал их. И теперь, спустя столетие после отмены рабства, его печальное наследие — угнетение и расизм — оборачивается взрывами в наших городах, а по нашим улицам растекается вулканическая лава горечи и озлобления.

Негры Америки всегда были терпеливы и, вероятно, продолжали бы терпеть и дальше, если бы у них была хоть капелька надежды; однако повсюду «время истекает, — как поется в одном из духовных гимнов, — поражена пороками страна, вставайте люди, время истекает», Несмотря на многие годы национального прогресса, тяжелое положение бедняков в Соединенных Штатах ухудшается. В обстановке развивающейся технической революции школы Севера и Юга оказываются не в состоянии выполнить поставленную перед ними задачу и дать соответствующее образование людям с тем, чтобы они могли стать полноправными членами общества. Медицинская помощь фактически недоступна для миллионов бедняков — негров и белых. Им известно об огромных успехах медицины — пересадке сердца, чудодейственных лекарствах, но их дети по-прежнему умирают от болезней, от которых их можно было бы спасти, и нехватка белка в пище отражается на их умственных способностях.

В Миссисипи дети голодают в то время, как крупные землевладельцы предоставили свои владения Земельному банку и получают ежегодно миллионы долларов только за то, чтобы там не выращивались продовольственные культуры и хлопок⁸. При этом не принимается никаких мер для обеспечения средствами к жизни сотен тысяч издольщиков, у которых сейчас нет ни работы, ни еды. Согнанные с земли, они селятся в палаточных городках или перебираются в городские гетто на Севере, ибо наш конгресс «полон решимости не душить инициативы бедняков милостыней и подаяниями». Между тем богатым оказывают подачки в виде разного рода субсидий и «прогрессивных пособий» в промышленности.

Белая Америка до сих пор позволяла себе оставаться равнодушной к расовым предрассудкам и к лишению негров экономических прав. Она относилась к этому, как к поверхностным родимым пятнам; теперь же перед ней предстала ужасная действительность болезни, которая может иметь роковой исход. Беспорядки в городских трущобах — это «набат в ночи», который настойчиво предупреждает, что вследствие пренебрежения к интересам угнетенных, весь наш социальный строй трещит по швам.

Американский народ заражен расизмом, и в этом — грозная опасность. Однако он также заражен демократическими идеалами — в этом наша надежда. Парадокс: совершая зло, он потенциально может сделать добро. Но у него в запасе нет тысячелетия, чтобы изменить положение вещей. Он не может продолжать идти по старому пути. Будущее, к которому его призывают, отнюдь не столь отвратительно, чтобы оправдать зло, царящее в стране. Покончить с бедностью, вырвать с корнем все предрассудки, облегчить измученную совесть, провозгласить принципы справедливости, равноправия и широких творческих возможностей — вот цели, достойные идеала демократии.

Мы имеем возможность посредством массовых ненасильственных действий избежать национальной катастрофы и... вписать светлую главу в историю Америки. Для всех нас настал час испытания. Но еще есть время встретить будущее с чистой совестью и ясным сознанием.

¹ Тактика массовых ненасильственных действий в определенных условиях, несомненно, является эффективной формой борьбы трудящихся. Однако, утверждая, что она «может стать средством нашего национального спасения», М. Л. Кинг явно преувеличивал ее возможности и недооценивал степень решимости монополий и правящих кругов США сохранить систему экономической сверхэксплуатации американских негров.

² Комиссия по расследованию гражданских беспорядков была создана президентом Л. Джонсоном 28 июля 1967 г. после восстаний негритянского населения Ньюарка и Детройта.

³ Имеется в виду мировой экономический кризис 1929 — 1933 гг.

⁴ Первая поправка к конституции США, принятая в 1791 г., гласила:

«Конгресс не должен издавать законов... ограничивающих свободу слова или печати или права народа мирно собираться и обращаться к правительству с петициями о прекращении злоупотреблений».

⁵ В 1932 г. состоялся «поход ветеранов» в Вашингтон, где они разместились в построенном там временном «палаточном» городке.

⁶ Эти слова взяты из Декларации независимости США (1776 г.).

⁷ НАСПЦН — Национальная ассоциация содействия прогрессу цветного населения (создана в 1909 г.); Национальная городская лига (создана в 1910 г.); КРР — Конгресс расового равенства (1942 г.) и СККНД — Студенческий координационный комитет ненасильственных действий (1960 г.),

⁸ С целью поддержания цен на сельскохозяйственные продукты на определенном уровне правительство США платит землевладельцам премию за сокращение посевной площади.

Вечером 4 апреля 1968 г. в городе Мемфисе, на Юге Соединенных Штатов, произошло событие, ошеломившее страну: белый расист убил Мартина Лютера Кинга — человека, который более чем кто-либо иной воплощал в себе решимость американских негров завоевать свободу и равноправие. За какой-нибудь десяток с небольшим лет этот алабамский священник из духовника своих прихожан превратился в выразителя чаяний миллионов негров, в подлинный символ борьбы с расовым гнетом, в человека, которого знали во всем мире и называли «совестью Америки».

Вот почему выстрел, раздавшийся в Мемфисе, прозвучал подобно оглушающему взрыву, за которым последовал буквально пожар негритянских восстаний, охвативший за неделю — с 5 по 11 апреля — 153 города. Для подавления их властям пришлось бросить более 100 тысяч полицейских, солдат национальной гвардии и парашютно-десантных войск. 27 тыс. участников волнений было арестовано, 3,5 тыс. ранено, 43 человека убито.

Волна негодования, прокатившаяся по городам США, достигла берегов далекой Японии: на американских базах и в японских портах, где стояли американские военные суда, произошли столкновения между «белыми» и «черными» солдатами и моряками.

Демократическая общественность многих азиатских, европейских и африканских стран, трудящиеся Советского Союза и других социалистических стран выражали возмущение злодеянием в Мемфисе. В Москве и во многих городах СССР прошли массовые митинги протеста; индийские, пакистанские, суданские, конголезские и другие газеты называли убийство Кинга «позором Америки», «диким и варварским преступлением». Народная палата индийского парламента почтила память Кинга минутой молчания. В Нигерии, Танзании и некоторых других странах на государственных учреждениях были приспущены флаги. За заслуги в области развития международного взаимопонимания Кингу была посмертно присуждена премия Джавахарлала Неру. В Англии учредили ежегодную премию за литературное произведение, отражающее идеалы, которым посвятил свою жизнь и деятельность Кинг.

В самих Соединенных Штатах никогда за всю их историю смерть общественного деятеля, не занимавшего никакого официального поста, не вызывала таких глубоких чувств печали и горечи у столь огромной массы людей. Сознавая масштабы трагедии, разыгравшейся в Мемфисе, напуганный отзвуком прозвучавшего там выстрела, официальный Вашингтон вынужден был выступить со словами осуждения убийства и объявить воскресенье 7 апреля днем национального траура. В этот день мимо гроба с телом Кинга, установленного в одной из церквей его родного города Атланты, непрерывным потоком двигались люди, желавшие отдать последний долг человеку, посвятившему жизнь борьбе за равноправие негров.

Кинг был похоронен в «черный вторник», 9 апреля, на старом кладбище «Саут вью», где во времена рабства хоронили черных рабов и где были похоронены двое его предков. Похороны вылились во внушительную демонстрацию: за гробом, поставленным на простую деревенскую двуколку, запряженную парой мулов, по притихшим улицам Атланты шло 150 тыс. человек. 120 млн. американцев следили за похоронами по телевидению. На них присутствовали вице-президент Г. Хэмфри, а также 80 сенаторов и конгрессменов.

Но одновременно в прессе и по радио правящими кругами велась сознательная кампания, направленная на то, чтобы представить Мартина Лютера Кинга в качестве «апостола умеренности, сдержанности и ненасилия» и только, При этом некоторые комментаторы заходили так далеко, что пытались изобразить Кинга чуть ли не единомышленником президента Л. Джонсона в негритянском вопросе.

Мартин Лютер Кинг родился 15 января 1929 г. в г. Атланта (штат Джорджия). Его прадед и более далекие предки были рабами и получили фамилию своих белых хозяев. Мать Кинга, дочь преуспевавшего священника, выросла в сравнительно хороших условиях, училась в школе и колледже. Отец же его был сыном испольщика, и ему рано пришлось столкнуться со всей жестокостью расовой дискриминации. Здравый ум, воля и энергия помогли ему сделаться пастором и завоевать авторитету прихожан. Он принимал активное участие в борьбе за равную оплату негритянских учителей п против других форм дискриминации. В книге «Шаг к свободе», опубликованной в 1958 г., Кинг рассказывает, с каким достоинством держался и давал отпор белым расистам его отец.

Сам Кинг также уже в раннем детстве остро ощущал несправедливость по отношению к неграм и на всю — жизнь запомнил пережитые в связи с этим унижения. Ему было пять лет, когда двум его белым ровесникам родители запретили играть с ним. Как-то в магазине белая женщина ударила его по щеке, сказав: «Эй, ты, черномазый, ты наступил мне па ногу!» В другой раз, когда он ехал с учителем в автобусе дальнего следования, водитель заставил их уступить место вошедшим на одной из остановок белым пассажирам и простоять 140 км пути в проходе. В поезде он с родителями мог обедать только за специальной занавеской, отделяющей негров от остальных пассажиров в вагоне-ресторане. Все это не могло не оставить отпечатка в сознании мальчика.

Учился Мартин Лютер хорошо и 15 лет поступил в колледж. Родители хотели, чтобы их сын получил семейную профессию пастора, и Кинг стал священником с дипломом Бостонского университета, где он получил в 1955 г. степень доктора философии. Еще до этого он познакомился в Бостоне с молоденькой студенткой консерватории Кореттой Скотт из Мэриона (Алабама) и летом 1953 г. они поженились. Закончив образование, Кинг с женой приехал в столицу штата Алабама г. Монтгомери и стал пастором баптистской церкви на Декстер-авеню.

К этому времени негритянское движение в Америке добилось важной победы: в мае 1954 г. Верховный суд США принял решение о запрещении расовой сегрегации в общественных школах. Разгром во второй мировой войне нацистской Германии с ее расистской идеологией, а также начавшийся распад колониальной системы империализма и образование в Азии и Африке молодых независимых государств оказали огромное влияние на американских негров, наглядно доказав абсурдность расистских «теорий» о «неполноценности цветных» и «превосходстве белого человека». «Достаточно одного только взгляда на негритянскую прессу, — писал тогда выдающийся негритянский социолог Э. Ф. Фрэзиер, — чтобы увидеть, насколько в последние годы выросли взаимопонимание и взаимные симпатии между американскими неграми, с одной стороны, и африканцами, и азиатами — с другой»¹.

Не меньшее влияние на негритянское движение имели успешное решение национального вопроса в Советском Союзе и та моральная и политическая поддержка, которую оказывали борцам за гражданские права в США представители СССР и других социалистических стран в ООН, на различных конференциях, в прессе и по радио. «Россия, — писал Э. Ф. Фрэзиер, — показала миру решение проблемы расовых и культурных меньшинств, живущих в рамках единого политического общества... Отсутствие расовых предрассудков и дискриминации в России имеет огромное влияние на американских негров. Более того, на арене международной политики, как, например, в Организации Объединенных Наций, Россия превратилась в борца за права цветных колониальных народов»².

Благодаря этой солидарности и поддержке негритянский вопрос в США к началу 50-х годов стал международной проблемой и привлек внимание всего мира. Журнал «Тайм», в частности, весной 1953 г. отмечал, что «сообщения, правдивые или вымышленные, о положении американских негров, быть может, помогли Соединенным Штатам нажить больше врагов, чем любая другая пропаганда»³.

Возмущение народов мира и движение протеста против расправ американских расистов с неграми и расовой дискриминации в США заставили правящие круги этой страны пойти на ряд уступок негритянскому населению. Одной из них как раз и явилось решение Верховного суда о десегрегации школ. Однако, несмотря на то, что оно было вновь подтверждено в 1955 г., власти некоторых южных штатов категорически воспротивились проведению в жизнь этого решения, объявив его посягательством на «права штатов», а поэтому якобы «противоречащим конституции» и не имеющим законной силы. Одновременно Ку-клукс-клан, советы белых граждан и другие расистские организации развернули подлинный террор против нарастающего негритянского движения.

Преступления расистов, в том числе зверские убийства нескольких негров на Юге, послужили сигналом к массовым митингам протеста и демонстрациям негритянского населения в крупных городах страны. В феврале 1955 г. конгрессмен-негр от штата Нью-Йорк А. К. Пау-элл потребовал в палате представителей принятия закона о запрещении линчеваний и ликвидации избирательного налога. В марте состоялись конференции борцов за расовое равенство в Чикаго и Портленде, началась кампания за регистрацию негритянских избирателей в Лос-Анджелесе. Состоявшаяся летом того же года в Атланте конференция южных отделений старейшей негритянской организации — Национальной ассоциации содействия прогрессу цветного населения (НАСПЦН) приняла ряд важных решений, показывающих, что даже самые умеренные лидеры ее вынуждены были активизировать свою деятельность, чтобы не отстать от стихийно растущего массового движения негров за расовое равенство. Наконец, 1 декабря 1955 г. в столице Алабамы г. Монтгомери произошло событие, которым впоследствии стали отмечать начало нового подъема негритянского движения в США.

На первый взгляд оно было обычным, ничем не примечательным событием: молодая негритянка швея по имени Роза Парке отказалась освободить место для белого мужчины в городском автобусе и за это была арестована. Такого рода события не раз случались в Монтгомери и других южных городах, где существовала узаконенная сегрегация в автобусах, в которых негры ежедневно подвергались оскорблениям и издевательствам. Но на сей раз негры Монтгомери ответили массовым бойкотом городских автобусов, первый же день которого обошелся автобусным компаниям в тысячи долларов убытка. Бойкот длился больше года, и ни репрессии городских властей, арестовавших некоторых его руководителей, ни террор расистов, бросавших бомбы в негритянские церкви и дома, не смогли заставить негритянское население отступить. Негры предпочитали ходить на работу пешком, но только не пользоваться автобусами.

Мартин Лютер Кинг, избранный председателем комитета по проведению бойкота, вскоре стал душой и символом движения протеста. И расисты не простили ему этого. В январе 1956 г. он впервые был арестован, а спустя несколько дней в его дом была брошена бомба, которая взорвалась на веранде. Жена и маленькая дочь Кинга чудом остались живы. Когда негры Монтгомери узнали об этом, в городе едва не вспыхнули массовые волнения негритянского населения.

Бойкот автобусов в Монтгомери, длившийся 382 дня, всколыхнул негритянское население южных штатов, где начались стихийные выступления в знак солидарности и поддержки. Движение солидарности развернулось на Севере и Западе США, а также за рубежом. В конце концов расисты были вынуждены отступить: в декабре 1956 г. сегрегация на общественном транспорте в Монтгомери — впервые в истории Алабамы — была запрещена.

Для Мартина Лютера Кинга эти события стали своего рода Рубиконом, за которым был только один путь — путь борьбы. И молодой пастор смело пошел по нему. Имя Кинга с этого времени стало известно не только в Америке, но и во всем мире. В ходе борьбы, история которой описана в его книге «Шаг к свободе», была найдена эффективная форма воздействия на белых расистов: экономический бойкот и другие формы экономического давления, а также политического нажима.

В конце 50-х годов на Юге развернулась борьба негров за десегрегацию школ на основе постановления Верховного суда и за избирательные права. Во многих штатах состоялись марши учащейся молодежи и массовые походы за интеграцию, бойкоты сегрегированных школ. Расисты отвечали на активизацию негритянского движения новой волной террора, захлестнувшей Юг. В Монтгомери только в январе 1957 г. куклуксклановцы шесть раз обстреляли «десегрегированные» автобусы и сильно повредили взрывами четыре негритянские церкви и несколько жилых домов, Ярким примером, иллюстрирующим обострение борьбы, были события в г. Литл-Роке (штат Арканзас), где негры еще в 1955 г. возбудили судебное дело против школьных властей, саботировавших постановление Верховного суда о десегрегации школ. Окружной федеральный суд утвердил план интеграции школ в городе. Однако городские власти старались помешать этому. Когда же в сентябре 1957 г. несколько негритянских школьников попытались начать занятия в центральной школе, где учились только белые дети, губернатор штата О. Фобус приказал полиции преградить негритянским детям путь. Не помогло даже публичное предупреждение президента Эйзенхауэра. И только после ввода в Литл-Рок тысячи солдат авиадесантных войск десегрегация школ была там, наконец, формально осуществлена.

Не менее упорный характер, особенно после принятия в 1957 г. федерального закона об избирательных правах негров, приобрела борьба за регистрацию негритянских избирателей. Составляя четверть населения Юга, негры южных штатов не имели в Федеральном конгрессе ни одного своего представителя. В то время как на Севере и Западе в 1960 г. для участия в выборах было зарегистрировано 60% негров избирательного возраста, на Юге — лишь 26%, а в некоторых штатах «глубокого Юга» — даже менее 10%. Между тем только максимальное участие негров в выборах могло способствовать превращению исключительно «белых» властей штатов и местных органов в институты власти, основанные на справедливом представительстве белого и негритянского населения.

В ходе этой борьбы возникла новая негритянская организация — Южная конференция христианского руководства (ЮКХР), опорными пунктами которой стали негритянские церковные общины, а лидером — Мартин Лютер Кинг. Довольно быстро ЮКХР превращается в главного руководителя борьбы негров в южных штатах, а позже распространяет свое влияние на Север и Запад. Желая посвятить больше времени организационной работе, Кинг покидает Монтгомери и возвращается в Атланту. Он приобретает все большую известность: его приглашают в Африку, в 1959 г. он посещает Индию. Но растет и ненависть расистов — в Нью-Йорке, во время выступления в связи с выходом его первой книги, Кингу нанесли ножевое ранение, от последствий которого он так и не смог оправиться до конца своей жизни.

Если до начала массового бойкота автобусов в Монтгомери для негритянского движения в целом характерна была оборонительная тактика, то в последующие годы отличительными его чертами стали наступательность, активность, массовость. Центр тяжести этого движения во второй половине 50-х годов переместился на Юг, в самую цитадель американского расизма, что обусловило особенно ожесточенный и упорный характер борьбы. Постепенно определилась общая для всего Юга программа этой борьбы, основными целями которой стали: предоставление неграм политических прав и ликвидация расовой сегрегации в повседневной жизни. По существу это была программа борьбы против пережитков рабства.

Учитывая общую обстановку и необходимость поддержки со стороны белого населения при существующем в стране соотношении сил, Мартин Лютер Кинг и его помощники разработали и применили тактику массового ненасильственного сопротивления. «Традиционные» методы борьбы НАСПЦН при помощи судебных исков и письменных протестов в различные инстанции сохранялись. Но, кроме того, стали применяться массовые бойкоты, уличные демонстрации, пикетирование, «марши свободы». Заслуга Кинга состояла в том, что он призвал негров активно действовать, а не ждать изменений «сверху». Эта тактика принесла первые успехи, однако они были еще весьма ограниченными и скромными.

Началом нового этапа в нараставшем негритянском движении стал 1960 г. Это был год, вошедший в историю, как «год Африки» когда освободились от колониального ига и добились независимости около двух десятков африканских стран. Не меньшее впечатление на американских негров произвела и победа в 1959 г. народной революции на соседней Кубе, значительную часть населения которой составляют негры и мулаты. Революция принесла им не только юридическое, но и фактическое равенство с белыми кубинцами во всех сферах жизни. Блестящий пример решения «расовой проблемы» правительством и народом революционной Кубы, так же как и победы африканских народов, ставших действительными хозяевами в своих странах, еще больше воодушевили американских негров и показали им, что только наступательные и массовые действия могут привести к успеху. 1 февраля 1960 г. в Гринсборо (штат Северная Каролина) четверо негров студентов заняли места у столика В кафетерии «для белых» при одном из универсальных магазинов компании Вулворт. И хотя их заставили уйти оттуда, на следующий же день их примеру последовали десятки и сотни других негритянских студентов. Через неделю такие «сидячие демонстрации» распространились по всему штату, а через месяц охватили весь Юг, причем в них стали участвовать не только негры, но и белые студенты, а общее число демонстрантов превышало несколько десятков тысяч.

К лету 1960 г. «сидячие», а также «лежачие», «коленопреклоненные», «купальные» демонстрации стали проводиться не только в кафе и ресторанах, но и в бассейнах, библиотеках, театрах и церквах. Участники их использовали разработанную М. Л. Кингом тактику ненасильственных действий и следовали специальным правилам, гласившим в частности: «Не отвечай ударом на удар и оскорблением на оскорбление. Воздержись от насмешек. Не вступай в разговор с администраторами универсальных магазинов... Всегда веди себя вежливо и дружелюбно. Сиди прямо и всегда лицом к прилавку. Помни о любви и отказе от насилия» и т. д.⁴

Местные расистские власти пытались остановить движение при помощи репрессий, а куклуксклановцы — путем террора, но оно не только не прекратилось, но перекинулось в соседние северные штаты. Многочисленные митинги и демонстрации солидарности с ним устраивались в Нью-Йорке, Чикаго, Детройте, Филадельфии, Бостоне. Начавшись стихийно, это движение было поддержано НАСПЦН, ЮКХР и другими негритянскими организациями, в том числе возникшим в I960 г. Студенческим координационным комитетом ненасильственных действий (СККНД).

Год «сидячих демонстраций» положил начало широкому, массовому движению против расовой сегрегации в местах общественного пользования и пробил значительную брешь в стене расовой сегрегации на Юге. Негры там впервые смогли кое-где на равных правах посещать кафе и рестораны, парки и библиотеки, театры и церкви, железнодорожные вокзалы и автовокзалы. Расширились географические рамки негритянского движения и социальный состав его участников. Наметилась координация действий ведущих негритянских организаций.

Весной 1961 г. одна из негритянских организаций — Конгресс расового равенства (КРР) — объявила о проведении по южным штатам «рейсов свободы», направленных против расовой сегрегации и дискриминации на транспорте. Группы негров и белых, главным образом студентов, двинулись на автобусах с Севера и из Вашингтона в южные штаты, добиваясь равного с белыми пассажирами обслуживания в станционных буфетах и ресторанах, автовокзалах и бензозаправочных станциях.

Защитники «цветного барьера» яростно сопротивлялись. Губернатор Алабамы Паттерсон публично — через газеты — посоветовал студентам «как можно скорее убираться домой». Его поддержали губернаторы Миссисипи и Арканзаса — Росс Барнетт и О. Фобус. Фюрер американской нацистской партии Рокуэлл направил на Юг «автобусы ненависти» для борьбы с участниками «рейсов свободы». В результате столкновений с расистами многие участники «рейсов» были жестоко избиты, ранены, арестованы, отданы под суд за «нарушение порядка». Однако задушить движение таким путем не удалось. Оно ширилось. С целью лучшей организации его был создан Координационный комитет «рейсов свободы», куда вошли представители КРР, ЮКХР, СККНД и некоторых более мелких организаций.

Все это принесло свои плоды. Владельцы многих торговых и коммунальных предприятий вынуждены были в конце концов пойти на уступки и отказаться от практики расовой сегрегации в своих заведениях. Комиссия по регулированию торговли между штатами Юга также вынуждена была запретить сегрегацию в подведомственных ей предприятиях. Верховный суд США запретил сегрегацию в автобусах дальнего следования. В марте 1961 г. была создана президентская Комиссия по обеспечению равных возможностей при найме на работу. Был издан новый указ о запрещении дискриминации в вооруженных силах.

Только за первые полтора года правления президента Д. Кеннеди Верховный суд США принял несколько десятков решений, а президент подписал ряд указов по вопросу о гражданских правах. Но все они остались на бумаге, ибо власти южных штатов, объявив их «неконституционными», упорно продолжали сохранять старые порядки. Блок южных расистов-демократов и правых республиканцев в конгрессе провалил законопроект о ликвидации «тестов грамотности» и ряд других, направленных на расширение гражданских прав законопроектов, внесенных правительством Д. Кеннеди.

М. Л. Кинг активно участвовал в борьбе против сегрегации, и в 1962 г. его и 750 других негров судили и бросили за решетку в г. Олбэни (штат Джорджия) за «участие в незаконных демонстрациях». Кинга, в частности, обвинили в том, что, после того как ему запретили войти в муниципалитет для встречи с мэром, он преклонил колени в молитве на улице у здания муниципалитета. Годом ранее, в феврале 1961 г., он опубликовал первую из серии статей в журнале «Нэйшн», ставших своего рода ежегодными «отчетами» М. Л. Кинга об успехах и неудачах негритянского движения за прошедший год и задачах, стоящих перед борцами за гражданские права в начавшемся году. В первой из них, называвшейся «Равенство сегодня. Президент располагает необходимой властью», Кинг, ссылаясь на политику так называемого нового курса, проводившуюся в 30-х годах правительством Ф. Рузвельта, подчеркнул, что президент, федеральное правительство и каждое его ведомство обладают мощными финансовыми и иными рычагами для того, чтобы заставить власти южных штатов, а также предпринимателей-расистов выполнять президентские указы, решения правительства и постановления Верховного суда о гражданских правах негров. Президент должен лишь пустить в ход эти рычаги.

В статье, опубликованной еженедельником «Нэйшн» в марте 1962 г. под заглавием «Колебания на новых рубежах», Кинг подводит итоги первому году политики правительства Д. Кеннеди (провозгласившего лозунг «к новым рубежам») по негритянскому вопросу. Отметив, что это правительство назначило на важные посты больше негров, чем любое из предыдущих, и что оно действует более энергично в вопросе о гражданских правах и добилось определенных успехов, Кинг критикует его за нерешительность и узость поставленных целей. Он предлагает президенту Кеннеди опереться в борьбе с расистами на народ и действовать более решительно, подобно тому как действовал сто лет назад Авраам Линкольн. Кинг рекомендует разработать с этой целью государственный план полного осуществления гражданских прав в твердо установленные сроки. «Президент предложил десятилетний план полета человека па Луну, — пишет он. — Но у нас еще нет ни одного плана, который предусматривал бы избрание негра в законодательное собрание штата Алабама».

На демонстрации борцов за гражданские права реакция на Юге отвечала усилением террора. В одном месте за попытку негров зарегистрироваться в списке избирателей расисты сожгли две негритянские церкви, в другом — застрелили нескольких негров и т. д. Обстановка особенно обострилась в конце сентября 1962 г. в связи с драматическими событиями, разыгравшимися в университетском городке Оксфорде (штат Миссисипи). Полтора года и шесть судебных решений потребовалось бывшему сержанту военно-воздушных сил негру Джеймсу Мередиту на то, чтобы получить, наконец, разрешение поступить в Оксфордский университет, остававшийся «лилейно-белым» на протяжении своего более чем векового существования. Но даже после этого местные расисты, полиция и власти штата преградили ему путь туда. В ответ на предостережение федерального правительства о том, что оно пошлет судебных исполнителей и применит силу, губернатор штата Барнетт заявил, что он не остановится перед кровопролитием. Дороги, ведущие в Оксфорд, были блокированы полицейскими автомашинами с пулеметами. Университет окружили сотни полицейских с овчарками и газовыми гранатами и толпы расистов. Сюда же прибыли «летучие отряды» фашиста Рокуэлла.

После того как 29 сентября Мередит в окружении федеральных приставов и под охраной солдат все-таки был помещен в одно из университетских общежитий, по радио раздался призыв отставного генерала-мракобеса Э. Уокера: «Все на защиту губернатора Миссисипи! К оружию! Пусть каждый штат выделит по десять тысяч добровольцев, и мы отстоим честь Юга!». Озверевшие расисты устроили в Оксфорде ночной погром. Пустив в ход дубинки, обрезки труб, а также огнестрельное оружие, они нападали на корреспондентов газет и радио, стреляли в негров и избивали их. Для того чтобы успокоить возмущенную общественность и подавить бунт расистов, федеральному правительству пришлось срочно перебросить в Оксфорд на самолетах два подразделения авиадесантных войск.

Событиям, связанным с поступлением Мередита в Оксфордский университет, посвящена статья Кинга «Кто их господь?», опубликованная в виде передовой журналом «Нэйшн» в октябре 1962 г.

Еще более драматические события произошли весной 1963 года — года 100-летнего юбилея прокламации президента А. Линкольна об отмене рабства и освобождении негров. На этот раз ареной разыгравшейся драмы стал крупнейший промышленный центр штата Алабама Бирмингем, известный как «город наибольшей в стране сегрегации». Именно поэтому и выбрал М. Л. Кинг этот город для решительной битвы за гражданские права на Юге. По его призыву начиная с 3 апреля негры, составлявшие ²/₅ жителей города, развернули здесь непрерывную кампанию массового ненасильственного сопротивления в форме ежедневных демонстраций и маршей протеста. Против них зместе с куклуксклановцами и членами советов белых граждан выступили полиция и национальная гвардия штата. Мирных, невооруженных демонстрантов, в том числе женщин, стариков и детей, полицейские по приказу комиссара городской полиции Юджина Коннора (по прозвищу «Бык») встречали мощными водометами, сбивающими людей с ног, гранатами со слезоточивыми газами и овчарками, специально обученными бросаться только на чернокожих. «Негры, — сообщал о событиях в Бирмингеме еженедельник «Юнайтед Стейтс ньюс энд Уорлд рипорт», — маршируют тысячами. Сотни детей маршируют со взрослыми. Тюрьмы переполнены»⁵,

Твердая решимость негритянского населения и нажим из Вашингтона заставили часть правящей верхушки Бирмингема пойти на уступки и согласиться выполнить главные требования борцов за гражданские права: открыть неграм доступ в учреждения, торговые и другие заведения деловой части города; устранить дискриминацию при найме на работу; создать при участии негров комиссию, которая бы изучила вопрос об интеграции в общественных учреждениях, включая школы.

Однако против этого соглашения выступили расисты. В ночь с 11 на 12 мая они буквально забросали бомбами негритянские церкви, учреждения и жилища. Дом священника Уильямса Кинга — младшего брата М. Л. Кинга, взрывом бомбы сравняло с землей. Начались пожары, десятки людей были ранены. Эта ночь принесла городу новое название — «Бомбингем». Взрывы расистских бомб подействовали подобно детонатору, вызвав у негров ответный взрыв гнева и ненависти. На улицах Бирмингема завязались настоящие бои. Против негров бросили броневики. Эхо этих событий разнеслось по всей стране. По призыву негритянских организаций негры из других городов начали оказывать помощь движению в Бирмингеме. Митинги и демонстрации протеста против расистского террора уже в мае охватили не только весь Юг, но и многие города Севера и Запада. Из разных районов страны и из-за рубежа в Вашингтон ежедневно поступали сотни телеграмм, выражавших возмущение и протест самых различных общественных кругов и деятелей. Президент Кеннеди вынужден был в середине мая послать в Бирмингем 3 тыс. солдат федеральных войск.

Среди тысяч арестованных в апреле за участие в «неразрешенных демонстрациях» бирмингемских негров оказался и Кинг. Его объявили «чужаком» и «пришлым агитатором, взбунтовавшим местное негритянское население». Восемь алабамских священников выступили с открытым письмом, в котором осуждали деятельность «чужаков-агитаторов», призывали к прекращению возглавлявшихся ими демонстраций, способствовавших «разжиганию насилия», и оправдывали действия бирмингемской полиции. Находясь за решеткой, Кинг ответил им знаменитым «Письмом из Бирмингемской тюрьмы», которое обошло прессу чуть ли не всего мира. В нем он дал достойный и убедительный ответ своим оппонентам, разъяснил суть событий, происходивших в Бирмингеме, и свое понимание тактики прямых массовых ненасильственных действий.

Он писал, в частности, что только путем прямых массовых действий неграм Бирмингема удалось впервые добиться, наконец, чтобы их выслушали и пошли на переговоры с ними. «На своем горьком опыте, — напоминал он, — мы знаем, что угнетатели никогда добровольно не дадут свободы угнетенным — ее нужно потребовать»⁶.

Кинг напоминал также о том, что негры были привезены в Северную Америку еще до того, как там высадились первые английские колонисты и что их трудом создана значительная доля богатств этой страны. Он предупреждал о зреющем среди них чувстве гнева и протеста, которое неминуемо выльется в насилие, если белая Америка не пойдет навстречу их справедливым чаяниям. Он писал о своем разочаровании позицией белой церкви, большинство деятелей которой в разгар бирмингемских событий «стояли в стороне, изрекая благочестивые ненужности и ханжеские общие фразы». В заключение он отвергал похвалы в адрес бирмингемской полиции, напоминая, как «отвратительно и бесчеловечно» обращалась она с неграми на улицах и в тюрьмах Бирмингема.

События в Бирмингеме убедительно продемонстрировали разрыв негритянского движения со всеми видами характерных для него в предшествующие десятилетия символических и постепенных действий, с методами «выжидания и терпения». Они повлекли за собой расширение и обострение борьбы против расизма по всей стране, «...когда в Алабаме на негров натравили собак, — писал но этому поводу в журнале «Форчун» один из американских буржуазных социологов, — каждый негр почувствовал их клыки в своем собственном теле. Взрыв гнева и ненависти прорвал стену обычной апатии бедняков и породил почти всеобщее желание действовать»⁷. Повсюду негры переходили в наступление, нередко вынуждая белых предпринимателей и местные власти перейти к тактике уступок.

Негритянское движение, принявшее массовые формы и получающее поддержку со стороны всех прогрессивных американцев, требовало решительных шагов для ликвидации расовой сегрегации и дискриминации. В то же время монополисты, расисты и реакционеры всех мастей настаивали на беспощадном подавлении негритянских выступлений. Между тем приближались выборы 1964 г. В этих условиях президент Д. Кеннеди с целью как-то ослабить волну негритянского движения, а также считаясь с международной реакцией на события в США (особенно в странах Азии и Африки), обязался добиться принятия законов, которые бы обеспечивали неграм «равные возможности».

С этой целью правительство в июне 1963 г. внесло в конгресс проект нового закона о гражданских правах. Он состоял из семи разделов и был направлен против расовой дискриминации в учреждениях общественного пользования и в школах, при найме на работу и при регистрации избирателей. Хотя он и грешил половинчатостью и непоследовательностью, этот законопроект выгодно отличался от подобных предшествующих законов и даже затрагивал экономические интересы части американской буржуазии, связанной с правительственными контрактами. Именно поэтому он встретил в обеих палатах конгресса ожесточенную оппозицию, еще раз показавшую негритянским борцам за гражданские права, что даже программа частичных уступок, намеченная сверху, самим президентом, может быть осуществлена только под мощным нажимом снизу. Так, летом 1963 г. возникла общая для всех борцов за гражданские права «программа-минимум»: преодолеть сопротивление реакционного блока южан-расистов и правых республиканцев в конгрессе и добиться принятия нового закона о гражданских правах.

Летом 1963 г. города США охватила волна массовых митингов, демонстраций, «походов свободы» с требованием принятия нового закона о гражданских правах, проводимых негритянскими организациями. Негритянское движение, таким образом, поднялось на новую ступень своего развития, вступило в 1963 г. в новый этап подъема. В нем теперь уже участвовали миллионы американцев, представлявших почти все слои негритянского и определенные группы «белого» населения. В период с 1960 по 1963 г. оно прошло большой путь: появились новые негритянские организации, разработавшие новые программы и применившие более активные формы и методы борьбы; наметилась координация действий борцов за гражданские права, выступления их приняли более массовый и решительный характер, стали более организованными и регулярными, распространились с Юга на Север и Запад; заметно расширилась социальная база движения.

В сложившейся летом 1963 г. обстановке многие весьма умеренные в прошлом негритянские лидеры, учитывая изменения в настроении и действиях масс, отвергавших «капельную демократию», как назвал тактику правящих кругов США негритянский писатель Джеймс Болдуин, вынуждены были перестраиваться и действовать более решительно. Это показал очередной национальный съезд НАСПЦН, который привел к победе в этой организации сторонников тактики, предложенной М. Л. Кингом. «Тактика ненасилия позволила неграм выйти на улицы, активно выражая свой протест, и помешала открыть по ним огонь, так как даже расисты не могли стрелять среди бела дня в безоружных мужчин, женщин и детей», — писал позже сам он об этой тактике⁸.

Обострение «расового кризиса» и накал движения за гражданские права, решения съезда НАСПЦН и рост влияния ЮКХР и КРР способствовали победе сторонников единства также в Национальной городской лиге. И до событий в Бирмингеме основные негритянские организации были единодушны в отношении главных целей борьбы — ликвидации расовой дискриминации и равных прав для негров во всех областях жизни. Однако существовало значительное расхождение во взглядах относительно методов, при помощи которых можно достичь этих целей. Кроме того, на волне растущего негритянского движения к началу 60-х годов вновь активизировались сепаратистские элементы, призывавшие к борьбе за создание независимого государства американских негров. Наиболее крупной из организаций сепаратистов стала группировка «черных мусульман», возглавляемая Илайджа Мухаммедом. Во время событий в Бирмингеме «черные мусульмане» обрушились с грубыми нападками на М. Л. Кинга и некоторых других негритянских лидеров, заявляя, что они «хотят, чтобы наш народ слился с нашими явными врагами и исчез как народ».

К лету 1963 г. обстановка показала, что созрели реальные условия для совместных действий наиболее крупных и влиятельных организаций борцов за гражданские права. 2 июля 1963 г. в Нью-Йорке на встрече 150 представителей этих организаций было достигнуто соглашение о координации действий, учрежден общий финансовый фонд и составлен план проведения массового похода на Вашингтон с целью добиться немедленного принятия конгрессом нового закона о гражданских правах.

Между тем как на Юге, так и на Севере и Западе продолжала нарастать борьба негров против расовой сегрегации и дискриминации. Однако уже в 1963 г. и особенно в последующие годы характер конкретных требований негритянских масс (прежде всего, конечно, на Севере и Западе) стал меняться. Это было обусловлено социальной структурой негритянского населения: негритянская городская буржуазия и верхушка сравнительно обеспеченных работающих по найму негров составляет всего 3 — 5% его; 95% всех негров — трудящиеся, причем ⁹/₁₀ из них относятся к рабочему классу в широком смысле этого слова (²/₃ его — промышленные, строительные, транспортные рабочие. К ним примыкают другие отряды современного рабочего класса: работники сферы обслуживания, сельскохозяйственный пролетариат, конторский и торговый пролетариат). Следует отметить при этом, что квалифицированных рабочих среди негров мало, специалистов и обеспеченных «лиц свободных профессий» также очень мало. Обычно негров используют на самой трудоемкой, грязной и низкооплачиваемой работе, в сфере обслуживания или на первичных стадиях производственного процесса в промышленности.

Поэтому отмена сегрегации в ресторанах, отелях и других заведениях и предприятиях общественного пользования, важная сама по себе, не могла тем не менее решить основные жизненно важные проблемы безработного негра или негра-чернорабочего, которые все равно не могли себе позволить пользоваться этими ресторанами и отелями. И по мере того как в борьбу за гражданские права вовлекались все более широкие массы трудящихся, вопросы безработицы, дискриминации при найме на работу и в оплате труда, вступления в профсоюз и повышения квалификации стали все более выдвигаться на передний план.

Об этом обстоятельстве М. Л. Кинг писал в своей очередной. статье в еженедельнике «Нэйшн», опубликованной под названием «Молот гражданских прав» в марте 1964 г. При этом он снова подчеркивал, что растущее движение негров за свободу является «американским отражением... всемирного брожения». Оценивая политику правительства Кеннеди в области гражданских прав в целом положительно, Кинг отмечал ее непоследовательность и нерешительность, а также предупреждал, что, хотя рассматриваемый конгрессом новый законопроект о гражданских правах идет дальше предыдущих подобных законов, неграм предстоит еще заставить сенат утвердить его, а потом добиваться претворения его в жизнь.

В подготовительный комитет похода на Вашингтон вошли представители многих негритянских и «белых» организаций, профсоюзов и церквей. Поход был успешно проведен 28 августа 1963 г. В нем участвовали четверть миллиона негров и белых американцев самых различных убеждений и политических взглядов, съехавшихся в столицу из всех штатов. Возглавили колонну, направившуюся к памятнику-мавзолею А. Линкольна, десять руководителей похода, в числе которых был и М. Л. Кинг. Эмблемой похода были черная и белая руки, пожимающие одна другую, а девизом слова: «Свободы и работы!» Плакаты над колонной гласили: «Долой сегрегацию!», «Немедленно интегрировать школы!», «Мы требуем приличных жилищных условий!» и т. д.

Ступени мавзолея были превращены в трибуну, с которой выступали ораторы — руководители и участники похода. Самой эмоциональной и впечатляющей была речь М. Л. Кинга.

«...Есть у меня мечта, — разносили репродукторы его слова над огромным людским морем... — Я мечтаю о том, что в один прекрасный день наша страна возвысится, чтобы жить в полном соответствии с принципами нашего кредо: «Все люди сотворены равными».

Я мечтаю о том, что в один прекрасный день на чудесных холмах Джорджии сыновья бывших рабов и сыновья бывших рабовладельцев смогут сесть рядом за стол братства...

Я мечтаю о том, что в один прекрасный день мои четверо маленьких детей будут жить в стране, где о них будут судить не по цвету кожи, а по цельности их натуры...

Возвращайтесь в Миссисипи, возвращайтесь в Алабаму, возвращайтесь в Луизиану, возвращайтесь в трущобы и гетто наших северных городов, зная, что нынешнее положение может и должно быть изменено!»⁹

Знаменитый поход на Вашингтон, ярко показавший, что движение за гражданские права приобрело общенациональный характер и единую программу, ознаменовал новую фазу борьбы, получившую в американской печати название «негритянской революции». За семь месяцев, прошедших между событиями в Бирмингеме и концом 1963 г., в 315 городах 40 штатов, по подсчетам министерства юстиции, состоялось 2062 демонстрации борцов за гражданские права. В первой половине 1964 г. такие демонстрации охватили более тысячи американских городов и поселков. 20 тыс. их участников были брошены в тюрьмы.

В 1964 г. была опубликована новая книга М. Л. Кинга «Почему мы не можем больше ждать». Первая глава ее называется «Негритянская революция. Почему 1963 год?» Отвечая на этот вопрос, Кинг напоминал о том, что десегрегация школ идет таким черепашьим шагом, что завершится лишь в ...2054 г.; о том, что «на Юге десегрегация осталась в своей неприкрыто грубой форме», а на Севере — «в скрытой, утонченной форме», о том, что «негры все еще находятся на самой нижней ступеньке экономической лестницы», и «безработица среди негров в 1963 г, была в два с половиной раза большей, чем среди белых, а их средний доход был равен половине дохода белых рабочих»; о том, что обещание президента Кеннеди покончить с дискриминацией в жилищном вопросе «одним росчерком пера», так же как и некоторые другие обещания, оказались «той же самой старой костью», которую негру уже бросали, «только теперь ее вежливо преподнесли ему».

В то же время, писал он, «в 1963 г. негр, в течение многих лет уже понимавший, что в действительности он не свободен, ясно осознал, что прошло столетие с тех пор, как Линкольн поставил свою подпись под документом об освобождении рабов. Столетняя годовщина побудила негра действовать...

Являясь свидетелем прогресса негров за рубежом и наблюдая рост уровня жизни в своей стране, американский негр, естественно, потребовал в 1963 г. права принимать участие в управлении страной и права на нормальные условия жизни по американским стандартам, а не по стандартам колониальной нищеты»¹⁰.

Между тем прохождение законопроекта о гражданских правах, внесенного правительством летом 1963 г., через многочисленные комиссии конгресса, а затем дискуссия вокруг него в обеих палатах затянулись на много месяцев. В разгар ее в ноябре 1963 г. был убит президент Кеннеди. В конце концов блоку обструкционистов в конгрессе удалось значительно урезать и даже изъять некоторые важнейшие положения законопроекта. Только после этого он был принят конгрессом и 22 июля 1984 г. подписан президентом Джонсоном.

В период избирательной кампании 1964 г. негритянское движение ярко продемонстрировало свою политическую силу. В условиях роста угрозы реакции и наступления ультраправых сил основные негритянские организации призвали негров выступить против кандидата расистов и реакционеров Барри Голдуотера. В результате 95% всех участвовавших в голосовании негров отдали свои голоса кандидату демократической партии Л. Джонсону.

Однако на Юге в президентских выборах 1964 г. участвовала лишь треть негров, достигших избирательного возраста (в том числе в штате Миссисипи лишь 7%). Поэтому уже в начале 1965 г. там вновь разгорелась борьба за регистрацию избирателей негров. В феврале-марте борцы за гражданские права организовали массовый поход из Сельмы в Монтгомери — столицу Алабамы с тем, чтобы заставить губернатора штата Д. Уоллеса обеспечить возможность регистрации всех негров, достигших избирательного возраста. Поход возглавил Мартин Лютер Кинг.

Всего лишь за несколько месяцев до этого — в октябре 1964 г. — ему была присуждена, а в декабре торжественно вручена в присутствии норвежского короля Олафа V Нобелевская премия мира. В интервью по этому поводу Кинг заявил, что присуждением премии оказывается честь не ему лично, а «дисциплине, сдержанности и великолепному мужеству миллионов отважных негров и белых американцев доброй воли, следующих курсом ненасилия, в стремлении установить царство справедливости в нашей стране»¹¹. Денежную часть премии — 54 тыс. долл. — он передал в фонд движения в защиту гражданских прав. В Атланте — на родине Кинга — ему присвоили звание почетного гражданина города, а в Сельме ему не посмели отказать в номере в гостинице, обслуживавшей ранее только белых. Но в вестибюле этой гостиницы на лауреата Нобелевской премии накинулся местный белый расист, ударом в висок сбил его с ног и избивал, пока хулигана не оттащили от Кинга.

Губернатор Уоллес бросил против участников похода Сельма — Монтгомери конную полицию. В расправу с мирными демонстрантами внесли свою лепту куклуксклановцы. Тысячи негров, в том числе и Кинг, были арестованы, но поход все-таки состоялся. «Когда норвежский король принимал участие во вручении мне Нобелевской премии мира, — писал Кинг из тюремной камеры, — он, конечно, не думал, что меньше, чем через 60 дней, я снова буду в тюрьме... Почему мы в тюрьме?... Это ведь Сельма в штате Алабама. Негров здесь больше в тюрьме, чем в списках избирателей»¹². Описанию событий в Сельме и проблеме избирательного права для негров посвящена статья Кинга «Гражданское право № 1 — право на голосование», опубликованная журналом «Нью-Йорк Таймс Мэгэзин» в марте 1965 г.

Кровавая расправа с борцами за гражданские права в Алабаме вызвала возмущение в стране. Многотысячные демонстрации протеста и митинги с призывами к федеральному правительству обуздать расистов состоялись в большинстве крупных городов Севера и Запада. Под нажимом общественности правительство передало национальную гвардию Алабамы в распоряжение министра обороны и послало на Юг специальные группы федеральных чиновников. Президент Джонсон внес в конгресс очередной законопроект о гражданских правах, касавшийся избирательных прав негров. После новых горячих схваток в конгрессе он был принят и 6 августа 1965 г. вступил в силу. Но, как и предыдущие законы, он мало изменил существующее в южных штатах положение.

В статье «Кризис свободы», опубликованной журналом «Нэйшн» в марте 1966 г., Кинг писал об этом: «С принятием памятного закона об избирательных правах правительство вновь объявило, что дверь к свободе широко распахнута... Но 1965 год не оправдал надежд, которые на него возлагали. Большее число негров зарегистрировалось в качестве избирателей, увеличилось число школ, в которых символически отменена сегрегация; однако нигде и ни в чем этот закон не претворялся в жизнь в широких масштабах. Законы, подтверждающие права негров, во всех случаях обходят благодаря хитроумным уловкам, которые приводят к тому, что на практике законы эти оказываются недействительными... Речь уже идет не о том, отсутствует ли готовность правительства принять такой закон, а о том, что отсутствует готовность претворить его в жизнь»¹³.

В этой же статье Кинг подвергает критике пресловутые «войну с бедностью» и план «реконструкции городов», с великой помпой провозглашенные президентом Л. Джонсоном, но практически так и оставшиеся на бумаге.

Поскольку Закон о гражданских правах 1965 г., касающийся избирательных прав негров, встретил ожесточенное сопротивление расистов в штатах «глубокого Юга», то важнейшей целью движения в этих штатах продолжала оставаться регистрация максимального числа негритянских избирателей. Яркой страницей в борьбе за эту цель явился «поход против страха» по штату Миссисипи, начатый в июне 1966 г. тем самым Джеймсом Мередитом, чье появление в 1962 г. в Оксфордском университете вызвало такую бурю среди местных расистов. Целью похода было убедить негров, не страшась расистского террора, добиваться регистрации в избирательных списках. Около городка Эрнандо белый расист ранил Мередита. Но «поход против страха» продолжался с того самого места на шоссе ЮС-51, где был ранен Мередит: его возглавили Мартин Лютер Кинг и два других негритянских лидера. Что же касается самого Мередита, то ровно через год, в июне 1967 г., он возобновил свой поход по земле Миссисипи, пропитанной ядом расизма и ненависти к неграм. «Я хочу показать миссисипским неграм, — сказал он, отвечая на вопросы корреспондентов, — что страх можно преодолеть»¹⁴.

На выборах 1966 г. негры получили несколько больше мест в законодательных органах ряда южных и северных штатов, впервые в XX в. негр был избран в федеральный сенат. Тем не менее негритянское население все еще имело менее 2% мест в палате представителей и только одно из 100 мест — в сенате. На Юге 2 млн. негров все еще не были допущены к избирательным урнам. Однако в середине и особенно во второй половине 60-х годов центр тяжести негритянского движения переместился с Юга в города северных и западных штатов, где к этому времени проживала уже половина всех американских негров. В битву за гражданские права все шире вовлекались массы негритянских трудящихся-бедняков, обитателей «черных гетто», которые все больше переносили ее «на улицы» и все сильнее делали упор на основные проблемы своей повседневной жизни. Движение, вначале выражавшее протест негров, главным образом из средних слоев и студентов колледжей на Юге, против сегрегации в школах, а также дискриминации в ресторанах, на транспорте и других местах общественного пользования, стало принимать характер борьбы за право голоса, за право на труд и равную оплату, за приличное жилье, против трущоб и сегрегации в гетто, за равное медицинское обслуживание.

Это стали осознавать многие лидеры движения за гражданские права, решив перенести центр своей деятельности из южных штатов в крупные северные города. «В настоящее время, — писал в статье «Кризис свободы» М. Л. Кинг, — весь старый Юг в брожении, и тенденция к изменениям уже не ослабнет... На Севере появляется новый, более сложный фронт. В трущобах, которым не уделяется внимания в течение всего этого периода перемен, тлеет огонь, и он дает дым. Для белой Америки было бы благоразумнее самой осознать, что трущобы недопустимы, и уничтожить их» ¹⁵.

После того как движение за гражданские права охватило северные и западные штаты, оно вступило в новую, более сложную фазу своего развития. На повестку дня встали вопросы, затрагивающие самые устои американского капитализма, ибо одно дело, когда речь идет о праве посещения ресторанов или о праве вступать в смешанные браки, и совсем другое, когда она идет о ликвидации расовой сегрегации и дискриминации ь жилищном вопросе, найме на работу, оплате труда, образовании. В этом случае вопрос ставится о том, чтобы капиталисты поступились чем-то, затрагивающим «святая святых» — их прибыли.

М. Л. Кинг справедливо подчеркивал, что новая фаза борьбы усилит сопротивление не только со стороны капиталистов, но и со стороны определенных слоев мелкой буржуазии и других слоев населения, зараженных расистскими предрассудками. «По мере того как негры продвигаются вперед к существенным изменениям в своей жизни, — предупреждал он в указанной выше статье, — усиливается оппозиция даже со стороны тех групп, которые дружелюбно относились к произведенным ранее поверхностным улучшениям. Конфликты неизбежны, поскольку достигнута такая стадия, когда претворение в жизнь равенства требует далеко идущих изменений образа жизни какой-то части белого большинства»¹⁶. Об этом же он писал в опубликованной им в 1967 г. новой книге «Куда мы идем: к хаосу или сообществу?»

Расистская идеология, сознательно культивируемая правящими классами Америки на протяжении веков, привела к тому, что духом расовой ненависти пронизано все государство и общество Соединенных Штатов: правительство, промышленность, церковь, школы, театр, кино, печать, радио, телевидение и все прочие сферы общественной жизни и институты, контролируемые капиталом. «Этот расистский дух, — свидетельствует У. 3. Фостер, — культивировался и насаждался столь долгое время, что успел незаметно проникнуть в язык, нравы и обычаи нашей страны... Широкие слои рабочего класса под непрерывным воздействием этой интеллектуальной заразы в большей или меньшей степени тоже поддались ей»¹⁷. Белый шовинизм, проникший в определенные слои рабочего класса и в немалой степени обусловленный страхом потерять работу, лежит в основе все еще существующей тенденции не допускать негров к квалифицированной работе и даже к членству в профсоюзах. Причем в последние десятилетня зараженные расизмом белые рабочие, переселяющиеся с Юга на Север и Запад, где выше заработная плата, еще более усилили антинегритянские настроения среди части рабочих — членов профсоюзов в городах Северных и западных штатов.

В поисках новых форм борьбы, соответствующих задачам и целям новой фазы движения за гражданские права, возглавляемая М. Л. Кингом Южная конференция христианского руководства после нескольких месяцев тщательной подготовки перенесла свою штаб-квартиру в Чикаго и объявила о проведении в 1966 г. кампании «войны трущобам». «Когда в 1963 г. Конференция христианского руководства обосновалась в Бирмингеме, — объяснял свое решение Кинг, — мы говорили, что если Бирмингем — эта столица сегрегации — потерпит хотя бы одно поражение, то последствие его скажутся на всем Юге. Бирмингем потерпел ряд поражений, и это оказывает свое влияние не только на Юг, но и на Север. Чикаго — это центр сегрегации на Севере; преобразование его трущоб приведет к том), что дальнейшее существование трущоб в городах Севера будет поставлено под вопрос»¹⁸.

По инициативе Кинга представители 168 местных негритянских, профсоюзных и других организаций Чикаго впервые собрались вместе и договорились о единых действиях на основе активной программы борьбы против трущоб. Причем профсоюзы не просто заявили о поддержке кампании, но и обязались выделить значительные суммы средств на ее проведение. Эта кампания, включавшая бойкот школ, где практиковалась сегрегация, и предпринимателей, не желавших принимать на работу негров, а также митинги и демонстрации с целью заставить местные власти принять радикальные меры для ликвидации трущоб и сегрегации в жилищном вопросе, началась уже весной и достигла широкого размаха летом 1966 г.

Кампания охватила ряд городов (Вашингтон, Балтимор и др.), но центром ее оставался Чикаго, и поэтому ее стали называть чикагским движением. 10 июля 1966 г. в Чикаго состоялся огромный митинг, на котором выступали активные участники и лидеры движения, в том числе М. Л. Кинг. Затем мощный людской поток устремился к зданию городского муниципалитета, а оттуда — в деловую часть города. Демонстранты прошли по ней с песнями и лозунгами: «Долой "Джим Кроу!» и др. Важное значение этого события состояло в том, что было продемонстрировано единство в рядах негритянского движения, а также растущее единение негров и белых, прежде всего — негритянского и профсоюзного движений.

Эти митинги и демонстрации положили начало серии «маршей протеста» против расовой дискриминации при найме жилищ, проведенных в последующие два месяца борцами за гражданские права в «белых» кварталах и пригородах Чикаго. «В наше время космонавты выходят за пределы земли, — заявил М. Л. Кинг, определяя цель этих маршей. — Наша задача скромней: мы добиваемся права ходить и жить в тех местах нашей родины, которые до сих пор закрыты для нас»¹⁹.

В ответ Ку-клукс-клан, американская нацистская партия Рокуэлла, партия национального возрождения, общество Джона Бэрча — весь этот фашистский сброд прислал в Чикаго своих людей, чтобы укрепить позиции местных расистов и фашистов и сорвать мирные марши борцов за равноправие негров. Толпы озверевших расистов и хулиганов, нередко со свастикой на нарукавных повязках, крича: «Убивайте негров!», «Хотим крови черных!», «Как бы мы хотели видеть Кинга с ножом в спине!», пытались запугать участников маршей протеста, забрасывали их камнями, кирпичами, бутылками, обливали кислотой. Булыжник поразил в висок М. Л. Кинга, возглавлявшего одну из демонстраций, а пущенный в него нож тяжело ранил шедшего рядом негритянского юношу. Только за две недели августа в Чикаго было ранено 64 и арестованы многие десятки участников маршей.

Однако запугать чикагских бордов за гражданские права не удалось; и когда муниципальные власти узнали о том, что на 28 августа назначен «марш протеста» в Сисеро — белом пригороде Чикаго, где работает 15 тыс. негров, а жить не разрешается ни одному из них, мэр Чикаго пошел на переговоры с негритянскими лидерами.

Цель чикагского движения, заключавшаяся в том,, чтобы покончить с трущобами и расовой сегрегацией в жилищном вопросе, не осуществима без участия организованных в профсоюзы трудящихся. Главная проблема в гетто — это вопрос о доходах их обитателей,, а для поднятия их доходов, помимо мероприятий со стороны властей, необходимы также и действия профсоюзов. Вот почему, оценивая деятельность участников чикагского движения, один из лидеров американских коммунистов К. Лайтфут писал: «...подобно маленьким желудям, которые вырастают в могучие дубы, эта деятельность в Чикаго является основой, опираясь на которую, можно поднять отношения между негритянским движением и профсоюзным движением на более высокий уровень»²⁰.

Выступая на собрании Американской ассоциации квартиросъемщиков, М. Л. Кинг предупреждал правящие круги о том, что среди обитателей «черных гетто» зреет гнев: «Кончилось время, когда бедняк молчал. Современные трущобы переполнены гневом и горечью, и временами сдержанность покидает их обитателей»²¹. Массовое переселение негров в XX в. в города привело к тому, что ³/₄ американских негров сейчас — горожане, причем треть всего негритянского населения сосредоточена в 12 крупнейших городах США, в основном в их «черных гетто», т. е. в перенаселенных трущобных районах, превратившихся в очаги безработицы, нищеты и отчаяния.

Законы о гражданских правах 1964 и 1965 гг. породили в сердцах американских негров большие надежды. На Юге негров стали кое-где обслуживать в ресторанах и кинотеатрах, прежде открытых только для белых; кое-где негритянских детей пустили учиться в одни школы с белыми; кое-где цветные граждане Америки получили возможность останавливаться в гостиницах, обслуживавших в прошлом только белых; выросло число негров, пользующихся избирательным правом; наконец, кое-где отдельным неграм были предоставлены сравнительно высокооплачиваемые должности. Однако для подавляющего большинства негров, как в «черных гетто» на Севере и Западе, так и на Юге почти ничего не изменилось. Их социально-экономическое положение осталось таким же, как и раньше, а в некоторых отношениях даже ухудшилось.

Тем горше было разочарование. «В то время как чаяния негров достигли наивысшей точки, — писал М. Л. Кинг в газете «Амстердам Ньюс», — условия их занятости, образования, жилищные условия все более ухудшаются»²². Несмотря на мелкие реформы и большие обещания, негры в США продолжали оставаться гражданами «второго сорта». В то же время по мере того, как в связи с переселением их в города Севера и Запада активизировалось и расширялось территориально негритянское движение, террор против его участников также распространился по всей cтране. Полиция стала вести себя в «черных гетто», как в оккупированной стране, и произвол со стороны полицейских еще более накалил обстановку в негритянских кварталах, напоминавших, по выражению американской прессы, «бочки с порохом, готовые взорваться в жаркую летнюю ночь».

Первые взрывы социального динамита, накопившегося в «черных гетто», произошли в 1964 г. (в Гарлеме и др.) и затем с каждым годом число их росло: по подсчетам журнала «Юнайтед Стэйс ньюс энд Уорлд рипорт», в 1965 г. было отмечено девять «вспышек беспорядков» в негритянских гетто, в том числе широко известный «расовый взрыв» в Уоттсе (Лос-Анджелес), в 1966 г. — 38, а в 1967 г. — 128. «Расовые мятежи, — писали корреспонденты этого еженедельника, — достигли в 1967 г. новой силы, приобретая масштабы партизанской войны. Свыше 120 городов пострадали от расовых волнений. Не менее 118 человек были убиты и тысячи людей были ранены»²³.

Мартин Лютер Кинг считал стихийные вспышки гнева в «черных гетто» «абсолютно неправильным методом» борьбы. На этом основании некоторые негритянские деятели, прежде всего из числа «черных сепаратистов», утверждали, что правительство использовало Кинга в качестве умиротворителя воинственно настроенных негритянских масс. Они упрекали его в покорности правящим классам, называли «дядей Томом», «пожарником Кеннеди и Джонсона». Однако нет ничего более далекого от действительности.

Хотя Кинг и был сторонником тактики ненасильственных методов борьбы, он никогда не был проповедником непротивления злу, каким пытается изобразить его посмертно официальный Вашингтон. Он был прежде всего упорным и целеустремленным борцом против расизма, угнетения и неравенства, не устававшим повторять, что свобода и равенство не придут сами по себе, что они могут быть завоеваны только путем решительных и настойчивых массовых действий самих угнетенных. Он был гибким политическим тактиком, использующим оптимальные, по его мнению, методы действий в конкретной ситуации ради достижения великой цели — искоренения расизма и полного равенства негров с остальными американцами.

Кинг считал, что насильственные действия со стороны негритянского меньшинства приведут к бесплодному кровопролитию. Однако он отнюдь не был сторонником пассивности и бездействия. Он считал, что негры должны действовать путем массовых, но мирных выступлений, добиваться принятия законов, обеспечивающих их интересы, а затем добиваться осуществления этих законов местными властями. В отличие от «старых» буржуазно-либеральных негритянских лидеров, не верящих в массы, Кинг верил в них и опирался на них. Он верил в организованные действия масс, и с того дня, когда он стал пастором баптистской церкви на Декстер-авеню, он посвятил всю свою энергию, талант и вдохновенное ораторское искусство тому, чтобы поднять негритянский народ на завоевание полных гражданских прав. Весь его короткий жизненный путь — это тернистый путь организатора массовых выступлений. Начиная с памятного бойкота сегрегированных автобусов в Монтгомери и кончая экономическими бойкотами, кампаниями по регистрации избирателей и маршами протеста, Кинг всегда стремился вовлечь в них тысячи мужчин, женщин и детей в тех районах, где велась борьба.

Именно эти боевые марши, бойкоты и демонстрации помогли привести в движение негритянские массы в южных штатах, пробудили их политическое сознание, вооружили их мужеством, необходимым для того, чтобы осмелиться нарушить расистские законы и отвергнуть освященную «традициями» расистскую практику, для того чтобы держаться твердыми рядами перед, вооруженными до зубов полицейскими, рычащими овчарками и сбивающими с ног струями воды.

В процессе этой борьбы у миллионов негров появилось понимание собственной силы, окрепло чувство собственного достоинства и уверенности в том, что они преодолеют все препятствия, родилась воля к победе. И едва ли можно сейчас отрицать тот факт, что именно действия негритянских масс заставили считаться с ними правящие круги США.

Благодаря этим действиям страна узнала о подлинном положении дел на Юге, о том, кто был инициатором насильственных действий против негров, и это, несомненно, оказало влияние на сознание значительного числа белых американцев, поддержавших движение за гражданские права. Благодаря этим действиям мир убедился в справедливости претензий негров к американской общественной системе.

Кинг, таким образом, был не только олицетворением стойкости, мужества и личной смелости в борьбе, но и великолепным организатором масс. Газеты называли его «обладающим магнетизмом лидером и завораживающим оратором». И тем не менее, по мере перемещения центра тяжести негритянского движения в города Севера и Запада, столь успешно применявшаяся ранее тактика ненасильственных действий становилась все менее успешной. Характер требований негритянского движения стал иным. К тому же негритянская молодежь в «черных гетто» — обездоленная, голодная, не имеющая ни работы, ни даже перспектив на нее — буквально рвется в бой и хочет достичь результатов уже сейчас, немедленно.

Еще в 1967 г. Кинг предупреждал Вашингтон о том, что «восстания — это язык тех, кого отказываются выслушать»²⁴. В упомянутой уже книге «Куда мы идем: к хаосу или сообществу?», так же как и в статье «О тактике ненасильственных действий», опубликованной уже после его смерти журналом «Лук», Кинг прямо обвинил правящие круги США, прежде всего официальный Вашингтон, в провоцировании негритянских мятежей. Отмечая, что «ни одна из главных причин расовых волнений» в американских городах так и не устранена, он писал в статье для еженедельника «Лук»: «Я стою целиком за тактику ненасильственных действий... Но я должен откровенно признать, что, если наша кампания прямых ненасильственных действий не приведет ни к каким сдвигам, люди перейдут к насильственным действиям, и разговоры о партизанской войне приобретут гораздо более массовый характер. Как я ни предан принципу ненасильственных действий, я должен взглянуть в лицо фактам: если мы не добьемся от Вашингтона положительного отклика на наш призыв, то многие негры, охваченные возмущением, перейдут к насилию»²⁵.

С глубоким пониманием того, что прогресса в борьбе за полное равноправие негров нельзя достичь до тех пор, пока не будут приняты меры для уменьшения безработицы и нищеты миллионов обитателей «черных гетто», Кинг и его соратники перенесли в последние годы главное внимание на социально-экономические проблемы. «В глазах подавляющего большинства белых американцев, — писал Кинг в книге «Куда мы идем: к хаосу или сообществу?», — прошедшее десятилетие... было борьбой за приличное, вежливое обращение с негром; это не было еще борьбой за отношение к нему, как к равному. Многие белые американцы готовы были потребовать, чтобы негры были избавлены от жестокого грубого и унизительного обращения, но они никогда не выступали за то, чтобы помочь им выйти из тисков нищеты, эксплуатации и всех других форм дискриминации...

...Тяжелые условия жизни негров не просто следствие нерадивости. Их нельзя также объяснить мифом о врожденной неспособности негров. Они являются неотъемлемой частью всей экономической системы Соединенных Штатов. Некоторые отрасли промышленности и отдельные предприятия держатся целиком на низкооплачиваемом, неквалифицированном труде негров... Более низкая зарплата на Юге является непосредственным следствием дешевого труда негров...»²⁶

Понимая, что суть негритянской проблемы на данном этапе заключается прежде всего в обеспечении работой и повышении жизненного уровня негритянской массы, Кинг посвятил последние месяцы своей жизни подготовке «похода бедняков» на Вашингтон. Еще в январе 1968 г., готовясь к этому походу, он заявил: «Я пришел к убеждению, что конгресс не пошевелится, пока его не пошевелишь»²⁷. В посмертно опубликованной журналом «Лук» статье он писал, что в новом походе на Вашингтон примут участие тысячи черных и белых бедняков и они потребуют от конгресса принятия «экономического билля о гражданских правах», который «гарантировал бы работу всем, кто хочет и может работать», и «пособия всем, кто не может работать» по старости или по болезни. Этот закон должен будет определить, сколько новых рабочих мест надо создать и сколько дешевых квартир построить, сколько новых школ понадобится для того, чтобы поднять уровень обучения детей в гетто.

Чтобы заинтересовать этим планом «отцов-законодателей», Кинг подчеркивал, что «программа, действительно решающая проблему обеспечения работой, свела бы к минимуму — я не говорю к нулю — негритянские выступления, которые могут произойти этим летом»²⁸.

В конце марта 1968 г. М. Л. Кинг приехал в г. Мемфис, чтобы поддержать забастовавших и требовавших признания своего профсоюза негров-мусорщиков. В этой забастовке он со свойственной ему проницательностью увидел яркий пример участия негритянских масс на Юге в важнейшем и самом трудном этапе борьбы и поспешил туда. Если в Бирмингеме и Сельме Кинг отстаивал право негров участвовать в выборах и право негритянских детей учиться вместе с белыми, то в Мемфисе он возглавил борьбу за экономическое равноправие, за обеспечение негров работой и ликвидацию трущоб.

Кинг высоко оценивал значение политической борьбы и всегда подчеркивал необходимость максимального использования неграми своих избирательных прав. Выросший и воспитанный в условиях буржуазного строя, он переоценивал возможности «американской демократии». Однако в условиях жесточайшей расовой сегрегации и дискриминации, царившей на Юге, он совершенно правильно ставил вопрос о необходимости избрания в органы власти ответственных представителей негритянского народа, чей голос бы прозвучал при принятии решений на всех уровнях. Но для этого негры должны были объединиться и организоваться. «Массовых ненасильственных демонстраций недостаточно, — говорил он. — Их нужно дополнить постоянной организационной деятельностью»²⁹.

Кинг неустанно призывал участников борьбы за гражданские права пробуждать у негритянских трудящихся политическую сознательность, добиваться организационного оформления их протеста, научиться находить политических союзников и заключать соглашения с различными политическими, профсоюзными и другими организациями, а также воспитать энергичных политических активистов и руководителей. И в этой связи он особенно подчеркивал необходимость союза негров с белыми американцами, прежде всего с рабочими, который он считал важнейшим условием победы движения за гражданские права. Именно поэтому он принял участие в Съезде новых политических сил в Чикаго, в 1967 г., явившемся одной из важных попыток объединить белых и черных американцев в борьбе за свои права.

Кинг хорошо понимал необходимость для негров поддержки со стороны рабочего движения. Он напоминал, что в 30-х годах Конгресс производственных профсоюзов не допускал в своих рядах расовой дискриминации и, призывая негров вступить в профсоюзы, убеждал их в том, что, объединившись с миллионами белых рабочих, они образуют несокрушимую силу. Он отмечал, что и рабочее движение заинтересовано в союзе с неграми. «Для организованного рабочего движения союз с негритянским движением за гражданские права — это не вопрос выбора, а необходимость, — писал он. — Если негры не имеют почти никаких прав на Юге, то у рабочих прав лишь немногим больше; если у негров недостаточное политическое влияние в конгрессе, то у рабочего движения положение вряд ли лучше; если автоматизация производства представляет угрозу неграм, то она равным образом представляет угрозу и организованному профсоюзному движению»³⁰.

Главным аспектом негритянского движения Кинг считал не расовый, а социальный. Расизм в любом варианте — белом или черном — был ему одинаково чужд. Сознавая, насколько велико влияние национально-освободительного движения в Африке на американских негров, он неоднократно предостерегал против механического перенесения африканского опыта в США. «Мы являемся многорасовой нацией, где все расовые группы, хотят они это признать или нет, зависят одна от другой. И ни одна из них не может обособиться, как на острове», — писал он в книге «Куда мы идем: к хаосу или к сообществу?» И далее пояснял: «Борьба негров в Америке очень сложна и отличается от борьбы за независимость. Завтра американскому негру придется жить рядом с теми людьми, против которых он сегодня борется. Американский негр живет не в Конго, откуда бельгийцы смогли вернуться в Бельгию после того, как борьба была окончена, и не в Индии, откуда англичане смогли уехать к себе в Англию после того, как Индия стала независимой. В ходе борьбы за национальную независимость можно говорить об освобождении сейчас, а интеграции позднее, но в борьбе за расовую справедливость во многорасовом обществе, где угнетатель и угнетенный оба находятся «дома», освобождение должно прийти через интеграцию»³¹.

Поэтому Кинг всегда отвергал сепаратизм и «черный национализм», провозглашающий необходимость для негров создания «своей нации» и «своего» отдельного государства. «Кто мы?» — спрашивал он. И отвечал: «Мы — потомки рабов... Но мы также и американцы». По его мнению, путь к равенству для негров лежит не через сепаратизм, а через такую консолидацию североамериканской нации, при которой люди бы не делились по цвету кожи. И этим определялось его отношение к лозунгу «власть — черным!», брошенному в 1966 г. на митинге в Миссисипи одним из негритянских молодежных лидеров. Кинг считал, что с этим лозунгом можно согласиться, только если понимать его как призыв к конструктивным действиям в защиту прав негров, и предпочитал ему лозунг «власть — бедным!».

«Есть негры, которые никогда не будут бороться за свободу, — писал он еще в 1964 г. — Есть негры, которые будут искать в борьбе выгоды только для самих себя. Есть негры, которые даже будут сотрудничать со своими угнетателями»³². Спустя три года он заявил: «Нет более трагической ошибки в движении за гражданские права, чем думать, что черный человек может один решить все свои проблемы»³³. В последних своих работах Кинг все ближе подходил к пониманию классовой сущности расовой проблемы.

Передовые элементы в негритянском движении рано увидели прямую связь между ростом шовинизма, расовой ненависти и насилия в США с американской агрессией во Вьетнаме. С конца 1966 — начала 1967 г. стал заметно проявляться поворот большинства ведущих негритянских организаций в сторону открытых антивоенных выступлений. Все большее число борцов за гражданские права стали участвовать в антивоенных демонстрациях, понимая, что нельзя преодолеть дискриминацию и нищету в «черных гетто», пока миллиарды долларов расходуются на то, чтобы убивать и сжигать напалмом вьетнамцев. Некоторые негритянские лидеры выдвинули лозунг антиимпериалистической солидарности американских негров с жертвами агрессии во Вьетнаме.

Мартин Лютер Кинг первое время не выступал против вьетнамской войны, считая эту проблему не связанной непосредственно с движением в защиту прав негров. Но довольно быстро логика борьбы и событий привела его в лагерь противников «грязной войны» и в последние годы своей жизни он энергично выступал против нее. В частности, ровно за год до смерти, 4 апреля 1967 г., Книг выступил в Нью-Йорке в церкви на Риверсайд с большой речью, опубликованной позже в негритянском журнале «Фридомуэйз» под названием «Пора нарушить молчание». Кинг воспользовался поводом, чтобы ответить критикам, утверждавшим, что его антивоенная позиция ослабляет движение за гражданские права, стремившимся оказать на него давление и заставить его замолчать.

В этой речи он сообщил также о мотивах, побудивших его бороться против войны. «Прежде всего, — заявил он, — существует совершенно очевидная и почти непосредственная связь между войной во Вьетнаме и той борьбой, которую я вместе с другими веду в Америке. Несколько лет назад мне показалось, что в этой борьбе мелькнул просвет надежды. Надежда для бедняков — как черных, так и белых — воплотилась, казалось бы, в программе «войны с бедностью». Затем началась эскалация войны во Вьетнаме, и мы увидели, как общество, помешавшееся на войне, ломает и потрошит эту программу, словно надоевшую политическую игрушку...» Однако «война, — продолжал Кинг, — не только сводит на нет надежды бедняков, но и посылает сражаться и умирать сыновей, мужей, братьев этих бедняков, причем доля их необычайно велика в сравнении с остальной частью населения. Мы берем темнокожих юношей, искалеченных нашим обществом, и посылаем их за 8 тыс. миль защищать в Юго-Восточной Азии свободу, которой они не могли найти в Юго-Западной Джорджии или Восточном Гарлеме... И я понял, что никогда более не смогу поднять свой голос против насильственных действий угнетенных в гетто, пока не выскажусь откровенно о том, кто более всех применяет сейчас насилие в мире — о моем собственном правительстве...»³⁴.

Резко осудив политику США во Вьетнаме и охарактеризовав ее как фактическое вмешательство в гражданскую войну в этой далекой стране, как проявление колониализма в самом худшем его виде, Кинг призвал молодых американцев отказываться нести воинскую повинность и участвовать в «позорной войне». Он потребовал от правительства США немедленно прекратить все бомбардировки Северного и Южного Вьетнама, объявить об одностороннем прекращении огня, ликвидировать другие очаги войны в Юго-Восточной Азии, признать, что Национальный фронт освобождения Южного Вьетнама должен участвовать в любых переговорах и в любом будущем вьетнамском правительстве, а также установить дату вывода иностранных войск из Вьетнама в соответствии с Женевскими соглашениями 1954 г.

Весной 1967 г., несмотря на угрозы и давление, Кинг вместе с известным борцом за мир детским врачом Бенджамином Споком возглавил грандиозную полумиллионную антивоенную демонстрацию в Нью-Йорке, в которой впервые приняло участие множество негров из Гарлема и других нью-йоркских гетто.

Выступая в июне того же года в лос-анджелесской гостинице «Интернэшнл» перед негритянской аудиторией почти в тысячу человек, Кинг снова подверг критике тех, кто упорно не хотел видеть связь между борьбой за гражданские права и борьбой против войны во Вьетнаме: «Ведь не я объединил эти две проблемы, — говорил он. — Это война смешала их». Он разоблачил также утверждения вашингтонского правительства о «коммунистической агрессии» во Вьетнаме. «Официальные лица, — сказал Кинг, — утверждают, что мы воюем с коммунистами из Северного Вьетнама. Однако Вьетконг сформировался лишь после установления в Южном Вьетнаме диктатуры Нго Динь Дьема, который был поставлен у власти американцами... Я все время пытался найти ответ на вопрос, что же они называют коммунистической агрессией. Подумайте сами, США посылают своих солдат на войну куда-то за 10 тыс. миль от дома... Однако мы тем не менее называем эту войну коммунистической агрессией»³⁵.

В других выступлениях летом 1967 г. Кинг не переставал повторять, что правительство растрачивает во Вьетнаме ресурсы нации, в результате чего США терпят там «моральное и политическое поражение», а американский народ «проигрывает войну против бедности». В результате провозглашенное президентом Джонсоном «великое общество» оказалось похоронено на полях сражений во Вьетнаме.

Страстным обличением американского империализма и его интервенционистской политики в Азии и Латинской Америке прозвучала речь Кинга на Национальном съезде новых политических сил в Чикаго в конце августа — начале сентября 1967 г. «Мы, как нация, — заявил он, — надменно изображаем себя радетелями свободы в зарубежных странах, не позаботясь в то же время навести порядок в собственном доме. Многие из наших сенаторов и конгрессменов с радостью голосуют за ассигнования миллиардов долларов на войну во Вьетнаме, хотя многие из тех же самых сенаторов и конгрессменов выступают даже против закона о справедливом предоставлении жилья неграм.

Мы вооружаем негритянских солдат, чтобы убивать на поле боя в чужой стране, но не торопимся защищать их родственников от измывательств и убийств на Юге нашей собственной страны.

Мы с готовностью предоставляем негру права стопроцентного гражданина на поле боя, но урезываем их до пятидесяти процентов на американской земле. Из всего, что есть хорошего в жизни, негр имеет лишь примерно половину того, что имеет белый, а плохого — в два раза больше. Вдвое выше безработица. Вдвое больше детская смертность. В процентном отношении к населению вдвое больше негров находится на войне во Вьетнаме и вдвое больше погибает в боях»³⁶.

В январе 1968 г. Кинг убеждал негритянских конгрессменов заявить членам конгресса и президенту Джонсону, что они не получат голоса негров до тех пор, пока поддерживают войну во Вьетнаме. Тогда же, выступая перед студентами Канзасского университета, он заявил, что «молодежь Америки устала от убийств», совершаемых во Вьетнаме, и снова резко осудил американское правительство, которое тратит 0,5 млн, долл. для того, чтобы убить одного бойца Национального фронта освобождения Южного Вьетнама и только 53 долл. в год на каждого американца, живущего в бедности. Спустя два месяца, т. е. за несколько дней до смерти, он назвал вьетнамскую войну «одной из самых несправедливых войн в истории человечества» и прямо заявил, что не поддержит кандидатуру Л. Джонсона на предстоящих президентских выборах, если тот не изменит политики США во Вьетнаме.

Кинг не успел выступить на большом антивоенном митинге в Нью-Йорке в конце апреля 1968 г., где он был намечен одним из основных ораторов. Вместо пего выступила Коретта Кинг, зачитавшая набросок так и непроизнесенной речи, найденный в карманах одежды ее убитого мужа. Он писал, что не верит в то, что сайгонские марионетки пользуются поддержкой народа, не верит вашингтонской политике и призывает американцев потребовать немедленного прекращения «грязной войны». И не случайно в начале апреля 1969 г. в связи с годовщиной со дня злодейского убийства Кинга в Соединенных Штатах состоялись многочисленные демонстрации под лозунгами мира и прекращения войны во Вьетнаме, в которых приняли участие сотни тысяч людей.

Мартин Лютер Кинг был стойким и последовательным демократом, боровшимся против расизма, за полное равенство негритянского народа. Он заблуждался, надеясь отыскать в идеалах американской «демократии» революционный дух, который она давным-давно утеряла, но это обстоятельство отнюдь не умаляет его роли как признанного лидера и одного из наиболее авторитетных представителей негритянской Америки в период самого мощного подъема борьбы за гражданские права со времени Реконструкции. «Д-р Кинг посвятил себя борьбе за свободу — свободу не только для негров, но и для всех людей, — говорилось в заявлении американских коммунистов по поводу его смерти. — Он способствовал пробуждению сознания нации. Он стоял во главе большой и растущей армии борцов за ликвидацию расизма. Он боролся за полное равенство...»³⁷.

Правящие круги приложили немало усилий, чтобы «приручить» Мартина Лютера Кинга и сделать из него «дядю Тома». Однако он оказался человеком, верным своим идеалам. В 1961 г. он возлагал большие надежды на Джона Кеннеди, в 1964 г. стоял позади Линдона Джонсона, когда тот подписывал закон о гражданских правах. Но он решительно порвал с Белым домом и не только отверг встречи с президентом, когда стало ясно, что последний не намерен выполнять свои обещания, но и подверг его резкой критике. В телеграмме, направленной Л. Джонсону летом 1967 г., Кинг писал; «Хаос и разрушение, охватившие города Соединенных Штатов, — это стихийный бунт против невыносимых условий жизни, которые вы обещали ликвидировать, когда вступали на свой пост в 1964 г. Но эти условия не изменились. Вы можете сдерживать насилие военными средствами, но лишь коренные изменения в существовании бедняков смогут принести порядок и стабильность»³⁸.

«Президент и конгресс, — заявил Кинг в декабре 1967 г., — несут главную ответственность за низкий уровень заработной платы, за неудовлетворительную и деградирующую систему социального обеспечения, за выплаты субсидий богатым, за безработицу и недостаточную занятость среди бедняков, за милитаристские устремления, за трущобы и голод, за расизм»³⁹. В марте 1968 г. он снова публично обвинил правительство и конгресс в том, что они не принимают мер к устранению социальных зол.

Опыт более чем десятилетней активной борьбы не прошел для Кинга даром. Его политическое сознание развивалось довольно быстро, и в последний период своей жизни он пришел к убеждению в необходимости радикальных социальных реформ. «Начинаешь сомневаться в капиталистической системе»⁴⁰, — говорил он в августе 1967 г., напоминая, что в США — богатейшей стране мира — около 40 млн. человек живут в нищете. «Беспорядки в городских трущобах, — писал он в статье для журнала «Лук», — это «набат в ночи», который настойчиво предупреждает, что вследствие пренебрежения к интересам угнетенных весь наш социальный строй трещит по швам»⁴¹. «Общество, которое порождает нищих, — говорил он в одном из выступлений, — должно быть перестроено»⁴².

Расисты и реакционеры ненавидели Кинга. По требованию директора ФБР Э. Гувера телефонные разговоры его подслушивались. На него было заведено обширное досье и за ним постоянно велась слежка. Однако в личной жизни Кинг был чрезвычайно скромен, настолько, что после его смерти у семьи его осталось всего лишь 5 тысяч долларов — по американским масштабам сумма очень маленькая.

За 12 лет Кинга 24 раза бросали в тюрьмы. На его жизнь неоднократно совершались покушения: в 1956 г. в его дом была брошена бомба; в 1957 г. — еще одна; в 1958 г. его ударили ножом в грудь; в 1964 г. коттедж, где он остановился на ночь, изрешетили автоматные очереди; в 1966 г. его вновь ранили ножом, и т. д. Почти каждый день он получал анонимные угрозы и буквально каждый день смерть ходила по его стопам. Только случайности спасли Кинга в г. Монро в 1965 г, и в Атланте в 1966 г., когда куклуксклановцы намеревались убить его. Он предчувствовал, какая участь ожидает его, и готовил к этому жену и детей. «Мой муж часто говорил детям, что если у человека за душой нет ничего, ради чего достойно было бы умереть, то ему не стоит жить, — рассказывала Коретта Кинг на митинге после убийства в Мемфисе. — Он говорил также, что дело не в том, сколько ты проживешь, а в том, как ты проживешь свою жизнь...»⁴³

В последние годы, когда Кинг понял связь между угнетением американских негров и войной во Вьетнаме, увязал борьбу за гражданские права с борьбой за мир и призвал к солидарности с жертвами экспансии американского империализма, реакция развернула против него наступление на самом широком фронте. Расисты и те, кто стоят за ними, не гнушались никакими самыми низкими методами. Его стали обвинять во всех смертных грехах и даже поспешили объявить... «скрытым коммунистом», обученным якобы в специальной коммунистической школе!

Обвиняя М. Л. Кинга в коммунизме, американская реакция тем самым невольно признавала, что коммунисты всегда последовательно выступали в защиту прав черных американцев.

Коммунистическая партия — единственная политическая партия в стране, разработавшая программу подлинно демократического разрешения негритянского вопроса в США и постоянно оказывающая активную поддержку борцам против расовой дискриминации и сегрегации. Американские коммунисты — организаторы многих массовых кампаний в защиту жертв расистского террора, приложившие немало сил, энергии и настойчивости, чтобы привлечь на сторону борцов за гражданские права различные организации, в которых они пользовались влиянием. Негритянскому вопросу уделяется особое внимание на каждом партийном съезде.

Коммунисты высоко оценивали деятельность М. Л. Кинга, столь ярко воплотившего в себе волю и стремление американских негров к подлинному равенству. Естественно, поэтому, что они в своем заявлении сурово осудили убийство этого выдающегося негритянского лидера.

Но Кинг не призывал к революционному свержению капиталистического строя в США и ликвидации эксплуатации человека человеком. Но он выступал против слепого антикоммунизма.

В книге «Шаг к свободе» (1958) Кинг вспоминал: «Еще с раннего детства я глубоко чувствовал пропасть между чрезмерным богатством и крайней нищетой, и чтение книг Маркса заставило меня еще больше осознать это»⁴⁴, Правда, под влиянием оглушающей антикоммунистической пропаганды, развернувшейся в США в период «холодной войны», он относился к коммунизму, как сам он писал тогда, «отрицательно и считал его злом». Однако суровая реальность борьбы, которой он руководил, и неустанные поиски правды постепенно заставили его изменить точку зрения на многие вещи, в том числе на марксизм и коммунизм. Так, в книге «Сила любви», опубликованной в 1963 г., Кинг писал уже «о широко распространенном влиянии коммунизма, подобном могучей волне прибоя...»⁴⁵ Наконец, буквально за месяц до смерти он выступил с яркой речью по поводу столетия со дня рождения крупнейшего негритянского ученого и общественного деятеля США У. Дюбуа. В этой важнейшей речи Кинг не только нарисовал выразительный портрет Дюбуа, описал его жизненный путь и охарактеризовал огромный вклад этого выдающегося человека в культуру и борьбу американских негров, но и воспользовался случаем, чтобы едко высмеять оголтелых антикоммунистов и тех, кто пытается замолчать, что Дюбуа — этот «черный гений» — стал коммунистом.

«Кое-кому хотелось бы, — сказал в своей речи Кинг, — игнорировать тот факт, что в последние годы Дюбуа был коммунистом. Ведь для них ничего не значит и тот факт, что Авраам Линкольн тепло приветствовал поддержку со стороны Карла Маркса в период гражданской войны и дружески переписывался с ним... В современном англоязычном мире никого не смущает тот факт, что Шон О'Кэйси был литературным гигантом XX в. и коммунистом или что Пабло Неруду считают величайшим поэтом современности, хотя он был избран в сенат Чили как коммунист». И далее Кинг заявил: «Иррациональный антикоммунизм, которым мы одержимы, слишком часто заводил нас в трясину и едва ли следует стараться сохранить его, как если бы это был один из видов научного мышления»⁴⁶.

Мартин Лютер Кинг прожил короткую, но яркую жизнь. Выходец из обеспеченной семьи, сын священника и сам священник, он начал в середине 50-х годов свою общественную деятельность как негритянский буржуазный либерал. Однако этот баптистский пастор быстро эволюционировал в своем политическом развитии и в последние годы жизни далеко отошел от многих либеральных иллюзий.

В одной из последних проповедей в церкви Кинг обратился к прихожанам со следующими словами: «Когда я отойду в лучший мир, не вспоминайте о том, что я лауреат Нобелевской премии, это не существенно... Скажите просто, что я был барабанщиком в борьбе за справедливость и мир, барабанщиком, пытавшимся превратить этот старый мир в новый»⁴⁷. Пуля наемного убийцы оборвала жизнь негритянского барабанщика — борца за мир и справедливость. Расистская Америка заставила навсегда умолкнуть голос Мартина Лютера Кинга. Но ей не удалось и никогда не удастся подавить идеи борьбы за освобождение, экономическое раскрепощение и утверждение человеческого достоинства американских негров. Борьба их нарастает с каждым днем. Поднимаются новые борцы за справедливость и подлинную демократию, против мракобесия и расизма.

⁵ Цит. по: А. П. Королева. 20 миллионов против Джима Kpoy. M., 1967, стр. 94.

⁶ «Freedom now! The Civil-Rights Struggle in America». New York, 1964, p. 13.

¹¹ Цит. по: Г. Герасимов, Г. Кузнецов, Вл. Морев. Набат в ночи. М., 1968, стр. 39;

¹² Цит. по: С. Кондратов, Перекрестки Америки. М., 1969, стр. 41.

¹⁷ У. З. Фостер. Негритянский народ в истории Америки. М., 1955, стр. 722.

²⁶ M. L. King. Where we go from here: chaos or community. New York. 1967, p. 6 — 7.

²⁹ Цит. по: Г. Герасимов, Г. Кузнецов, Вл. Морев. Набат в ночи, стр. 73.

³⁸ Цит. по: «Международная жизнь», 1967, № 10, стр. 152.

³⁹ Цит. но: «Международная жизнь», 1968, № 1, стр. 123.

⁴⁴ М. L. King. Stride toward freedom. The Montgomery Story. New York, 1958, p. 93.

Добрые, интересные и полезные рассылки на Subscribe.ru
Подписывайтесь — и к вам будут приходить добрые мысли!

Марсель из Казани. «Истина освободит вас» (MARSEXX.narod.ru).
«Mein Kopf, или Мысли со смыслом!». Дневник живого мыслителя. Всё ещё живого... Предупреждение: искренность мысли зашкаливает!
«Настольная книга толстовца XXI века» Поддержка на Истинном Пути Жизни, увещевание и обличение от Льва Толстого на каждый день.
«Рубизнес для Гениев из России, или Сверхновый Мировой Порядок». Как, кому и где жить хорошо, а также правильные ответы на русские вопросы: «Что делать?», «Кто виноват?», и на самый общечеловеческий вопрос: «В чём смысл жизни?»

Мартин Лютер Кинг ЕСТЬ У МЕНЯ МЕЧТА