Лев Толстой

Мысли, 1907 — 1910

1907

1908

1909

1910

МЫСЛЬ — общее творение человека и Бога. МЫСЛЬ, не имеющая своим началом Бога, не есть мысль. МЫСЛЬ есть жизнь религиозного сознания — истинная жизнь человека.

Всеобъемлющая религиозная мысль интересовала составителя и предлагается читателю. Это — срез непрерывного процесса мыслительной жизни человека, запечатленной в его ежедневных записях — дневниках¹.

Составителем опущены строки бытового характера, хроника дня. Мысль не дробится числами дней с неизбежными в них происшествиями.

Хронологическая канва жизни и деятельности Толстого (1907—1910 гг.) прилагается вместо комментария.

Составитель Толстовского листка В. А. Мороз

¹ Н.Н. Гусев в комментариях к публикации Дневников Толстого пишет: "Толстой заносил свои ежедневные записи сначала в Записную книжку, а через некоторое время, когда записи накапливались, переписывал их в Дневник. В самом Дневнике упоминаются: "денная книжка" и "спальная книжечка". "Денная книжка" обычно находилась на письменном столе Толстого или в кармане его блузы; "спальная книжечка" лежала на его ночном столике в спальне. В "спальную книжечку" Толстой вписывал мысли утром — вставая, вечером — ложась спать, и ночью — просыпаясь".

1907

1.  ...Думал о том, что невозможно спокойно жить с высоким о себе мнением, что первое условие и спокойной и доброй жизни это — то, что говорил про себя Франциск, когда его не пустят^*. И нынче всё утро был занят этим уменьшением своего знаменателя. И, кажется, не бесполезно: живо вспомнил в себе всё то, что теперь осуждаю в сыновьях: игрецкую страсть, охоту, тщеславие, разврат, скупость... Главное, понять что ты — самый ниже среднего уровня по нравственности, слабости, по уму, в особенности по знаниям, ослабевающий в умственных способностях человек, и не забывай этого, и как легко будет жить. Дорожить оценкой Бога, а не людей. Признавать справедливость низкой оценки людей.

* См. Приложение

2.  Есть только два пути жизни: жить для радостей тела, ставить выше всего эти радости, или жить для души, ставить выше всего радости духа. При следовании первому пути радости есть, но они кратковре-менны, и чем дальше, тем они слабее и реже, и кончается ужасом смерти и самым губительным для радостей тела концом: страданиями и смертью. При следовании второму пути радость не прекращается, и чем дальше, тем радости больше, и кончается высшей радостью — смертью.

3.  Как страшно должно бы быть человеку чувствовать себя одним среди мира, отделённым от всего! Если бы — как он ни заблудился — человек не чувствовал бы свою духовную связь с миром, с Богом, он не мог бы жить. Если же он теряет сознание этой связи, он не может жить и убивает себя. Это объяснение почти всех самоубийств.

4.  То, что многие люди, огромное большинство людей, называют поэзией, это только неясное, неточное выражение глубоких мыслей (Walt Whitman и др.). Стихотворец скажет неясно и неопределенно то, что ясно и определенно выражено у Канта, например, что Бога мы познаём только по сознанию закона Его, — и люди в восхищении от произведения стихотворца, в особенности потому, что оно не обязывает.

5.   Рабочие, вообще бедные, не добрее, а скорее, злее богатых — осуждают, завидуют им. Этим-то они жалки больше, чем своей бедностью. Богатые же всегда безнравственнее бедных, пользуются их трудом, живут в праздности и этим-то, главное, жалки.

6.  Ошибаюсь или нет, но мне кажется, что только теперь — хороши ли, дурны ли? — но созрели плоды на моём дереве.

7.  Строй жизни общества основан на религиозном понимании жизни большинства этих людей. Строй жизни так называемых христианских народов основан на еврейском и ветхозаветном и мнимохристианском павловском религиозном понимании жизни. Не этим ли объясняется преуспеяние евреев во всех отраслях нашей жизни?

8.  Жизнь не движется, а трепещет, дрожит в каждом существе.

То, что мне кажется, что жизнь движется во времени, есть иллюзия. Жизнь только всё больше и больше проявляется во времени. Солнце не движется, когда закрывавшие его облака открывают его.

9.   Радуйся, и паки реку: радуйся. Если хорошо живёшь, то радость неперестающая. На старости я вижу это. Старость радует меня. Бывают хорошие минуты, когда радует и приближение к смерти.

10.  Сознание ограничено пространством и временем, но оно само в себе независимо. Оно свободно, но может выражаться, проявляться только в пространстве и времени.

11.   Не хотелось бы умереть, не выразив того, что нынче особенно ясно чувствовал и понимал. Смешно писать такую всем известную истину в конце жизни, а истина эта для меня, как я ее теперь понимаю, скорее, чувствую, представляется совершенно новой. Истина эта в том, что надо всех любить и всю жизнь строить так, чтобы можно было всех любить. Хотелось бы написать такой закон Божий для детей.

12.  Да, спасать надо не Россию, а то, что в миллион миллионов раз дороже воображаемого существа России — свою душу.

13.   Не надо думать, что жизнь религиозных людей должна быть вся поглощена заботой о поддержании своей религиозности и должна быть жизнь скучная, посвященная отвлеченной деятельности. Напротив, жизнь людей, установивших религиозную основу ее, не может не быть радостной и совершенно свободной от заботы о своей религиозности.

Думать так всё равно, что думать, что люди с государственно-научным миросозерцанием будут только то и делать, что говорить о политике и науке.

14.  Религиозное учение должно быть основой воспитания. Воспитание без религиозного учения (как это происходит у нас) есть не воспитание, а непременно и развращение, и притупление высших способностей.

15.  Для того, чтобы жить не мучительно, надо иметь надежду радости впереди себя. Какая же может быть надежда радости, когда впереди старость и смерть? Есть только один выход из этого положения: положить свою жизнь в духовном совершенствовании, во всё большем и большем соединении с Богом. Только тогда жизнь есть неперестающая радость, и такая же радость — смерть.

16.  Евреи более дома в нашем мире, потому что живут в мире талмудистско-павловском, христиане же — в непоследовательном, внутренно противоречивом мировоззрении ветхозаветно-христианско-павловском. Их мировоззрение цельно, наше — противоречиво.

17.  Глядел на портреты знакомых писателей 1856 года, всех умерших, живо представил себе, что это всё тот один Он, который во мне, который проявлялся различно во всех них, который проявляется теперь во всех людях, встречающихся мне... Ах, если бы всегда не только помнить, но чувствовать это!

18.  По мере остарения всё менее и менее чувствуешь реальность людей. В детстве все люди, которых я знал, были, казалось, неизменны, такие, какие были, но по мере движения жизни они — всё более и более изменяющиеся духовные проявления.

19.  Все думал о том, что время есть, как говорит Амиель, вращение передо мной сферы. Но я-то где?.. И вдруг мне ясно стало, что я вращаюсь вместе со сферой (бесконечной) и вместе с тем стою над ней (или в ней), созерцая ее. И мне вдруг пришла удивительная мысль по своей простоте и потому, что она никогда не приходила мне, — именно, что если есть движение (а мы все сознаём движение жизни), то движение может быть только относительно чего-нибудь неподвижного. И это неподвижное духовное и есть то я, которое созерцает движущуюся жизнь.

Как удивительно ясно и просто — не доказательство, а уяснение той бессмертной духовности, которая составляет сущность я человека, да и всякого существа. Жизнь трепещет в каждом существе именно от того, что каждое существо движется вместе со всеми и вместе с тем неподвижно, как сознание.

20. Анархист-экспроприатор на деревне говорил с мужиками о том, что не надо работать на господ и отобрать то, что они (господа) считают своим. Хотелось бы спроить у него и его учителей: а на богатого мужика, у которого 10 лошадей ходят в извоз или работается кирпич и т.п., можно или нельзя работать? Если можно еще, то где надо остановиться? И если установим, на каких нельзя работать, то как мы установим, утвердим это? Установим законы, приводимые в действие насилием? Но ведь тогда опять будут злоупотребления властью. И это рассуждение мне вдруг с совершенноий ясностью показало ужасное заблуждениe устройства человеческой жизни. Всякое  устройство основывается на насилии и поддерживается насилием. Ведь совершенно ясно, что ни на какое устройство жизни все люди никогда не будут согласны, так что заставить их исполнять установленное устройство можно только насилием, т.е. правом насилия, данным некоторым людям. Устройство общества, основанное на насилии, имеет целью препятствовать насилию людей друг над другом. А между тем, как и рассуждение, так и опыт и вся история показывают нам, что право насилия, данное некоторым, не могло помешать и не мешает людям отступать от установленного устройства и совершать насилия друг над другом. И выходит, что установленное насилием устройство только увеличивает теми, кто пользуется насилием, количество людей, насилующих друг друга, Казалось, должно бы быть ясно, что если общение животных руководимо одними телесными чувствами, — что мы называем инстинктом, то общение людей, имеющих, кроме телесных чувств — инстинкта — еще свойства разума, не может быть руководимо и инстинктом, и разумом, а должно быть руководимо вполне или тем, или другим. Вот эти-то два начала, руководящие жизнью людей, и производят то заблуждение насильнического устройства, от которого страдают люди. Всякое устройство, основанное на насилии, есть неправильное смешение двух несовместимых начал: чувственных, инстинктивных стремлений и разума, между которыми всегда было и не может не быть противоречия. В первобытных обществах, при низкой степени развития разума, когда люди руководятся одним инстинктом, противоречие это незаметно; но чем дольше живут общества, чем больше получает значения разум, тем противоречие это становится очевиднее и невыносимее. В настоящее время в христианском мире оно дошло до последней степени.

21.  Читал превосходную книгу Baba Baraty — Кришна.

О невозможности устройства общественного без насилия сказал бы еще то, что как древние общества были немыслимы без рабов, они также немыслимы были без еще несчастнейших чем рабы, существ, без властителей. Теперь освободили рабов, пора освободить и этих несчастных.

22.  Для того, чтобы ясно понять нереальность пространства (телесности) и времени (движения), что и то, и другое есть только ограниченность нашего мышления, надо подумать о том, что как моё тело в пространстве, так и моё движение во времени одинаково бесконечно малы в сравнении с бесконечно великим, (которого я не могу не допустить), и бесконечно велики в сравнении с бесконечно малым, которое также необходимо мыслится.

23.   Умственно ограниченные люди, так называемые материалисты, вперёд отгораживают себя от всяких серьёзных рассуждений о свойствах человеческой природы и разума (Канта, Платона, Христа) тем, что всё это неопределенная, неясная, взаимно противоречивая «философия», в области которой они считают всякие рассуждения бесполезными. Они готовы говорить с вами о политике, об естественных науках, об экономических законах, но только не о философии и религии. Они сразу затыкают в себе то единственное отверстие, через которое могут проникнуть в человека серьёзные и нужные ему мысли и знания. Они поступают так, как поступил бы человек, которому необходимо вычислить кубические меры, но который вперёд говорит, что он готов слушать вас, но только не говорите ему о математике, потому что он знает, есть математика N-ых измерений и есть математические парадоксы.

24.  Какое удивительное явление, что браманизм, несмотря на своё гораздо более высокое, чем еврейство, религиозное понимание, подвергся таким же, если еще не худшим извращением или, скорее, наростам.

25.  Как редко встречаешь и — еще реже — испытываешь истинную любовь — любовь к любви, любовь не только ко всем людям, но ко Всему, к Богу.

Боже, помоги мне жить в этой любви, т.е. приди и вселись в меня.

26.  Революционерами руководят, главное, зависть и често- и властолюбие. И что хуже всего, это то, что эти гадкие чувства прикрываются мнимой любовью и состраданием к народу и, что смешнее всего, мнимой любовью к свободе: они закабаляют себя во власть, в самую ужасную неволю, из любви к свободе!

27.  Мы думаем и говорим: отчего Бог не сказал нам словами свою волю, но мы забываем, что словами, всегда не точными, не ясными, всегда не полными, говорят по своему несовершенству только люди; а что у Бога есть другой язык, другое средство передачи истины: наше сознание Его сущности.

28.  Основа жизни нашей — беспредельное стремление к благу. Но, как отдельные, ограниченные существа, мы никогда не получаем всего того блага, которого желаем. Полное благо можем мы получить только как участники жизни не только всего человечества, но всего существующего. И эту возможность участия в жизни Всего мы имеем, когда сознаём себя тем духовным началом, которое даёт нам жизнь. Сознание это проявляется в нас любовью.

Ничто лучше этого сознания не подтверждает той истины, что жизнь наша — в любви не к себе одному, но ко Всему, и не кончается или, скорее, не ограничивается мирской, телесной жизнью от рождения до смерти. Так что мы живем здесь и своею отдельной жизнью и жизнью другого более обширного существа, включающего наши отдельные существования также, как наше тело включает в себя составляющие его отдельные клетки. И потому наша деятельность для блага Всего не пропадает также, как не пропадает деятельность отдельных клеток для всего организма. Смерть поэтому, может быть, есть только перенесение сознания из отдельной личности в более обширное существо, включающее в себя отдельные личности. И это вероятно потому, что вся жизнь человеческая есть только всё большее и большее расширение сознания.

Жизнь есть состояние только для сознания духа, того самого, по отношению которого жизнь телесная есть постоянное движение.

30.  Жизнь мирская (от рождения до смерти) есть всё большее и большее сознание человеком своей духовности. Для того, чтобы это было возможно, должно совершаться всё большее и большее раскрытие духовного существа. Раскрытие же это представляется нам движением во времени тела в пространстве.

31.  Движение относится ко времени также, как тело к пространству.

32.  Астрономия — это наука, в которой очевиднее всего иллюзорность пространства и времени. Надо быть совершенным идиотом или учёным для того, чтобы не понимать, что если столько-то миллиардов вёрст до Сириуса, то должны, по этому рассуждению, быть и такие звёзды, для определения расстояния которых не достанет пространства от нас до Сириуса, чтобы выписать линейку, изображающую в цифрах это расстояние. И то будет только крошечная дробь цифры расстояния еще дальнейших миров, и так без конца. А что если это так, то очевидно, что и миров этих совсем нет, а это есть только указание на иллюзорность нашего представления в формах времени и пространства.

33. Доброму богатому жалко бедного и стыдно за своё богатство и часто искренно хочется сделать добро бедному. Даже добрый бедный почти всегда завидует богатому, досадует за то, что он беден, и хочется скорее сделать зло, чем добро, богатому. Вот этим-то, главное, и жалки бедные.

34.  Легко сказать: надо не ненавидеть дурных людей, а напротив, жалеть и любить их. Это так. Но для того, чтобы это можно было искренно сделать, есть только одно средство: видеть, чувствовать и любить в них того Бога, который и в тебе, и в них. Для того же, чтобы быть в состоянии это сделать, надо в себе сознавать этого Бога и любить Его. И потому всё, всё в этом.

29. Хорошо бы всегда помнить, что жизнь, плотская жизнь отдельного существа, не есть состояние, а есть непрестанное движение.

35. Суди о других, как о себе же. Ведь это — ты же. И потому будь в их дурных делах; также снисходителен, как ты бывал и бываешь к себе. И также, как в своих грехах, надейся на их раскаяние и исправление.

36.  Видел во сне, что мы приготавливаемся к изданию несуществующего журнала нравственности. 1-й отдел: Религиозно-метафизические учения. История и обзор религии. 2-й отдел: а) правила жизни, относящиеся к одному себе; б) к людям. 3-й отдел: Воспитание детей.

37.  У всех вер одни и те же основы. И не может быть иначе — человек везде один.

38.  Самоотречение нужно и в религиозных учениях, — нужно отречься от своего дорогого, привычного, для того, чтобы можно было сойтись с другими учениями.

39.  Почему мы стремимся вперёд, всё вперёд? — Потому что жизнь только в раскрытии.

40.   Освобождение народа, конституция, всякие свободы, величие государств, патриотизм, наилучшее общественное устройство — всё это только покровы, под которыми скрываются зависть, властолюбие, честолюбие, тщеславие, праздность, отчаяние. Последствия же всех этих добрых намерений: борьба всех против всех, ненависть вместо любви и всё больший и больший упадок нравственности.

41. Жизнь наша представляется нам движением. Для того же, чтобы было движение, нужно, чтобы была точка неподвижная, по отношению которой совершается движение. Такая точка есть наше сознание своей духовности. То, что нам представляется движением, есть снятие покровов с того духа, который мы сознаем в себе.

42.  Наша жизнь представляется нам движением с началом — рождением, и концом — смертью. И мы по этой своей временной жизни хотим судить и о всей жизни, приписывая и ей движение, начало и конец. Говорим о сотворении мира или зачатке его, и о конце мира, и о движении жизни в мире, тогда как эти понятия свойственны только нашей ограниченной части жизни, а никак не могут быть свойственны всей жизни мира.

43.  Одно из самых пагубных заблуждений людей, желающих улучшать свою жизнь, состоит в том, чтобы думать, что возможно такое общественное расположение, распределение людей, при котором людям может быть лучше, чем при каком-нибудь ином: хроническая борьба партий, сословий, из которых устанавливается подобие порядка, все это — только самообманы, вносящие только новое зло тем, что отдаляют людей от единой нужной для лучшего устройства общества деятельности — от работы людей над самими собой.

44.  Пресса всё более и более заменяет личное общение людей. И замена эта особенно невыгодна для любовного общения людей между собою. Как ни велики выгоды распространения печати, едва ли эта невыгода не перевешивает их все.

45.  Четыре ступени религиозно-метафизического сознания:

1)  Я знаю, что существую.

2)  Знаю, что существуют другие люди и существа.

3)  Знаю, что начало, основа существования всех людей, животных и всего существующего — та же, что и во мне.

4)  Стремлюсь соединить основу своей жизни с жизнью других существ — любовью.

46. Я ничего непосредственно не могу знать о том, что было, когда меня не было, не могу знать, какова была моя утробная жизнь и первое детство, не знаю непосредственно и всё то, что происходило во время моего сна и забвения. Всего этого не было бы, если бы не было таких же людей, как я, от которых я узнаю то, что ими было сознано о моей неизвестной мне жизни и о том, что предшествовало ей. Всё это — только результат моего общения с другими людьми, которые своими рассказами дают мне представление о том, что происходило и со мною, и до меня. Сведения эти нужны только для внешней связи явлений, но, сами по себе, они не составляют части моей жизни, не нужны мне и часто недостоверны, и достоверность и недостоверность их не важны для меня. Важно для меня и составляет мою истинную жизнь всё то, что непосредственно было сознано мною и было открыто моему сознанию через мысли сознательных существ, общавшихся со мной в этой жизни или живших тысячи лет назад и выразивших словами то, что смутно таилось в моём сознании и потому, получив форму выражения, составило часть его. Так что мысли Будды, Канта, Христа, Амиеля и др. <...> действительно существуют для меня, а я, 9/10 моей так называемой жизни, жизнь всех миллионов людей, не оставивших ничего в сознании других людей, могущих передать результаты их сознания — не существуют для меня.

47. Для того, чтобы ответить о свободе воли —  на вопрос, свободен ли человек? — надо прежде сказать, что у человека есть два сознания: телесное и духовное (т.е. человек сознаёт себя то духовным, то телесным). Для телесного сознания не может быть речи о свободе, так как жизнь телесная происходит в условиях пространства и времени (и нет настоящего). Для духовного же сознания точно также не может быть речи о свободе, так как для него не существует ничего могущего стеснить его, оно всемогуще. И это сознание проявляется только в том, чего нет для телесного сознания, в настоящем. И потому на вопрос о свободе воли ответ: несвободен в телесном сознании и свободен в духовном.

Если же спросят: свободен ли человек переходить из одного сознания в другое? ответ: жизнь — только в духовном сознании.

48.  Для чего я — отделенное проявление Бога? Для того, чтобы я имел благо сознания себя и общения со всем миром.

49.  Странная вещь, неслыханная мной, это —  причина нелюбви сыновей к отцам (разумеется, в нехристианских семьях): это — зависть и соперничание сыновей с отцами.

50.  Настоящее — тот вневременный момент, который соединяет прошедшее с будущим. И в этом настоящем я могу вызвать в себе сознание и сделать этот момент реальным. Прошедшее же и будущее — иллюзия.

51. Я только один и есть и был и буду, и я — мгновенное проявление во времени.

52. Я духовное не хочу быть в теле; стало быть, я в теле не по своей воле, и есть воля Высшая.

53.  Чувствую благо старости и болезней, освобождающих меня от заботы о мнении людском. Помогает этому и то, что меня теперь больше бранят, чем хвалят.

54. Только в области сознания человек свободен. Сознание же возможно только в моменте настоящего.

55.  Я чувствую себя вечным, одним истинно существующим. И я же, когда сужу о себе, вижу себя ничем, бесконечно малой частицей чего-то бесконечно великого. Что же правда: первое или второе? Если второе, то сознание своего первого, вечного «я» — обман. Но этого не может быть, потому что без этого обмана (первого «я») нет жизни, нет ничего, нет, главное, и второго «я». Если же правда — первое, то второе — вся телесная жизнь есть обман. Но этого тоже не может быть, потому что без телесной жизни я не мог бы делать этих рассуждений. И потому есть и то, и другое: Я — духовное, непространственное, невременное существо в телесных, пространственных и временных условиях.

И потому, отвечая на вопрос о свободе воли, надо изменить вопрос так: Откуда происходит представление о свободе воли?

56.  Благотворительность подобна тому, что бы сделал человек, который, иссушив сочные луга водосточными канавами, потому поливал бы эти луга в тех местах, где они представлялись бы особенно сухими. У народа отберут то, что ему нужно, и тем лишат его возможности кормиться своим трудом, а потом стараются поддержать его слабых, распределяя между ними часть того, что у него отобрано.

57.  Я — не только не я, плотский Л.Н., от рождения и до смерти, но я, даже с телесной точки зрения, есмь только плотское проявление всех моих предков без конца и передаточное звено между ними и моими потомками, тоже без конца: Я — мгновенная вспышка чего-то.

58.  Предание рода есть грубое проявление сознания своего единства.

59.  Жизнь человека всегда есть переход из сознания животного в сознание духовное. Но какой же может быть переход, когда времени нет?

Перехода и нет, а я, и телесное сознание и духовное, доступно мне только через время, иначе сказать: в форме времени. Ты говоришь, что время только форма, что времени нет. А что же значит то, что тебя не было прежде, а теперь ты еси и живёшь в мире, и умрёшь?

Это значит то, что я не могу вместе понимать бытие и небытие в этом мире. Так что я и есмь, и меня нет в этом мире.

60.  Себя забыть хорошо бы, да нельзя, и потому надо хоть ровнять: поступать с другими, как хочешь, чтоб поступали с тобой.

67.   Самый ужасный и вредный человечеству обман это фарисейство, лицемерие, выдающее деятельность эгоистическую, для своих целей за служение Богу. (Лицемерие это с давних времен обличается). Едва ли не более вредное особенно развившееся в наше время есть фарисейство политическое. Люди, от царя до товарища рабочего, уверяют себя и других, что они заняты благом народа, а они заняты им, сколько курица построением храма, а движимы только грубым эгоизмом.

Есть еще фарисейство семейное. Человек скуп, властолюбив и хочет уверить себя и других, что то, что он делает, он делает для семьи.

68.  Думал о начале уроков для детей. 1) Зачем живешь? Чтобы быть счастливым. 2) Как быть счастливым? Так жить, чтобы все, живя так, все были счастливы.

61.  Если заметил, что в споре человек защищает своё внешнее положение, поскорей прекрати разговор.

62.  Трудно молодому пренебречь телом. И не надо стараться сразу. Сначала не делать дурного, потом делать хорошее, потом отдать себя.

63.  То, что жизнь истинная вне времени, лучше всего доказывает то, что она только в настоящем, которое всегда вне времени.

64.  Время есть снимание покровов с неподвижного, единого сущего духа Божия.

65.  Непроницаемость вещества в пространстве скрывает сначала от нас единство сущего духа. Движение во времени снимает эти покровы.

66.  Живут истинной жизнью только старики и дети, свободные от половой похоти. Остальные — только завод для продолжения животных. От того так отвратителен разврат в стариках и детях. А люди думают, что вся поэзия — только в половой жизни. Вся истинная поэзия всегда вне ее.

69.  Читая Паскаля, понял, как надо понимать l'homme dans l'etat de peche* и la redemption.** To, что есть естественный ход жизни: переход от непосредственности животного к требованиям духовной жизни, он (и все церковники) называет спасением, искуплением, происшедшим от Христа.

70.   Ekklesia*** — собрание избранных — первый грех, нарушение завета Христа — всемирного братства.

71.  Тем вредны и праздны все революции, что деятели их руководятся только эгоизмом. Изменить же установившийся строй может только деятельность для Бога.

72.  Я говорю: жизнь раскрывается. Но что же я при этом? Могу ли я или не могу содействовать этому раскрытию? Можешь. Можешь не движением, а соблюдением своей неподвижности, перенесением себя в единое сущее, которое всегда неподвижно. Можешь тем, чтобы не двигаться вместе с покровами (je m'entends).****

* человек в состоянии греха.

** искупление.

*** собрание верующих, по церковному пониманию — церковь.

****  я понимаю, что хочу сказать.

73.  Просительная молитва, хотя и ложная по своей цели, всё-таки — польза для души, всё-таки это — признание своей зависимости от Бога. Ошибка в том, что безвременное настоящее переносится в будущее, духовное — в телесное.

74.  Кролики размножаются и борются, а люди совершенствуются и потому не нуждаются в борьбе.

75.  Как вся вода вытечет из ведра, если в нём будет хоть одна дырочка, так и все радости жизни (любви) не удержатся в душе человека, если в нём будет нелюбовь хоть к одному человеку.

76.  Для того, чтобы не делать ближнему своему дурного — любить его, нужно приучать себя не говорить ни ему, ни о нём дурного; а для того, чтобы приучить себя к этому, надо приучить себя не думать о нём дурного. Это можно. И тогда только можно не делать дурного человеку — любить его.

77.  Память не есть ли сознание (прозрение духа) прошедшего, а разум — сознание (прозрение духа) будущего.

78.  Вся разница между человеком и животным та, что человек знает, что он умрёт, а животное не знает. Разница огромная.

79.  Есть память своя личная, что я сам пережил; есть память рода — что пережили предки и что во мне выражается характером; есть память всемирная, Божия — нравственная память того, что я знаю от Начала, от которого изшёл.

80.  Думаю о том, как распределить мысли для нравственного учения детского, и вижу, что в духовной области нет первого, второго, третьего, нет более или менее важного. Всё одинаково важно и всё — первое. (Евангельские работники, нанятые в разные часы дня).

81.  Насмешка, особенно умная, представляет насмехающегося выше того, над чем он смеется; а большей частью (всегда даже) насмешка есть верный признак непонимания человеком того предмета, над которым он смеётся.

82.  Мы думаем, говорим даже: отчего Бог не сказал нам словами, чего Он от нас хочет? Но мы забываем то, что только наша слабость говорит неточными, недостаточными, односторонними словами. А что у Бога есть другой язык, другое средство передачи своей воли. Средство это — вся жизнь внешнего мира и то, что вложено в нашу душу.

83.  Жизнь раскрывается. Ну, а ты-то что же при этом? Можешь или не можешь содействовать этому раскрытию? Можешь тем, чтобы соблюдать свою неподвижность — не двигаться вместе с тем, что закрывает тебя. Двигаясь, ты остаешься неподвижен. Удерживая свою неподвижность, ты двигаешься.

84.  Для того, чтобы простить, надо забыть, желать забыть то, за что прощаешь, и начинать отношения сначала.

85. Только теперь начинаю жить настоящей жизнью. Только теперь начинаю бояться одного судьи и руководиться Его судом.

86.  Лучше 100 раз ошибиться, считая дурного за хорошего, чем один раз разлюбить одного.

87.  Моисей не увидал обетованной земли, в которую вёл народ. Я очень люблю эту аллегорию. Мы часто жалеем, что не видим плодов своих трудов, но то, чтобы не видеть, делать без ожидания награды, есть необходимое, существеннейшее условие всякого истинно доброго дела.

88.  Время — это одна из форм проявления истинной жизни, та форма, в которой нам; людям, доступна эта жизнь.

89.  Живут истинной жизнью более всего дети, вступая в жизнь и не зная еще времени. Они всегда хотят, чтобы ничто не переменялось. Чем дальше они живут, тем больше подчиняются иллюзии времени. К старости иллюзия эта всё слабеет — вpeмя кажется быстрее, и наконец старики всё больше и больше вступают в жизнь безвременную. Так что наиболее живут настоящей жизнью дети и старики. Люди же, живущие половой жизнью, больше готовят материал жизни истинной, чем сами живут ею.

90.  Осуждают эгоизм. Но эгоизм — основной закон жизни. Дело только в том, что признать своим «ego»: своё сознание или своё тело, или, вернее, своё духовное или телесное сознание.

91.  Анархизм с допущением насилия — смешное недоразумение. Анархизм есть только один разумный — христианство, игнорирование каких бы то ни было внешних политических форм жизни и жизнь каждого для своего «я», но не телесного, а духовного.

92.  Пространственное, материальное «я» моего тела также, как и временное «я», связано со Всем, со всем бесконечным пространственным миром. <...> Временная связь это — то, что «я» — произведение моих бесчисленных, бесконечных предков и родоначальник таких же потомков. <...> Любовь — это расширение жизни.  Это-то и есть связь пространственная: любовью я сознаю собою всё существующее. И как во времени моя связь скрывается в бесконечности, так и здесь.

93.  У каждого человека есть высшее, то, до которого он дошел, миросозерцание, во имя которого он живет. Изменяет же миросозерцание он сам. И всякий человек способен воспринять только то, что согласно с его миросозерцанием. Всё же несогласное, как бы он ясно не понимал сказанное, прочитанное, проходит через него, не оставляя никакого следа.

94.   Бедные испытывают больше счастья, чем богатые, потому что удовлетворение нужды,— одежда, когда ее не было, пища, когда голодал, дом, когда не было крова, — без сравнения радостнее, чем удовлетворение прихотей богатых.

95. Память о ближайшем всё больше и больше пропадает с годами: человек всё больше и больше сознает своё неподвижное «я».

Также пропадает мысль о будущем. Человек становится не годным для мира.

96.   Как стареясь человек приходит к всё большему и большему сознанию своего духовного единства, так стареется и мир и приходит к единению и успокоению.

97.  Жизнь есть благо освобождения духа. Смысл тот, что благо людей в достижении желаемого. Есть только одно, достижению чего ничто помешать не может. Это — становиться лучше.

98.  Делать не для себя уже потому нужно, что никогда не можешь знать, воспользуешься ли сам своим трудом. По той же причине неразумно делать для одного человека или для малого числа людей. Вполне разумно делать только то, что делаешь для всех.

99. Нужно не спорить, не указывать на преимущество одних приёмов жизни перед другими, вообще не говорить о том, что выйдет. Этого никто не знает. А говорить о том, что должно делать каждому для своей души.

100.  Человек освобождается от отделения пространственного — любовью, от отделения временного — сознанием своего неизменного духовного начала.

101.  Самое грубое понятие о Боге мало отличается от самого возвышенного в сравнении с близостью истинного понимания о Боге.

102.    Тот, кто молится идолу, невежественен, непросвещён, но тот, кто совсем не молится, и не просвещён, и глуп.

103.  Какое ужасное положение людей, не сознающих свою духовную жизнь, когда они стареются. Я испытываю обратное.

104.  Ошибиться, приняв не добрых людей за добрых, в 100 раз лучше, чем обратная ошибка. Помоги, Господи.

105.  Читал о Думе и прямо сожалел о том, что все эти люди умны и образованы. Гораздо бы было меньше греха, если бы они были глупы и безграмотны.

106.  Думал о свободе воли. Та свобода, которую мы имеем, изменять течение нашей жизни, не может изменить общего хода жизни. Как когда мы высыпаем рой пчёл, каждая пчела может изменить своё положение, но общее последствие высыпания будет неизменно. То же и с людьми, не подчиняющимися общему закону. Свобода в том, что человек может иметь радость сознательного подчинения высшему закону своей жизни.

107.  Будущую жизнь в Царстве Божьем я представляю себе так, что будут богатые и бедные. Бедные будут довольствоваться своей бедностью, и богатым не нужно будет защищать своё имущество. Непросвещённые люди будут богаты, будут бороться друг с другом, просвещённые люди будут бедны и ни с кем не будут бороться.

108.  Не солнце движется, а земля поворачивается к нему; также не время идет, а мир, скрытый временем, открывается сам себе.

109.  Как всё таинственно для старых людей, и как всё ясно детям!

110.  Какая удивительная тайна — пришествие нового человека в мир.

111.   Избегай всего, что разъединяет людей, и делай всё то, что соединяет их.

112.  Личный эгоизм — малое зло, эгоизм семейный — больше, эгоизм партии — еще больше, эгоизм государства — самый ужасный.

113.  Пространство уничтожается временем, а время уничтожается пространством. При бесконечном времени все перемены вернутся к единству и опять вернутся. При бесконечном пространстве нет никаких перемен — нет времени.

114. Лошадь не слушается, а поддаётся тому мотиву, который побуждает ее. Ей всё равно, идти направо или налево, и малейшее давление слева по шее заставляет ее идти вправо. Также и человек без веры.

115.  Я не говорю, что государственное устройство хорошо Или дурно, и что надо или не надо заниматься политикой, а я говорю только то, что прежде, чем заниматься политикой, каждому человеку надо заниматься своей жизнью, душой, и что самые мудрые политические меры в государстве со 100 миллионами жителей сделают гораздо меньше того, что сделает нравственно-религиозное улучшение жизни одного человека из этих 100 миллионов.

116.  Прекрасное выражение Канта — «люди делаются софистами своих юношеских заблуждений»: Соловьёвы, Аксаковы. И чем они умнее, учёнее, тем вреднее.

117.  Думать, что мы можем знать мир и себя, изучая материальные условия мира, и не признавать источником знания свою душу, можно сравнить вот с чем. Человек живет безвыходно в темном углу. Сведения о том, что делается на свете, он получает только от своего друга. Друг не переставая сообщает ему о том, что делается. И сведения эти так интересны для него, что он как будто сам непосредственно живёт с тем, что рассказывает ему его друг, и, живя с этим, представляемым ему его другом миром, забывает про то, что все эти сведения он получает через друга, что самое реальное для него не мир, с которым он не имеет непосредственного общения, а истинно существует для него только этот друг. И что для того, чтобы ему иметь ясное и безошибочное понятие о мире, ему нужно, во-1-х, признать, что всё, что он знает, он знает через друга, и во-2-х, изучить самого друга с тем, чтобы знать, в чём можно и в чём нельзя верить ему. Друг этот есть то духовное начало, которое живёт в нас и через которое мы знаем то, что знаем. Думать, что его нет, всё равно, что думать, что человек, сидя в одном темном углу, может без помощи друга знать всё то, что делается в мире.

118.  Грубое суеверие — что я своими усилиями могу устроить дом, семью. Еще более грубое — что я могу устроить народ, еще более грубое — что я могу устроить Царство Божие для всего человечества. Всё это, в особенности устройство жизни всего человечества, совершается по законам, мне недоступным и от меня не зависящим. Думать и поступать так всё равно, что для клетки моего тела, если бы она для того, чтобы тело моё поступало так, как она этого хочет, нарушала бы законы своей жизни. Всё, что мы можем делать, также, как и каждая отдельная клетка нашего тела, это то, чтобы наисовершеннейшим образом исполнять закон своей жизни. Общее же течение жизни совершается по недоступным нам законам и ради недоступных нам целей.

119.  Истинная жизнь всегда только в настоящем.

120.  Христианское понятие равенства, понятое не со смирением, а с гордостью, производит не единение, а разъединение людей.

121.  Христианство, учение о доброй жизни, даёт, а не требует; от непонимания этого все ужасы революции.

122. Душевное состояние такое, что всё неприятно, всё, что было, что будет, всё нехорошо. Что это значит? — А то, что душа хочет освободиться от прошедшего и будущего и жить одним неумирающим, непроходящим и не начинающимся настоящим. Такое душевное состояние хорошо, и надо пользоваться им, живя одним вечным, духовным.

123.  Для того, чтобы убедиться в том, что в нас живёт духовная сила, независимая и не происходящая от тела, достаточно вспомнить о способности каждого человека судить о своём душевном состоянии: рассматривать его, как нечто внешнее, сознавать себя, и невозможность сознать это сознание, рассматривать его, как нечто внешнее, сознавать сознание. Я могу, рассматривая себя, познать, что я сейчас раздражён или умилён, что мой поступок был дурной или хороший, но я не могу сознать этого сознания, рассматривать это сознание как нечто внешнее. Я могу сказать: что я сознаю, что я сознаю (и даже, что сознаю, что сознаю, что сознаю), но это сознание не будет иметь никакого содержания, а будет только всё то же сознание своей духовности.

124. Три предположения: 1) дух = сознание = разум — произведение материи и в зависимости от неё. 2) Материя — произведение сознания и в зависимости от него. 3) Дух и материя нераздельно соединены и ни одна не влияет на другую.

В первом случае на вопрос, откуда взялась материя, составляющая моё тело, я должен ответить: от прежде бывшей материи. А та? От прежней. А та? И я должен признать совершенно непонятную мне материю, появившуюся сама собою. При втором — на вопрос, откуда взялась душа? я отвечаю тем, что не признаю вопроса. Душа, сознание, разум, ни откуда не появилось — оно есть, одно действительно есть, так есть, что без него ничего нет. И потому в первом случае источник меня вне меня в бесконечном и совершенно непостижим, во втором — он во мне и вполне ясен. Третье же предположение отпадает само, так как не могут быть равны два начала жизни, из которых одно вполне непонятно, а другое вполне понятно.

125.  Сон — совершенное подобие смерти: в том, что прекращается сознание, но не прекращается жизнь. Может быть, подобен сон и тем, что в нём начинается новое сознание, всё основанное на прежнем (бдящем), но не связанное с ним.

Может быть, подобие и в том, что вся наша жизнь относится к истинной жизни, как сновидения к нашей теперешней жизни. Точно также, как в теперешней жизни после каждого засыпания и пробуждения жизнь всё больше и больше открывается, так и истинная жизнь всё больше и больше открывается с каждым рождением после смерти.

126. Поступки по вере усиливают веру. Вера производит поступки.

127.  Воспользоваться свободой революции для того, чтобы избавиться от суеверия необходимости власти. «Но люди не готовы». Тут cercle vicieux*. Люди не будут готовы, пока будет развращающая их власть.

128.  Как опекун считает всегда неготовым воспитанника, также и кандидаты в опекуны. Анархисты видят зло власти, но верят в неё — в ее средства.

* порочный круг.

129. Можно любить всякого человека. Только, чтобы любить так человека, надо любить его не за что-нибудь, а ни за что. Только начни любить так, и найдёшь, за что.

130.  Что прежде, что после? Прежде надо освободить людей от рабства, а потом уже облегчать машинами работу. А не так, как теперь — когда изобретение машин только усиливает рабство.

131.  То, что учёные историки всё дальше и дальше проникают в древность, показывает, что и прошедшее открывается нам также, как и будущее, но открывается другим процессом и также неполно.

132.  Спрашивать: есть ли Бог? — всё равно, что спрашивать: есть ли я? Я в себе знаю Бога — не всего, но частицу, проявление. Всё то, чего я есмь проявление, это есть Бог, столь же неизбежно существующий, как и я.

133.  Вред медицины в том, что люди больше заняты телом, чем духом. Жизнь сложилась так, что гибнут миллионы молодых, сильных, здоровых, детей — гибнет жизнь, а старательно и искусно лечат старых, ненужных, вредных. Главное, приучает людей — даже народ — больше заботиться о теле, чем о душе.

Если бы не было ее совсем, не было бы этого соблазна заботы о теле, люди больше думали бы о душе, и в общем положение людей было бы много лучше. Прекрасное выражение в народе, когда болен: помираю. Болезнь заставляла бы думать о смерти, а не об аптеке.

А живи люди более духовной жизнью, не было бы браунингов, войн, голодных детей и матерей, уничтожающих плод.

134.  Говорят: нет духовного начала, всё от тела. Если люди живут для тела, заняты только телом, никогда не борются с ним, то как же им думать иначе. Ребенок живет для тела, но не объясняет, не оправдывает этого, но горе, когда взрослый продолжает жить по-ребячески и искусными умствованиями оправдывает это. Только тот, кто борется с телом, знает, что такое тело, и знает, что есть то, что борется с ним и что сильнее его.

135. Свобода, равенство может быть осуществимо только любовью, а не насилием. При осуществлении насилием — это вели--| чайшее зло.

136. Две науки точные: математика и нравственное учение.

Одно — самое поверхностное, другое — самое глубокое. Точны и несомненны эти науки потому, что у всех людей один и тот ] же разум, воспринимающий математику, и одна и та же духовная природа, воспринимающая учение о жизни (нравственное учение).

137.   Господи, помоги мне, сожги моего древнего, плотского человека. Да, одно утешение, одно спасение: жить в вечности, а не во времени.

138.  Бог, всё изменяющий и сам не изменяющийся.

139.  Я сознаю тело, сознаю душу, но не сознаю того, что сознаёт и то и другое. Это-то и есть Он, Бог, Любовь.

140.  Жизнь не в теле и не в душе, а в духе. Он один сознаёт и то, и другое, а его ничто не сознаёт.

141.  ...Как вредно писать статьи, составлять статьи, а не излагать мысли, чувства, как они приходят.

142.  Безумная жизнь людей. Вся безумная — и старая, и новая, которые борются между собой. Состаревшаяся безумная жизнь считается разумной, новая безумная жизнь считается прогрессом: вера, политика, наука, искусство, педагогика, промышленность, торговля, финансы, земледелие, печать, общение полов, медицина, психиатрия, табак, вино. Всё одинаково безумно — и старое, и новое.

143.   Вера, исповедуемая христианскими народами, — вера еврейская. От того успех евреев в сравнении с христианами, хотя и смутно, но придерживающимися истинного христианства. Если представить себе народы исповедующими такую религию, которая требовала бы, главное, энергических порывов, легкомыслия, весёлости, то в народах, исповедующих такую религию, самый большой успех имели бы цыгане.

144. Мир раскрывается мне в известный момент своего развития, и раскрывается мне, как человеку (так и всем людям), известным темпом, т.е. с одной и той же быстротой, как ровно поворачивающееся колесо часов. Я могу себе представить существа, из которых стали люди, за сотни тысяч лет в прошедшем, в тот момент, когда они были звери, могу представить себе и мир вперёд на сотни тысяч лет, когда волк будет лежать с ягненком (сделается травоядным или ручным). Это относительно момента раскрытия, но я могу представить себе и более медленный, и более быстрый, чем наш, темп раскрытия. И одно это изменение темпа даст возможность бытия самых разнообразных, непонятных нам существ.

145.  Вся цель теперешней цивилизации — уменьшение труда и увеличение удовольствий праздности. (Еврейская цивилизация: праздность — условие рая). Тогда как главное благо человека — материальное — должно быть в увеличении приятности труда. При теперешней цивилизации человек, его радости, отдаются в жертву выгоде. Пар — вместо лошади, сеялка — вместо руки, велосипед, мотор — вместо ног и т.п.

146.  Вред — и самый большой — медицины в том, что мешает спокойной торжественности процесса умирания.

147.   Когда человек лишился способности зрения, он не может уже отличать свет от тьмы. Также и человек, лишившийся сознания своей Божественности, теряет возможность различения добра и зла.

148.  Одно чувство проникает всю Библию и связывает между собой всю ту кашу самых разных и по смыслу, и по достоинству мыслей, правил, рассказов, это — чувство исключительной, узкой любви к своему народу.

149.  Всё больше и больше почти физически страдаю от неравенства: богатства, излишеств нашей жизни среди нищеты; и не могу уменьшить этого неравенства. В этом тайный трагизм моей жизни.

150. Какое великое слово: «Ищите Царства Божия и правды его, и остальное приложится вам». Это значит: будете искать остального во всех разных видах, как все ищут, и наверное не найдёте, и Царства Божия не только не найдёте, но удалитесь от него. И наоборот: ищите Царства Божия — и найдёте его и всё остальное. Это — единственное средство получения остального. Как хотелось бы убедить в этом людей.

151.   Многие понимают, т.е. думают, что понимают, христианское учение, вообще религиозно-нравственное учение, «отчасти», и берут кое-что, оставляют другое. Это всё равно, что брать из молитвы, изречения, стихотворения одни слова, откидывая другие. Les grandes pensees viennent du coeur.* Это хорошо: les grandes pensees viennent,** но «du coeur»*** не нужно. Разве не тоже — христианское учение без непротивления?

152.  То, что жизнь есть непрестающее раскрытие того, что уже есть, подтверждается тем, что мы не можем ничем остановить это раскрытие, представляющееся нам нашим движением. Я всегда могу заставить себя действовать (т.е. мне кажется, что я могу). В сущности же, я не могу не действовать, но никак не могу заставить себя не действовать: остановить обращение крови, дыхание, заснуть.

153.  Самоуверенные и потому ничтожные люди всегда импонируют скромным и потому достойным, умным, нравственным людям именно потому, что скромный человек, судя по себе, никак не может себе представить, чтобы плохой человек так уважал себя и с такой самоуверенностью говорил о том, чего не знает.

154.  В человеке сердце и разум: т.е. желания и способность находить средства их удовлетворения. Но это не весь человек. Человек вполне это еще способность сознавать себя (вне времени): свои желания и свой разум.

* Великие мысли исходят сердца.

** великие мысли исходят.

*** из сердца

155. Движение, как вне меня, так и во мне есть открывание для меня того вечного, вневременного и внепространственного существа, которое есть и которого я не могу обнять, но к познанию которого приближаюсь. В этом открывании меня и мира я могу принимать участие двоякое: пассивное, бессознательное, отдаваясь течению, признавая реальным переменчивый мир, — и активное, сознательное, признавая себя духовным существом, всё более и более раскрывающимся, сливающимся со Всем. (Надеюсь выразить когда-нибудь яснее).

156.  Так ясно почувствовал преимущество косца работника в росистом лугу рано утром, пускай и в жар полдня, и бедственность его хозяина за раздражающей его газетой и кофеем, с озлоблением, тоской и геморроем.

157.  Я недавно еще радовался тому, что живо, жизненно чувствовал необходимость, естественность и радость любовного общения со всеми людьми, а теперь понял, что чувство это производное, а основное чувство — это сознание любовного общения не с людьми, а с источником всего, с Богом. Это чувство включает первое. Живо чувствовал это несколько дней: всякую минуту чувствовал Его близость и жил у Него на глазах, исполняя Его волю. Теперь притупилось, но стараюсь вызвать и надеюсь.

158.  Не жить с Богом — сиротливо, чувствуешь себя одиноким.

159. Любовь не есть какое-либо особое чувство (как ее понимают обыкновенно). Любовь есть только последствие более или менее ясного сознания своей причастности Всему. Пальцы руки не любят друг друга, а живут общей жизнью. Они не поняли бы, что такое любовь.

Я — неполное сознание Всего. Полное сознание Всего скрывается от меня пространством и временем. Пространство и время лишают меня возможности сознать Всё.

160.  Есть Нечто непреходящее, неизменяющееся, короче: непространственное, невременное и не частичное, а цельное. Я знаю, что оно есть, сознаю себя в нём, но вижу себя ограниченным телом в пространстве и движением во времени. Мне представляется, что были за 1000 веков мои предки люди и до них их предки, животные и предки животных — всё это было и будет в бесконечном времени. Представляется тоже, что я моим телом занимаю одно определенное место среди бесконечного пространства и сознаю не только то, что всё это было и будет, но что всё это и в бесконечном пространстве и в бесконечном времени всё это я же.

В этом кажущееся сначала странным, но в сущности самое простое понимание человеком своей жизни: Я есмь проявление Всего в пространстве и во времени. Всё, что есть, всё это — я же, только ограниченное пространством и временем. То, что мы называем любовью, есть только проявление этого сознания. Проявление это естественно более живо по отношению более близких, по пространству и времени, существ.

161.  Хотелось детям сказать вот что: вы все знаете, что у Христа был любимый ученик Иоанн. Иоанн этот долго жил и, когда очень состарился, насилу двигался и еле говорил, то всем, кого видел, говорил только всё одни и те же короткие 4 слова. Он говорил: дети, любите друг друга. Я тоже стар, и если вы ждёте от меня, чтобы я что-нибудь сказал вам, то я ничего не могу сказать от себя и повторю только то, что говорил Иоанн: дети, любите друг друга. Лучше этого ничего сказать нельзя, потому что в этих словах всё, что нужно людям. Исполняй люди эти слова, только старайся люди отучаться от всего того, что противно любви: от ссор, зависти, брани, осуждения и всяких недобрых чувств к братьям — и всем бы было хорошо и радостно жить на свете. И всё это не невозможно, и даже не трудно, а легко. Только сделай это люди — и всем будет хорошо. И рано ли, поздно люди придут к этому. Так давайте же сейчас каждый понемногу приучать себя к этому.

162.  Одни люди поднимаются в обществе людей, другие спускаются.

163.  Человеку естественно исполнять волю Бога: жить в любви, как естественно птице вить гнездо, петь, выводить птенцов. Только ложные учения сбивают человека с естественного пути.

164.  Все страсти только преувеличение естественных влечений — законных: 1) Тщеславие — желание знать, чего хотят от нас люди; 2) скупость — бережливость чужих трудов; 3) любострастие — исполнение закона продолжения рода; 4) гордость — сознание своей Божественности; 5) злоба, ненависть к людям — ненависть к злу.

165.  Доказывать существование Бога! Может ли быть что-нибудь глупее мысли: доказывать существование Бога. Доказывать Бога всё равно, что доказывать свое существование. Доказывать своё существование? Для кого? Кому? Чем? Кроме Бога, ничего не существует.

166.   Как легка и радостна становится жизнь, освобождённая от страстей, в особенности от славы людской.

167. Жизнь становится сновидением. Сознёшь его нелепость и не можешь проснуться — умереть. Да, жизнь — сон: одни люди просыпаются рано, не доспав — ранняя смерть; другие — выспавшись: смерть в старости.

168.  Понял, как при встрече с каждым человеком надо молитвенно, серьёзно относится (не шуточно), помня, что это — Бог. Правда, что и всё — Бог. Но человек это — Бог, наиболее понятный мне.

169.  Такое живое сознание Бога в себе и жизни божественной любви и потому свободы и радости, которых никогда прежде не испытывал. Продолжалось сильно с неделю, потом стало ослабевать, и исчезла новизна, радость сознания этого чувства, но остался, наверное остался подъём на следующую, хоть небольшую ступеньку бессознательного, высшего против прежнего бессознательного же состояния. Началось это с того, что я старался помнить при встрече с каждым человеком, что в нём Бог. Потом это перешло в сознание в себе Бога. И это сознание в первое время производило какое-то новое чувство тихого восторга. Теперь это прошло, и могу вызвать только воспоминание, но не сознание.

170.  Как хорошо быть виноватым, униженным и уметь не огорчаться. Это можно. И как это нужно. — И как дурно считать себя правым, возвышенным перед людьми и радоваться этому! Очень дурно, и я испытываю это. Это губительно для истинной жизни.

171.  Стараешься вызвать любовь к человеку —  и не можешь. Одно средство достигнуть этого: вызвать в себе любовь к Богу, сознание своего единства с Богом, и достигнешь —  если не любви деятельной, то уже наверное освободишься от нелюбви, от недоброго чувства к человеку. (Как полезно писать этот дневник: беседовать так со своей душой, как говорит Марк Аврелий).

172.  Любовь нечего вызывать; только устрани то, что мешает проявлению ее, т.е. себя, истинного себя.

173.  Старость уже тем хороша, что уничтожает заботу о будущем. Для старика будущего нет, и потому вся забота, все усилия переносятся в настоящее, т.е. в истинную жизнь.

174.  Мы все оправдываем себя, а нам, напротив, для души нужно быть, чувствовать себя виноватым. Надо приучать себя к этому. А чтобы было возможно приучить, надо радоваться случаю, когда можешь признать себя виноватым. А только поищи, — и случай этот всегда найдется.

175.   Любишь быть силён, ловок, умен, способен на всякое дело, и упражняешься для этого в силе, ловкости, в разных делах. А есть одно дело, которое важнее всех других и успех в котором даёт наибольшую радость, и потому разумно упражняться более всего в этом деле. Дело это в том, чтобы приближаться к Богу в самом себе.

176.   Как важно для исполнения закона жизни и для блага ее понимать жизнь, как прохождение.

177.  Тело человека отделяет его от Всего пространством, и тело же объединяет человека со Всем временем.

В пространстве человек отделён от всего мира, во времени он соединён со всем.

178. Нравственность не может быть ни на чём ином основана, кроме как на сознании себя духовным существом, единым со всеми другими существами и со Всем. Если человек не духовное, а телесное существо, он неизбежно живет только для себя, а жизнь для себя и нравственность несовместимы.

179.  Нравственность только в том, чтобы понимать себя проявлением Бога: сыном, рабом Его, — и потому понимать смысл жизни в исполнении воли Его. Безнравственность это — то, чтобы понимать себя слугою или своей личности, или своей семьи, или своего отечества, или своей породы существ — человечества.

180.  Не успел оглянуться, как соблазнился, стал приписывать себе особенное значение: основателя философско-религиозной школы; стал приписывать этому важность, желал, чтобы это было, как будто это имеет какое-нибудь значение для моей жизни. Всё это имеет значение не для, а против моей жизни, заглушая, извращая ее.

181.   Сходясь с людьми, всегда помнить, что жизнь только в настоящем. — Малого захотел! Жить всегда в настоящем — значит жить всегда и с Богом и Богом.

182.  Надо, встречаясь с каждым человеком, помнить, что перед тобою Бог. Вот когда и где настоящая молитва. А то у входа в церковь стоят нищие, а мы проходим мимо к иконам, к словам, к службе.

183.  Какая дурная привычка, — сходясь с человеком, начинать с шутки. В человеке Бог, а с Богом нельзя шутить. Всегда, сходясь с человеком, говори с ним во всю.

184.  Тело моё — не я, разум мой — тоже не я. Не я и моё сознание. Я, моё истинное я, это — то, что я сознаю. Сознаю же я свою духовную, Божественную сущность. Я не понимаю эту сущность, но она-то одна и есть настоящий я.

185.  Учение о будущей жизни больше вредит, чем помогает доброй жизни в этом мире. «Мы переходим от смерти в жизнь, если любим братьев».

Верь в будущую вечную, загробную жизнь — и не будешь здесь радостно, а напротив, будешь здесь мучительно жить. Не верь в будущую вечную жизнь, а признавай эту жизнь вечною — и будешь спокойно и радостно жить в этой жизни.

186.  Смерть уже тем хороша, что избавляет от своего «я» тех, кто понял всю узость, всю несвободу этого связанного с «я» отделения от Всего.

187.  Какая удивительная иллюзия материалистов! Не сознавать свою истинную жизнь или, сознавая ее, не верить этому сознанию и переносить свою жизнь во внешнее.

188.  Не могу придумать, что извне, какой человек и какое известие могло бы дать мне истинную радость. Что же может дать мне радость? Чего я могу желать? Только одного: того, что я сам могу дать себе — всё большего и большего приближения к Богу, слияния с Ним. Сейчас я в дурном духе; какую же радость я сейчас могу доставить себе? Могу и теперь доставить себе — и большую — радость: победить это настроение, воспользоваться им для того, чтобы научиться и при нём не прекращать своего общения с Богом.

189. Крестьяне были гораздо лучше нравственно во время крепостного права, чем теперь. Отчего это? Думаю, от того, что подавленность, нужда, страдания содействуют нравственному совершенствованию, а свобода, достаток, внешние блага вредны. Вредны потому, что трудны, требуют многого. Человек лучше и легче может устроиться в маленьком домике, чем в огромном дворце. Как это ни странно и кажется дико, я верю, что это так. И вывод из этого для меня тот, что благо человека — только духовное, и нарушает это благо более всего забота о телесном, материальном благе. Из этого дальнейший вывод тот, что нет ничего вреднее для человека, как заботиться о своём телесном благе. Как же быть, если не заботиться о своем телесном благе? А так быть, чтобы заботиться о благе других с уверенностью, что другие будут заботиться о тебе. Так что самоотвержение есть самый основной закон жизни человеческой.

190.  Сущность религии в том, чтобы видеть не себя одного и прикасающихся к тебе, а Всё у бесконечное Всё, и своё отношение к этому Всему — Богу. В этом религия.

191.  Сущность жизни, благо ее, то, к чему свойственно стремиться человеку, это — увеличение любви и, вследствие этого увеличения, увеличение блага жизни своей и всеобщей. Как это люди не понимают, и я не понимал этого. Ведь это самое сказано в: «Придите ко мне все труждающиеся и обремененные...»

192.  Дело жизни, кроме внутреннего, есть только одно: увеличивать в людях любовь делами и словами, убеждением.

193.   Прежде были святые Франциски, а теперь — Дарвины.

194.  Молодое поколение теперь не только не верит ни в какую религию, но верит, именно верит, что всякая религия — вздор, чепуха.

195.  Смирение есть основа всего — и добродетели, и разума. Нет ничего более полезного для души, как памятование о том, что ты — ничтожная и по времени, и по пространству козявка, сила которой только в понимании этого своего ничтожества.

196.  Удивляешься на признаваемые людьми нелепости, неразумности. Пойми, что всё это от того, что только этими нелепостями люди могут оправдать те свои пороки, про которые они знают, что они могли бы не быть и даже должны не быть.

197.  Ум возникает только из смирения. Глупость же — только из самомнения. Как бы сильны ни были умственные способности, смиренный человек всегда недоволен — ищет; самоуверенный думает, что всё знает, и не углубляется.

198.  В телесном своём состоянии — хочется есть, спать, весело, скучно — человек один; в поступках, общении с людьми ты соединяешься с немногими существами; в мыслях ты соединяешься со всеми людьми прошедшего и будущего.

199. Нет на свете более сильной душевной радости, как состояние нежной, умиленной любви.

200. Всё есть. Нет ни пространства, ни тела, ни времени, ни движения. И вот в этом внепространственном, бестелесном, вневременном, не движущемся Всём является человек и чувствует себя частицей, отделённой от Всего, и отделение это представляется телом в пространстве. Но он чувствует себя и частью Всего и это сознание своего причастия Всему он сознаёт движением во времени.

201.  Только посредством тела в пространстве я делаюсь отдельной частью Всего. Только посредством движения во времени я, часть, соединяюсь со Всем.

Тело отделяет — и образует пространство. Движение соединяет — и образует время.

202.  Мужики жалуются, что на них ездят, а сами ездят на сыновьях, на женах. — Ездят только на тех, кто сам любит ездить. Сам ездишь, так уж не жалуйся, что на тебе ездят.

203.  Кант считается отвлечённым философом, а он — великий религиозный учитель.

204.   Правдивость настоящая может быть только у людей, живущих перед Богом. Люди, живущие перед людьми, всегда виляют и будут вилять.

205.  Неверно думать, что назначение жизни есть служение Богу. Назначение жизни есть благо. Но так как Бог хотел дать благо людям, то люди, достигая своего блага, делают то, чего хочет от них Бог, исполняют Его волю.

206. Свободы выбора в состоянии тела почти нет: обжёгся — отскочил, не спал двое суток — заснул. Свобода выбора поступков уже больше: пойти — не пойти? Делать ту или иную работу. Свобода выбора мысли уже еще больше — почти полная.

207. Дама с ужасом говорит, содрогается от мысли об убийстве, а сама требует под-держания той жизни, которая невозможна без убийства.

208. Я не потому только обращаюсь к Богу, как личности, что я так воспитан, но я воспитан так потому, что такое обращение к Богу свойственно человеку. Я знаю или могу знать, что солнце есть какое-то огромное соединение раскалённых газов, но я говорю, не могу не говорить и не думать, что солнце — это светлый, теплый красно-жёлтый круг, который выходит из-за горизонта и заходит за него. Также и про Бога я знаю и могу знать, что Он есть всё, не имеющее никаких пределов и ограничений, но я говорю и думаю, не могу не говорить и не думать, что Бог — это Отец, во власти которого я нахожусь, который добр и знает меня и может помочь мне. И говорю: прости мне, Господи, помоги мне, благодарю Тебя.

209. Прекрасна мысль Лао-Тсе о смирении, как я понимаю ее. Он говорит так: Человек, ищущий славы людской, всё больше и больше возвеличивается и по мере того, как он возвеличивается в глазах людей, он всё более и более слабеет в самом себе и доходит наконец до того, что сам ничего не может сделать. Человек же, ищущий одобрения Бога, всё больше и больше унижается перед людьми, но делается всё более и более могущественным и наконец доходит до того, что нет того дела, которого бы он не мог сделать.

210.  К старости проходит интерес к будущему и прошедшему, уничтожается память и воображение, но остаётся, разрастается жизнь в настоящем, сознание этой настоящей жизни.

211.  Существует среди нас и всегда, а особенно теперь, эпидемическое безумие, охватывающее детей, безумие устраивания жизни не своей, а других людей.

212. Читал Кропоткина о коммунизме. Хорошо написано и хорошие побуждения, но поразительно по внутреннему противоречию: для того, чтобы прекратить насилие одних людей над другими, совершить насилие. Дело в том, как сделать людей не эгоистами и не насильниками? По их программе, для достижения этой цели нужно совершать новые насилия.

213. Живо почувствовал разницу жизни для мира, для людей, для одобрения их, и жизни для Бога, во всю. Какая свобода, радость, сила такой жизни!

214.  Он* начал с того, что сказал: «Я говорю страшную вещь: я признаю собственность, признаю священное право собственности на то, что сделано трудом человека». Я возразил, что ни права, ни священности его я не признаю. Правда, что человеку свойственно желать беспрепятственно пользоваться тем, что он сработал, и что свойственно уважать в другом это свойство. Но тут нет никакого «права». Коммунисты говорят, что всё принадлежит всем, а некоммунисты говорят, что есть право собственности, и оно священно. А я думаю, что для христианина не может быть ни коммунизма, ни права собственности. Христианство с главной основой своей — полной свободой, исключающей возможность насилия человека над человеком — упраздняет и коммунизм, и право собственности. Если я сделал сапоги и хочу отдать их своему сыну, то коммунист требует от меня эти сапоги на общую пользу. Если я не хочу отдать, он употребит против меня насилие. Точно также и государственник против того человека, который захочет отнять у меня сапоги, употребит насилие. Христианин же, хотя и знает и уважает свойство людей желать распоряжаться каждому самому своей работой, не считает никого в праве силою осуществлять это желание и также не считает никого в праве во имя коммунизма силою отнимать у человека произведение его труда. Христианство, не допуская насилие, исключает собственность также, как и коммунизм. Собственность также, как и коммунизм, произведение насилия, находится в области насилия, несуществующей для христианина.

* Николаев (сост.)

215. Когда что-нибудь тревожит тебя, постарайся разобраться в том, что тревожит: Божеское ли это дело или человеческое. Я не знал, как решить о духоборческих деньгах, старался не выходить к городовым. Как только спросил себя, во имя чего я тревожусь, тотчас же всё стало ясно.

216.  Ничто так не больно, как дурное мнение о тебе людей, а ничто так не полезно, ничто так не освобождает от ложной жизни.

217.  Славянофильская мысль о том, что пускай властвуют (если уж нужна власть) самые плохие люди, пока они плохие, — совершенно верна.

218. Думал о двух людях враждебных мне, которые оскорбляли меня, и вспомнил, что в мыслях надо не сердиться на них, а любить их мысленно. И начал стараться и так успел, что не могу уже восстановить прежнего недоброго чувства к ним.

219.  Прекрасная мысль, что Бог — это свет солнца, а человек — предмет, поглощающий лучи света — Бога. Тело человека — это те лучи Бога, которые не поглощены человеком. Жизнь есть всё большее и большее поглощение человеком Божества.

220.  Хочется, страстно хочется одно: умолять людей, от Николая II до последнего вора разбойника, пожалеть себя: все забыть, все соображения о Боге, о будущей жизни, не говорю уже — о государстве, семье, своём теле, и всё внимание, все силы свои обратить на одно: на то, что одно точно, несомненно есть — на свою жизнь, и не губить ее ни для отечества, ни для славы, ни для богатства, ни для Бога, а жить для себя, для своего блага: пользоваться тем благом жизни, которое в нашей власти. Это благо неотъемлемое, перевешивающее, уничтожающее всё, что может быть тяжелого в нашей жизни, — это благо есть любовь, любовь ко всему живому и даже не живому, и между прочим и любовь к себе, к своей душе. Это то состояние духа, при котором всё — благо. Меня мучают, дразнят, пытают, бьют, а я жалею и люблю тех, кто это делает, и мне тем лучше, чем злее они ко мне. Выработай в душе это чувство — а это возможно — и всё будет благо, всё то, что считается бедствием, в том числе и смерть. Всё претворится в благо.

221.  Да, да, любить врагов, любить ненавидящих не есть преувеличение, как это кажется сначала, это — основная мысль любви. Также, как непротивление, подставление другой щеки не есть преувеличение и иносказание, а закон, закон непротивления, без которого нет христианства. Также нет христианства без любви к ненавидящим, именно к ненавидящим.

222.  Я тягощусь болезнью. А ведь болезнь есть только материал той радостной работы, которая предстоит мне: работы победы духовного начала над телесным и радости, вытекающей из этой победы. Не знаю, будет ли такая же радость, как при победе над недобротой — попытаюсь.

223.  Ничто так не задерживает осуществления Царства Божия, как то, что мы хотим установить его делами, противными ему: насилием.

224.   «Sammle nur die grosste Kraft auf den kleinsten Punkt».* Сосредоточь только все силы на малейшую точку, и ты совершишь великое. Сосредоточь все силы духа на ничтожнейшее существо — своё тело, и ты сделаешь, не думая о том, то, что в мире называется великим.

* Сосредоточь только все силы на малейшую точку.

225.  Что такое Бог?

—  Это то, что в тебе не твоё тело.

—  И только?

—  Нет, это еще и то, что и в других людях не одно их тело; еще и то, что во всём, что мы знаем, не одно тело.

226.  Если ты понял, что ты — Бог, проявившийся отдельно — в теле, то какая же может быть смерть для Бога? Если же ты понял это, то ты не можешь не стремиться к освобождению себя от отделенности и к соединению со Всем. Освобождение же себя от отделенности достигается только одним: любовью ко Всему и всем. Любовь же даёт лучшую радость в жизни.

«И мы знаем, что мы перешли от смерти в жизнь, если любим братьев». («Послание Иоанна»).

227.  Человек, живущий телесной жизнью, руководящийся временными интересами, совершенно подобен птице, которая, мучаясь, бегала бы слабыми ногами по земле, не зная употребления своих крыльев.

228.  Мир — не Бог, но мир есть проявление Бога. В себе я сознаю Бога, могу сознавать Его и в людях и даже в животных; полусознаю, полуразумею Бога в растениях. В песке же, в микроскопических частицах материи и в звёздах не сознаю и не разумею Бога, но не могу не предполагать, что Он проявляется и там более чутким и разумным существам, чем я.

229.  Хочется так сказать людям; сказать им: Милые братья, зачем вы мучаете себя и других людей, зачем стараетесь переделать, улучшить жизнь людей, переделать, улучшить самих людей? Ведь ни вы, никто не может этого сделать. Стараясь переделать и улучшить жизнь людей, вы только мучите и себя, и других людей, портите свою и чужую жизнь. Ни один человек в мире не призван к тому, чтобы исправлять других людей, и никто не может этого сделать. Всякий человек призван только к тому, чтобы исправлять, улучшать самого себя, и всякий человек и должен, и может это делать. И мало того, что всякий человек может и должен это делать: истинное благо всякого человека только в этом, только в том, чтобы улучшать самого себя, возвышать в себе, как сказано в Евангелии, сына Божия. Только испытай это человек: положи все свои силы на то, чтобы жить не для своего тела, а для Бога, положи свои силы на то, чтобы увеличивать в себе любовь, -ион почувствует, как радостна и легка станет жизнь его. «Придите ко мне все труждающи-еся... возьмите иго Моё на себя и научитеся от Меня все, яко кроток и смирен сердцем, и найдёте покой душам вашим, ибо иго Моё благо и бремя Моё легко».

230.   Особенно живо понял, что всё растёт, уходит и проходит. Удивительно, как люди могут не понимать этого: переносят свои желания на будущее, не думая о том, что будущее не остановится и также пройдёт, как всё прошедшее.

231.  В последнее время каждый день ощущение праздника и благодарности за дарованное благо.

232.  Мы переживаем ужасное время. Ужасны не грабежи, не убийства, не казни. Что такое грабежи? Это переходы имуществ от одних людей к другим. Это всегда было и будет, и в этом нет ничего страшного. Что такое казни, убийства? Это — переходы людей от жизни к смерти. Переходы эти всегда были, есть и будут, и в них нет ничего страшного. Страшны не грабежи и убийства, а страшны чувства тех людей, которые грабят и убивают.

233.  Если бы я не знал, что я умру (как, я думаю, не знает этого животное), ответ на вопрос: зачем жить? — был бы очень лёгкий: жить, удовлетворяя своим животным потребностям. Но ведь во мне есть то свойство разума, по которому я знаю, что я умру, что моя жизнь здесь есть только прохождение, что заботы ни о моём здоровье, ни о моём имуществе, ни о моём почете, ни о моей славе, ни о том, что я сделаю для моей семьи или для моего народа, не могут доставить мне благо — я умру, исчезну, и потому совершенно всё равно, был ли я здоров, богат, славен, были ли мои наследники, соотечественники, даже род человеческий более или менее счастливы, потому что всего этого для меня не будет, да не будет и для самого себя. Что же мне делать во время этого перехода моего в этой жизни из одного несуществования в другое несуществование? Ответить на это я могу с двух сторон, и оба ответа одинаковы. С одной стороны, я не могу не признать того, что моё появление здесь и моё прохождение через жизнь должно быть нужно той силе, которая послала меня сюда, и нужно это прохождение моё не как животного только, а как животного существа, одаренного разумом, т.е., что я должен делать в этой жизни что-то такое, для чего нужен разум. С этой стороны положение моё подобно тому, в котором был бы работник, который был бы в том одурманении, при котором он забыл всё то, что было с ним перед этим, и который очнулся в неизвестном ему месте с лопатой в руках и подле недокопан-ной, но начатой, выходящей из недоступного отдаления канавы. Кто-то властвующий над ним, очевидно, хочет, чтобы он продолжал той лопатой, которая дана ему в руки, начатую работу. То же испытывает и человек, являющийся в этот мир и входящий в обладание своего разума: он не может не сознавать, что Кто-то хочет от него то, чтобы он своим разумом продолжал начатую в этом мире разумную работу. Таков один, с одной стороны, ответ на вопрос о том, что делать человеку во время прохождения его в этом мире от одного несуществования к другому? Другой, с другой стороны, ответ на тот же вопрос, еще более ясный и, если можно так сказать, еще более несомненный, это то, что живу я в этом мире для блага, для блага и ни для чего иного, как только для блага. И говорит мне это уже не разум, не случайные мои рассуждения, наблюдения, а не переставая всё существо во всё время моей жизни.

Ответ этот так прост и ясен, так сознаётся всегда и всеми, что он должен бы был быть принят всеми и никем никогда не оспариваем. На деле же выходит то, что ответ этот признаётся справедливым только детьми и самыми простодушными людьми; люди же взрослые, думавшие и наблюдавшие жизнь, признают этот ответ несогласным с разумом и наблюдением, — именно то, что люди, полагающие цель своей жизни в благе, не только не достигают его, но большей частью становятся несчастными. Что же это значит? Неужели признать, что та Сила, которая ввела меня в жизнь, которая обусловливает мою жизнь, вложила в меня, во всех нас неистребимую, всегдашнюю потребность блага только для того, чтобы обмануть, измучить нас, заставить нас стремиться к тому, чего мы не можем достигнуть? Неужели основные начала души: разум и желание блага — противоположны друг другу, исключают одно другое? Этого не может быть, — всегда отвечало и не может иначе отвечать сердце человеческое. И действительно, этого никогда не было, не могло и не может быть. Разум и желание блага не только не противоположны друг другу, не исключают одно другое, а напротив, немыслимы одно без другого, дополняют одно другое.

Дело в том, что они кажутся несогласимы только тогда, когда извращено понятие желания блага, приписываемого личности; извращён и разум, когда он признаёт возможным такое благо. Извращено понятие желания блага, когда цель этого желания представляется в благе личности. Благо это немыслимо при неизбежности не только смерти, разрушающей всякую возможность блага личности, но при существовании борьбы за существование во всех ее видах, при существовании физических страданий, болезней... И эта невозможность была бы совершенно очевидна, если бы обман не поддерживался извращённым разумом, который самыми разнообразными изворотами не старался бы или скрыть эту невозможность или оправдать ее. Так оправдывают эту невозможность все учения о будущей загробной жизни и вытекшие из этих религиозных учений (хотя и отрицающие их) философские учения о нравственном долге (Кант и его последователи). Также стараются скрыть эту невозможность учения эпикурейские, позитивистов и тех, которые отчаиваются в жизни. Скрывают эту явную невозможность блага личности, кроме рассуждений извращённого разума, еще и самые грубые и простые средства разжигания страстей и притупления, даже искусственными средствами (одурманивающими веществами) разума.

Так что кажется невозможным благо и противоречивым это желание блага в человеке с его разумом только потому, что извращены и понятие блага, и разум человеческий. Извращено желание блага тем, что основное, главное, составляющее жизнь человека и неистребимое в нём желание блага не есть желание блага для своей телесной личности, — оно кажется только таким при неразвитом и извращённом разуме, — а есть желание блага себе, своему духовному существу, тому существу, которое человек сознаёт не в одном себе, но во всём живом и особенно сильно и живо в таких же, как он, людях. Желание же блага своему духовному существу, сознаваемому человеком во всём живом, проявляется в человеке любовью. И потому истинное благо человека есть то благо, которое он находит в любви, в том чувстве любви, которое он сознаёт в себе, которое даёт ему счастье и которое он может бесконечно увеличивать и в увеличении которого и в пользовании которым никто и ничто не может ему препятствовать, в котором человек чувствует себя всемогущим, в котором сливается, соединяется с тем Началом, которому он приписывает своё существование. Таково извращение понятия блага. Извращение же разума состоит именно в этом, — не только непонимании того, в чём истинное благо, но в признании кажущегося блага личности за настоящее благо, в признании возможности блага где-то за гробом или здесь, в этой жизни, для человеческой личности.

Стоит восстановить понятие истинного блага, состоящего в увеличении любви, и откинуть все те ложные рассуждения, которыми разум старается скрыть безвыходное противоречие желания блага и невозможности его, для того, чтобы желание блага истинного, не только вложенного в душу человека, но составляющего эту душу, выражающегося любовью и не могущего встретить препятствие и не быть всё более и более удовлетворённым, чтобы это желание блага и не было бы самым ясным и точным ответом на вопрос о том, что делать человеку во время этого прохождения от одного существования к другому, которое мы называем жизнью. — Разум, с одной стороны, отвечает мне на этот вопрос тем, что я — работник, долженствующий исполнить в этой жизни то служение, которого хочет от меня Пославший и давший мне для этого служения нужное орудие. Ответ в том, что я — работник и должен делать нужное Хозяину дело. На вопрос же о том, в чём именно это дело, и зачем мне его делать? разум мой не отвечает мне. И вот тут-то, с другой стороны, я получаю самое твердое и ясное указание на то, в чём это дело и зачем мне его делать? Делать для блага, потребность которого составляет сущность моей души.

Кто-то, что-то хочет от меня, чтобы я делал какое-то дело, пользуясь данным мне орудием разума.

Я спрашиваю: что именно и зачем мне делать? И мне отвечает неудержимое, непе-рестающее стремление к благу моего духовного существа, которое выражается во мне любовью, таким свойством, в котором я сознаю себя не только свободным, но всемогущим.

Казалось бы, чего же еще для того, чтобы не было никакого сомнения. Но и этого мало. Для того, кто бы всё-таки усум-нился в этом, готово самое убедительное доказательство. Доказательство это — опыт. Пусть только испытает человек истинность этого положения, пусть хоть на время перенесёт свою жизнь из ложного искания блага для своей телесной личности в благо духовной — в увеличение в себе любви ко всему живому, которое окружает его и с которым он входит в сношение, и он тотчас всем существом своим почувствует полное освобождение от всех стеснений, страхов, главное,   тяжелых, недобрых чувств, тотчас почувствует то самое душевное состояние, которого всегда желало всё существо его. Мало и этого: отдавшись этому чувству, человек почувствует, что не только все так называемые горести, страхи, болезни, испытываемые личностью, но самая явная для разума неизбежная смерть, которая уничтожает всё, самая смерть перестаёт существовать для человека, положившего свою жизнь в духовном начале, живущем во всём и сознаваемом им любовью.

234.  Если человек знает или думает, что знает, что ему делать для того, чтобы ему и всем людям было хорошо, лучше всего жить, то это, что он знает, или думает, что знает,  и есть вера.

235. Сейчас в первый раз почувствовал полную свободу от мнения о себе людей. И какая радость, спокойствие и сила! Помоги Бог удержать.

236. Человек есть проявление Божества, но ему кажется сначала, что он — особенное существо: «я». Ему кажется, что он — «я» отдельный, что он — человек; а он — Бог, проявление Его. Не знаю, как животные, но человек не только может, но должен это познать. А познав это, человек не может не полагать свою жизнь в соединении со всем — т.е. в любви. — Последствием этого для человека — благо.

237.  Любить дурного человека кажется невозможным. Оно и точно невозможно. Но любить надо и можно не человека, а задавленного, заглушённого Бога в человеке, и любить этого Бога, и стараться помочь Ему высвободиться. И это не только можно, но радостно.

238. Настоящая, серьёзная жизнь только та, которая идёт по сознаваемому высшему закону; жизнь же, руководимая похотями, страстями, рассуждениями, есть только преддверие жизни, приготовление к ней, есть сон.

239.  Как в стареющемся человеке, всё более и более проявляется в нём согласие с силой Божьей вечной, так точно всё больше и больше проявляется это согласие во всём мире, по мере движения времени.

240.  Никто не призывает тебя к изменению и улучшению существующих порядков, но вся сила жизни, вложенная в тебя, призывает тебя к изменению и улучшению твоей внутренней, духовной жизни, к всё большему и большему проявлению в себе Бога.

241. Все больше и больше проявлять в себе Бога — в том жизнь, в том и вера.

242.  Женщины нашего круга, людей достаточных, имеют перед мужчинами этого круга огромное преимущество, которого не имеют деревенские, вообще трудящиеся женщины: это то, что они, рожая и выкармливая детей, делают несомненно нужное, определённое высшим законом, настоящее дело.  Мужчины же наши, большей частью, проживают всю жизнь в штабах, профессорстве, судах, администрации, торговле, не только не делая никакого настоящего дела, но делая скверные, глупые, вредные дела. Зато и женщины бездетные, если только они не святые, не отдаются делам любви, а берутся за мужское безделье, бывают еще гаже, глупее и самодовольнее в своей гадости самых извращённых мужчин неработающих классов.

243. Человек запутался так, что чтоо ни сделай, — всё дурно, как перекрёсток дорог сказочного богатыря. Кажется, что выхода нет, и куда ни пойди — всё будет худо. И вот, если только найдёт на него внутреннее просветление, и он поймёт, что ему выбирать ничего не нужно, а нужно только сознать в себе Бога и отдаться Ему, т.е. отдаться любви. И тогда не нужно ничего выбирать. Иди по какой хочешь дороге — на всех благо.

244.  Говорят: только попробуй один жить по любви, когда все люди вокруг будут жить по мирскому, и тебя оберут, замучают самого и только посмеются над тобой. Так говорят люди, но это неправда. Не может этого быть. Любовь и разум вложены не в меня одного, а во всех людей. Не мог Бог вложить в нас любовь и разум — частицу Себя — только затем, чтобы нам было дурно, если мы станем жить тем, что вложено в нас и что влечёт нас к себе. Не может этого быть.

245.  Какое счастье чувствовать, как я это иногда чувствую, что у меня другого побуждения в жизни нет, как только то, чтоб исполнять волю Пославшего.

Я помру, так что же? Тем лучше. Если не я сам, Л.Н., буду исполнять эту волю, будут исполнять ее те люди, которые от меня, через меня поймут, что жизнь только в том, чтобы исполнять эту волю.

246.  Какое счастье жизнь! Иногда теперь, все дальше и дальше подвигаясь в старости, я чувствую такое счастие, что больше его, кажется, не может быть. И пройдет время, и я чувствую еще большее, чем прежнее, счастье. Так чувствую я это теперь, записывая сейчас,  15 числа в 12 часов дня.

247.  Хорошо спрашивать себя, особенно когда колеблешься: сделать, не сделать? — для себя ли делаешь или для Бога?

248.  Хочется написать о женщинах и о сумасшествии устройства мира.

249.  Отчего безграмотные люди разумнее учёных? От того, что в их сознании не нарушена естественная и разумная постепенность важности предметов,  вопросов. Ложная же наука производит это нарушение.

250. Требования семьи не могут оправдать противные нравственности поступки, также как взятый на себя подряд не может оправдать бесчестных расчётов с поставщиками.

251.  Требования семьи, это мои требования для семьи.

252. Нужда для семьи нужнее, чем роскошь.

253. Мне, богатому человеку, надо дать воспитание детям: как одевать их, кормить? как их учить? Для человека в нужде вопросы эти решены, и всегда лучше, чем для человека богатого.

254.   Наше воспитание людей похоже на выведение таких плодов (яблок и т.п.), в которых всё почти была бы одна оболочка (вкусная) семени. Чтобы семени, если можно, совсем бы не было. Воспитывать людей так, чтобы души было как можно меньше, а было бы одно тело.

255.  Только благодаря времени, движению, возможно осуждение себя, раскаяние и вследствие этого — радость духовного роста.

Только благодаря пространству, отделённости, возможна любовь и радость ее. Для не движущегося и не отделённого существа — для Бога — нет ни радости духовного роста, ни блага любви.

256.  Внешние знаки поклонения Богу нужны, необходимы людям. Человек, который, будучи один, перекрестится, скажет: Господи, помилуй, — этим показывает признание своего отношения к Существующему Непостижимому. Жалки люди, не признающие этого отношения.

257.  Бог хочет блага всем. Если я хочу жить по воле Бога, то должен желать блага всем, то есть любить.

258.  Во мне живёт то, что хочет блага. Я только по недоразумению думаю, что я хочу блага себе. Желание блага, живущее во мне, не может желать блага себе одному. Желание блага есть голос Бога, желающего блага всему.

259.  Для разумного человека, живущего духовной жизнью, разум есть руководитель жизни. Для неразумного, живущего телесной жизнью, разум есть только орудие, которое может быть с пользой употреблено для блага личной жизни.

260.  Всё чаще и чаще испытываю какой-то особенный восторг, радость существования.

Да, только освободиться, как я освобождаюсь теперь, от соблазнов: гнева, блуда, богатства, отчасти сластолюбия и, главное, славы людской, и как вдруг разжигается внутренний свет.

261.  Жизнь не шутка, а великое, торжественное дело. Жить надо бы всегда также серьёзно и торжественно, как умираешь.

262.  Когда люди говорят, то кажется, что всякое говоренье есть одно и то же дело. А между тем этих говорений есть два совершенно различных и по причинам, вызывающим говоренье, и по последствиям. Большей частью люди говорят только для того, чтобы дать ход всем своим чувствам. Это говоренье праздное; и второе, — говорят тогда, когда хотят передать свою мысль другому для его пользы. Это говоренье хорошее.

263.  Есть времена, когда я не сознаю себя, но и в эти времена я знаю, что я есмь. Что же такое то, про что я знаю, что оно есть, хотя и не сознаю его? Это Божественное — Бог во мне.

264.  Сознавать Бога в себе — это одно, и это достигается довольно легко в уединении. Но сознавать не только в себе, но и в других, когда сходишься с ними, это гораздо труднее.  И этому надо учиться. Учусь. Помоги, Господи.

265.  Истинная и твёрдая вера в Бога в том, чтобы, несмотря на осуждение людей, делать то, чего хочет Бог, и быть спокойным.

266.   Как хорошо, облегчительно чувствовать и признавать себя виноватым. Всё запутанное и трудное сразу объясняется и облегчается.

267.  Правда ли, что благо человека — только в увеличении в себе любви. Отчего же этого нет теперь во всех людях? А от того же, от чего этого не было во мне тридцать лет тому назад. — Как человек растёт, так и человечество.

268.  Не раз уже я рисовал это.

269. Человек не знает, что хорошо, что дурно, а пишет исследование об упавшем аэролите и о происхождении слова «куколь»!

270.  Всё больше и больше входит в жизнь то, чтобы, не думая о себе, для себя (тела) и о себе в мнении других, жить любя. И удивительно радостно.

271.  Говорят, говорю и я, что книгопечатание не содействовало благу людей. Этого мало. Ничто, увеличивающее возможность воздействия людей друг на друга: железные дороги, телеграфы,  -фоны,  пароходы, пушки, все военные приспособления, взрывчатые вещества и всё, что называется «культурой», — никак не содействовало в наше время благу людей, а напротив. Оно и не могло быть иначе среди людей, большинство которых живет безрелигиозной, безнравственной жизнью. Если большинство безнравственно, то средства воздействия, очевидно, будут содействовать только распространению безнравственности. Средства воздействия культуры могут быть благодетельны только тогда, когда большинство, хотя и небольшое, религиозно-нравственно. Желательно отношение нравственности и культуры такое, чтобы культура развивалась только одновременно и немного позади нравственного движения. Когда же культура перегоняет, как это теперь, то это — великое бедствие. Может быть, и даже, я думаю, что оно бедствие временное, что вследствие превышения культуры над нравственностью, хотя и должны быть временные страдания, отсталость нравственности вызовет страдания, вследствие которых задержится культура и ускорится движение нравственности и восстановится правильное отношение.

272. Вера в Бога в том, чтобы, несмотря на осуждения людей, делать то, чего хочет Бог, и быть спокойным.

273.  Хорошо избавиться от любострастия, от гнева, от любостяжания, но лучше всего во много раз — избавиться от заботы о славе людской. Ничто так не подрывает духовную деятельность.

274.  Успех евреев основан на ложной постановке жизни. Выдаются люди без веры (вера их самая отжившая). Не тем ли объясняются и успехи японцев?

275.  Сон отличается от бдящей деятельности тем, что во сне невозможно главное дело жизни: нравственное усилие. От этого во сне спокойно делаешь ужасные по безнравственности дела.

276.  Жизнь кажется то тем, то другим, то телесным благом, то горем, то болезнью, то трудностью, то радостью, а вся жизнь есть только «воскресение», т.е. увеличение любви, возстание любви из гроба тела. И это неперестающая радость.

277.   Всё больше и больше считаешь всё любимое тобой — собою, а любишь всё, и потому не на словах, а на деле становишься Богом.

278.  Как это люди не видят того, что отрицать существующее устройство общества можно только на основании совершенно нового, иного порядка, основанного не на насилии, а такого совершенно нового порядка мы даже не можем себе представить и не можем знать. Можно отрицать насилие и не как орудие, а как поступок дурной, но отрицать устройство какое бы то ни было, не отрицая насилие — безумно.

279.  Одно из самых обычных заблуждений людей — то, чтобы приписывать себе те изме-нения, которые не переставая совершаются в телесной и духовной жизни как отдельных лиц, так и собраний людей, обществ. «Я вылечил, я научил, я устроил», — а это всё сделало не перестающее движение всего во времени. Изменить, подвинуть можно только себя.

280.  Со временем идёт духовный рост, освобождение духовного начала, как в отдельном человеке, так и во всём человечестве. И двигаются вперёд люди если не боками, то мозгами, а то и тем и другим вместе. Разумеется, и приятнее и успешнее двигаться мозгами, чем боками. И потому усилия людей, желающих ускорить движение, должны быть направлены на деятельность разумную, сознательную, а не стихийную, бессознательную.

281. Жизнь — это неперестающий рост духовный. Но в детстве, юности, когда вместе с духовным ростом совершается рост телесный, люди легко принимают рост телесный за всю жизнь и отдаются ей, забывая жизнь духовную. Ошибка обозначается, когда тело начинает разрушаться, но исправление ее бывает трудно от силы инерции, привычки.

282.  Хорошо, просыпаясь, вставая, сказать себе: Помоги мне, Бог мой (во мне и вне меня), прожить этот день или хоть ту часть его, которую мне придётся прожить ещё, по моей, согласной с Твоей, Божеской, воле.

283.  (Очень важное). Непротивление злу насилием — не предписание, а открытый, сознанный закон жизни для каждого отдельного человека и для всего человечества — даже для всего живого.

Закон этот непереставая исполняется. Волки вырождаются, кролики размножаются.

Закон этот, как всякий закон, есть идеал, к которому само собой бессознательно стремится всё живое и должен стремиться каждый отдельный человек. Закон этот кажется неверным только тогда, когда он представляется требованием полного осуществления его, а не (как он должен пониматься) как всегдашнее, неперестаю-щее, бессознательное и сознательное стремление к осуществлению его. Иконников, Кудрин, Куртыш исполняют сознательно закон непротивления; Николай со Столыпиным и революционеры, уничтожая самих себя, врагов непротивления, бессознательно содействуют осуществлению закона.

284.  Странно, что мне приходится молчать с живущими вокруг меня людьми и говорить только с теми далёкими по времени и месту, которые будут слышать меня.

285.  Чем больше себялюбие, тем труднее понять другого, перенестись в другого, а в этом — всё. И наоборот.

286.  Всякий дурной поступок, а также и добрый оставляет главные последствия в себе; последствия: усиление дурной или доброй привычки.

287. Дело не в том, чтобы у всех было ровно, а в том, чтобы со всеми быть в любви. Можно быть богатым — и в любви с бедными, и быть равным по имуществу — и ненавидеть.

288.  Если мозг занят научными знаниями, то в нём не может быть места для религиозно-нравственных. Этим объясняется нерелигиозность наших высших классов. Телесный труд оставляет мозг свободным, но не то с умственным трудом.

289.  Трагизм положения в том, что нет иного выбора, как только грубая языческая церковность или истинное христианство. Но в истинном христианстве человек один; не только один, но большинство враждебно ему. И люди не берут ни того, ни другого и остаются без всякой, какой бы то ни было веры.

290.  Воскресение значит то, что из гроба своей личности выходишь посредством любви в жизнь Всего, в любовное сознание всего, с чем входишь в общение, в соприкосновение, в готовность любви ко всему.

А всего этого, скрытого от меня во времени и пространстве, и нет вовсе. Есть только Бог, то Начало беспространственное и безвременное, которое во мне.

291.  Я знаю, что те простые и ясные истины о жизни, которые я пишу теперь, наверное будут определяться учёными читателями будущего мистицизмом или еще каким-нибудь названием, дающим им возможность, не понимая их, оставаться в своём невежестве спокойно-самодовольными.

292.  Христианство Константина, принятое народами, то же, что принятое, выгодное на вид условие, главные требования которого скрыты. Назвался груздем, — полезай в кузов.

293.  Самое трагикомическое в нашем христианстве то, что оно вводится и распространяется между бедными и слабыми, — сильными и богатыми, теми самыми, существование которых отрицается христианством.

294.  Божественное «я» есть то «я», которое сознаёт себя. Рука, нога, нос, живот, мозг не сознают себя. Не сознаёт себя и соединение всего, как оно в мёртвом теле. Сознает себя нечто неопределимое, свободное, всемогущее в своей духовной области.

295.  При чтении книг надо не забывать, что это — общение с ближними, и что оно поэтому должно быть любовное: не сердиться на пишущих дурное, а жалеть.

296.  Отчего неразумны так называемые — образованные? От того, что головы их набиваются ненужными пустяками, выдаваемыми им за самое важное.

297.  Для того, чтобы любить всех во всём, надо быть Богом, и это можно. Для того, чтобы быть Им, надо помнить, что надо всех и всё, во всём, всегда любить.

298. Если люди молятся ради спасения души в будущем и ради этого будущего живут хорошо, то они делают то, что нужно, хотя и объясняют мотивы своей деятельности неверно, проектируя во времени — в будущем — то, что совершается в настоящем.

299.   Как похоже замерзание какого-либо члена тела (ушей) на то, что совершается с людьми при загрубении от пороков. Сначала больно, потом совсем безболезненно (уши гремят), за то придётся оттаивать. И тогда мучительно.

300.  Жалуешься на жизнь, а только вспомни, сколько людей любят тебя.

301.  Любить — благо, быть любимым — счастье.

302.  Да, праздность — мать всех пороков, в особенности умственных: ложных рассуждений: политика, наука, богословие.

303.   Если богатый совестлив, то он стыдится богатства и хочет избавиться от него; а избавиться от него почти также трудно, как бедному разбогатеть. Трудность главная — семья. Привычки можно преодолеть, но — семья.

304.  Упрекать в гордости можно и должно только себя. А то всякое несогласие представляется гордостью.

305. Свойственно ли молодости желать того, чего я желаю (спасения души), приближения к Богу? Мне ясно, что больше желать нечего, потому что я стою перед смертью. Но им, бедным, кажется, что есть много достойного желания, кроме этого, — того, что единое на потребу.

306.  Хорошо молиться в уединении, но, кроме этой молитвы, едва ли не еще нужнее этой молитвы — молиться при вступлении в общение с каждым человеком: царём или нищим. Молиться, т.е. напоминать себе о том, что наступил важный момент, в котором надо жить всеми силами души.

307.  Правительство русское знает и не может не знать, что у нас всё держится на религии, и себя основывает на религии, но та религия, на которой оно основывает себя, была нетверда и прежде; теперь уже совсем не держит.

308.  Думал, что надо готовиться хорошо умереть. И вспомнил, что вся жизнь с детства — есть умирание, и потому надо всегда, не переставая, готовиться.

309.  В самом телесно дурном состоянии и расположении духа — мне хорошо. Мало того, что хорошо — радостно. Как удивительно, de gaite de coeur*, губят свои жизни люди, попуская себя на раздражение. Всё в «табе», как говорил Сютаев. Смотри с любовью на мир и людей, — и он также будет смотреть на тебя.

* с легким сердцем.

310.  Пища только тогда законна, когда возможны и желательны последствия ее — труд. Точно также и половое общение — только тогда, когда возможны и желательны последствия его — дети.

311.   Насколько животные целомудреннее людей: только до оплодотворения.

312. Лиха беда начать. Целомудренный стыд — могучее средство предохранения. А наше искусство притупляет, уничтожает его.

313. Отсутствие религии производит, вследствие отсутствия одной свойственной человеку работы над собой, потребность перенесения этой работы на других, производит столь распространённое в наше время сумасшествие поучения, осуждения других и заботу об устройстве не своего внутреннего мира, а вещественного, внешнего мира.

314.  Революционеры не успевают в своей деятельности преимущественно потому, что они грубо определяют то, что должно быть, и даже как то, что должно быть, должно совершиться. Это поспешность, нетерпеливость, ребячество. Перевороты успешные совершаются только религиозным путём, когда люди думают только о себе, о своей жизни, а не определяют переворот в жизни общей.

315.  Пора человеку узнать себе цену. И как удивительно — сознание своей духовности даёт человеку в одно и тоже время и высшее сознание своего достоинства, и низшее смирение; сознание достоинства, не похожее на возвеличение себя, гордость, но заявляющее гораздо большие, чем гордость, требования, — и смирение, не похожее на покорность человеку, но спускающееся еще гораздо ниже.

316.  Какое безумие — работать для устройства жизни! Живи сам для себя, для Бога, а жизнь уже устроится наилучшим образом. А то люди, живя дурно, жестоко — цари, министры, революционеры, живя дурно, этой самой своей дурной жизнью думают устроить хорошую жизнь.

317.   «Но как же не устраивать жизнь, не поддерживать существующее устройство, не заботиться об этом устройстве, — погибнет всё».  — Да ведь и так уже давно всё погибло и держится тем, что только губит еще больше. Как промотавшийся, весь в долгах, человек не может не увеличивать своих долгов для того, чтобы продолжалась ведомая им жизнь.

318.   Поразительно извращение мысли у людей учёных и сохранение ее целости у людей неучёных. Причина этого — отрицание души у учёных и признание ее у неучёных.

319.  Определение мира, как произведения движения материи, — по Марксу, Энгельсу, Феербаху, Дицгену, — гораздо, несравненно сложнее, труднее и запутаннее и, главное, еще больше безосновно, чем определение Бога.

320.  Бог есть любовь. А любовь во всех верах.

321.   Без религии, т.е. установленного отношения к бесконечному духовному, человек — бесхвостая обезьяна, умеющая делать фонографы, баллоны, бомбы и т.п.

322. Хорошо обращаться с людьми так, как будто ты прощаешься с ними перед смертью. И тут не будет ошибки. Разве не всё равно, что тебя отделяет от смерти полчаса или полвека?..

323.  Хорошо помнить, что каждый день, час, это отсрочка от смерти. Тогда всё внешнее, случающееся с тобой, получает неважное значение (что значат рана, болезнь, бедность, потеря друга в сравнении со смертью?), а за то употребление наилучшее остающегося времени получает самое огромное значение. Да, memento mori*.

324.   Человек — и всё, и ничто. В этом причина грехов.

325.  Свободен может быть человек, терпящий насилия, но никак не совершающий их.

326.  Чем утешиться в том, что только что начинаешь понимать, как надо жить, и начинаешь жить, — умираешь? А тем, что живешь не ты, а всё человечество, всё духовное живёт Богом. Соединись с Ним — и не умрешь.

327.  Любовь выводит из себя.

328.  Грехи свои человек чувствует, как зло, и страдает от них, соблазны он уже не чувствует, а суевериями — гордится.

329.  Для общего дела наверное лучше делать каждому, что ему велено, а не то, что ему кажется хорошим.

330.  Человеку велено увеличивать любовь {он веление это носит в сердце), а он устраивает удобства жизни. Всё равно, как работнику велено сеять, сажать, а он забыл это или пропустил мимо ушей, а помнит то, что он ровнял поле, пахал, боронил, укатывал, и он пашет, боронует, укатывает поле с всходящей уже зеленью. Ему кажется, что его дело только в этом.

331.  Дело жизни не в том, чтобы быть великим, богатым, славным, а в том, чтобы соблюсти душу.

332.  Религия — это отношение с Богом. У идолопоклонника это есть, у самого учёного человека этого нет. И идолопоклонник — неизмеримо выше.

333.  Перейти из пережитой религии к новой — к новому отношению к Богу — трудное дело.

334.  Ложь необходима для гордости, для богатства, для власти.

335.   Смирение и сознание своего человеческого достоинства — одно и то же. Оно не совместимо ни с гордостью, ни с властолюбием, ни с богатством.

336.  Нельзя себе представить другой жизни, кроме той, какая есть, т.е. нельзя представить себе другого средства дарования бесконечному количеству существ сознания блага, радости жизни. А мы говорим: эта жизнь нехороша. Кто говорит? Говорит это личность, а её-то и нет. А есть только одно Всё, и каждая беспространственная и безвременная частица Его может сознавать себя и Всё. И эта частица недовольна!

337.  Я не в духе, и от того нет любви к людям; а нет любви — и мне тяжело, и я еще больше не в духе.

338.  Человеческому «я», поставленному в пространственные и временные условия, кажется, что и пространство, и время, с которыми оно связано, бесконечны. Это показывает только то, что это «я» духовно.

339.  Деятельность жизни проявляется любовью. Увеличить в себе любовь человек не может, потому что любовь есть сама сущность жизни. Человек может только уничтожать препятствия проявлению любви. И в этом жизнь человеческая, и на это должны быть направлены усилия человека.

* помни о смерти.

1908

1.  Если человек думает в час смерти, что ему нечего делать, — он не знает жизни. Ему надо делать всё то же, что он делал во всю свою жизнь: освобождать свою душу.

2. При всяком жизнепонимании приходишь к чему-то такому, про что знаешь, что оно есть, но что не можешь выразить словами. Только это есть вера.

3.  Человек — всё и ничто, а он думает, что он — что-то. В этом вся ошибка — грех. От этого суеверие личности.

4.  Может быть свободным человек, терпящий насилия, но никак не совершающий их.

5.  Материалисты определяют понятия понятиями более неопределенными, чем то, что они определяют. Например: «Критерий истинности есть возможность целесообразной деятельности».

Определяя материю, мир, движение и их соотношения, они дают гораздо более непонятных утверждений, чем понятия: душа, дух, Бог.

6.  Исключительных привязанностей не может не быть, но грех в том, чтобы не только оправдывать их, но возводить в достоинство.

7. С необыкновенной, новой ясностью сознал свою духовность: мне нездоровится, чувствую слабость тела, и так просто, ясно, легко представляется освобождение от тела, — не смерть, а освобождение от тела; так ясна стала неистребимость того, что есть истинный «я», что оно, это «я», только одно действительно существует, а если существует, то и не может уничтожиться, как то, что, как тело, не имеет действительного существования. И так стало твердо, радостно! Так ясна стала бренность, иллюзорность тела, которое только кажется. Неужели это новое душевное состояние — шаг вперёд к освобождению? Думаю, что да... Дай Бог, дай Бог. Как будто почувствовал освобождение того, что одно есть: ЛЮБВИ. Ах, кабы так осталось до смерти и так бы передалось людям-братьям!

8.  Грех — это то отклонение от жизни духа, которое неизбежно совершается в жизни человеческой, и уменьшать и исправлять которое составляет задачу, смысл и радость жизни человеческой.

9. То, что жизнь только в усилии нравственном, видно из того, что во сне не можешь сделать нравственного усилия и совершаешь самые ужасные поступки.

10. У меня выбита рука, я слежу за ее выздоровлением. Но вот она справилась, и мне чего-то недостаёт. Не за чем следить. А ведь вся жизнь есть такое слежение за ростом: то мускулов, то богатства, то славы. Настоящая же жизнь есть рост нравственный, и радость жизни есть слежение за этим ростом. Какое же ребяческое, недомысленное представление — рай, где люди совершенны и потому не растут, стало быть, не живут.

11. Люди много раз придумывали жизнь лучше той, какая есть, но, кроме глупого рая, ничего не могли выдумать.

12.  Казалось бы, как легко по своему эгоизму понять эгоизм других. Но мы никогда хорошенько не понимаем этого, а если и понимаем, то не помним.

13. Государственное устройство не изменится до тех пор, пока люди не будут готовы лучше умереть, чем участвовать в насилии уплатой податей, солдатчиной, признанием законности власти.

14.  Христианство частично проявляется то как требование свободы, то равенство, то общины, то справедливость и мн. др. Всё это — частные проявления: христианство осуществляет всё, чего только могут желать люди.

15. Любить Бога значит любить совершенство.

16.  Если смысл жизни в совершенствовании, то ясно, что он не может быть в усовершенствовании души (она Божественна и потому совершенна), а только в уничтожении того, что мешает проявлению — грехов.

17.  Видишь во сне, что совершаешь какую либо гадость, знаешь, что это гадость, и не можешь остановиться. То же и в этой жизни: знаешь, что гадость, и не можешь освободиться, и всё больше и больше просыпаешься.

18.  Только суеверия: 1) церковное, 2) государственное, 3) науки и искусства, — дают возможность праздно, со спокойной совестью жить.

19.  Все почти технические усовершенствования удовлетворяют либо эгоистическим стремлением к личному наслаждению, либо семейной, сословной, народной, государственной гордости (войны).

20.  Просительная молитва, если бы и был Бог личный, бессмысленна потому, что всё, что нам нужно, дано нам.

21.  Жизнь есть освобождение духа. Жизнь —  зло, когда сознательно живёшь противно тому, что совершается в жизни, и жизнь —  благо, когда сознательно стремишься к ее цели, течению, закону.

22.  В газете: «мне говорят: будь целомудрен, а я говорю: если это не вредит моему здоровью». Какой ужас: во-первых, нарушение целомудрия гораздо больше угрожает здоровью, чем соблюдение его, а во-вторых, главное, здоровье и нравственный закон — два несоизмеримые условия жизни. Нарушать нравственный закон для здоровья — всё равно, как разламывать дом, в котором живёшь, чтобы топить им.

23. До тех пор не заимствуй от других ответы на вопросы, пока вопросы не возникли в тебе самом.

24.  Смерть не есть освобождение, а прекращение процесса освобождения.

25. Умирая, надо делать наибольшее усилие для освобождения души проявлением любви: это — самое удобное время для освобождения души посредством любви.

26. Неследование христианскому закону непротивления есть источник всех бедствий людей христианского мира. Происходит это от того, что христианство без закона непротивления не есть религия, а самое грубое подобие религии (а без религии не могут и никогда не жили люди). Подобие это религии с иконами, причастиями, крещениями, духовенством — самое грубое и, кроме этого, еще внутренне разрушаемое тем Евангелием, которое оно признаёт.

27.  Люди все стоят перед великой тяжестью, которую им нужно поднять. У каждого в руках уже введённый под эту тяжесть рычаг. И вот, вместо того, чтобы налечь на рычаг и, насколько есть сил, содействовать подъёму тяжести, люди бросают рычаг, вскакивают на тяжесть, своим весом увеличивая ее, и, стоя на ней, цепляются за неё руками, стараясь поднять ее.

28.   Есть предание, что Апостол Иоанн в глубокой старости говорил только четыре слова: «Дети, любите друг друга». Думали, что он впал в детство, а насколько важнее, несравнимо важнее только эти четыре слова, всего, что теперь говорят, пишут и печатают люди.

29. Гадание и просительная молитва — одно и то же.

30.  Говорят: как же быть с убийцами, грабителями? Вся трудность ответа от того, что предполагаются какие-то особенные люди, обязанные и имеющие право противодействовать преступлениям. Как быть с морозом, с бурями? Никак: делать своё дело, а не думать, что имеешь средства остановить морозы, бури. Делай своё дело. Исправляй своего преступника — себя.

31. Какое странное и верное слово: что муж и жена (если они живут духовно) не двое, а одно существо.

32. Всё, представляющееся бесконечным, всё иллюзорно. Действительно существует только то, к чему не может быть применимо понятие большего и меньшего.

33. Неследование закону непротивления пагубно тем, что уничтожает ту одну религию, которую исповедуют люди христианского мира.

34.  Основа жизни — сознание своего существования не того, каким я себя застаю, а того, что я есмь, что только одно это я действительно есть. Всё остальное кажется. Только такое же я в других существах сознаётся мною существующим тогда, когда я освобождаю своё я от того, что заслоняет его, — и я сознаю, через любовь, других людей собою.

35.  Хороша старость еще тем, что знаешь, что наверное не доживёшь до последствий своих дел (впрочем, это и для всех при сознании смерти). Так что для оценки людской и всем, но уже особенно старику, не стоит ничего делать.

36.  Всякое рассуждение о происхождении чего-нибудь во времени — нелепо. Прежде — то, еще прежде — то, еще прежде — туманные пятна. Ну, а прежде туманных пятен?..

Кроме того, если были туманные пятна, то для кого они были? То же и с Богом творцом. А потому могут ли быть понятны рассуждения архиерея о том, чем упражнялся Бог до сотворения мира?

37.   Главное заблуждение людей науки в том, что они думают, что существует мир, а не я, не сознание человека.

38.  Люди, считающие себя религиозными — не религиозны, учёными — не учёны, добрыми — не добры, утончёнными — не утончённы.

39.  Нельзя не радоваться осуждению, обвинению, клевете, которую не можешь опровергнуть. — Ничто так не возвращает к истинной жизни для своей души, для Бога, к жизни в любви.

40. Признавая жизнь в себе, изучаешь и улучшаешь доступного и известного себе себя; признавая же жизнь в мире, изучаешь и улучшаешь недоступную и неизвестную тебе жизнь мира.

41. Религиозная и научная деятельность несовместимы. При занятии одной из двух, пренебрегаешь другой.

42. Простота — необходимое условие и признак истины.

43.  То, что я начинаю испытывать, — как Христос говорит: иногда будете видеть, а иногда не будете видеть меня, — испытывать какую-то странную радостную свободу от своего тела, чувствую только свою жизнь, своё духовное существо, — какое-то равнодушие ко всему временному и спокойное, твёрдое сознание истинности своего существования. Впрочем, сказать этого ясно нельзя, по крайней мере теперь не умею.

44.   Источник того, что мы называем сознанием, есть противоречие требований нашего духа с требованиями тела — сознание нашего несовершенства. У совершенного существа не может быть сознания.

45.  Если бы было одно тело без требований духа, не было бы сознания тела, не было бы его, а если бы был один дух, то точно также не было бы сознания его, не было бы духа.

46.  Иногда возникает глупый вопрос: зачем всё это? А между тем, если бы я знал, зачем всё это, всего этого не было бы... Вопрос этот похож на то, что человек делает и спрашивает, зачем он делает. Я живу, так нечего спрашивать: зачем? Если бы не знал, зачем, то не жил бы. А живешь, так знаешь.

47.  Мы — как животные, хотим делать добро тем, кто его делает нам, и зло тем, кто нам делает зло. Как разумные существа, мы должны бы делать обратное. Добро нужнее всего тому, кто делает нам зло, кто зол. Добро особенно нужно тем, кто делают не нам, а кому бы то ни было зло.

48. Как бы хорошо и как нужно для жизни не забывать, что звание человека настолько выше всех возможных человеческих званий, что нельзя не относиться одинаково к царице и к проститутке и т.п.

49.  Всегда обещают и ждут за добрые дела награду в будущем, в вечности. Она — награда — и есть в вечности, в настоящем, в вневременном моменте.

50. Я узнал благо и учение жизни на исходе своей, и потому сам уже не могу воспользоваться этим знанием. И потому нужно, я обязан, передать то, что знаю, людям. В первый раз живо почувствовал это обязательство.

51. Я не знаю еще хорошенько радости общения tete a tete* с Богом, с одним Богом, без людей. А какая это радость!

* один-на-один.

52.  Если жизнь — в совершенствовании, то человек не может быть хорош никогда. И потому смирение — необходимейшее условие жизни.

53. Только когда истинно любишь Бога, т.е. всех, и знаешь то благо, какое даёт такая любовь, только тогда можно не злиться на людей, на дурных людей, а можно, жалея их, истинно любить их.

54. Любовь только тогда даёт радость, когда она полная, Божеская, т.е. любишь всех, т.е. любишь Бога, и когда не ждёшь за неё никакой награды ни от Бога, ни от людей, когда никто не знает про неё. Как только есть хоть один человек, которого не любишь, или есть забота о том, чтобы тебя похвалили, чтоб тебе полезна была твоя любовь, так нет блага от любви.

55.  Если знаешь то благо, какое даёт любовь, то не можешь злиться, осуждать человека, лишённого любви, не можешь не жалеть его. Только тогда ясно, просто и не может быть иначе, как то, чтобы не жалеть Николая, Столыпина, Бюлова, Рокфелера больше, чем нищего, больного.

56. Любить врагов, делать добро делающим нам зло не есть подвиг, а только естественное влечение человека, понявшего сущность любви. Делать добро любящим, любить любящих не есть любовь и не даёт свойственное любви особенное, единственное и величайшее благо. Благо это даёт только любовь к людям, делающим нам, вообще делающим зло.

57.  Ясно, живо понял бедственность людей богатства и власти, как они понемногу введены в эту ужасную жизнь. Нищий бродяга много свободнее и несравненно менее несчастлив.

58.  Любовь только тогда даёт радость, когда это любовь Божеская, т.е. любовь ко всем и на деле и, главное, в мыслях.

59.  Все усилия должны быть направлены на то, как бы не нарушилась в тебе любовь.

60.  Шоу поразителен своей пошлостью. У него не только нет ни единой своей мысли, поднимающейся над пошлостью городской толпы, но он не понимает ни одной великой мысли прошлых мыслителей. Вся его особенность в том, что он самые избитые пошлости умеет высказывать самым изысканно извращённым, новым способом, как будто он говорит что-то своё, новое. Главная черта его — это ужасающая самоуверенность, равняющаяся только его полному философскому невежеству.

61.  Сознание своей духовности люди высказывают самыми странными и неожиданными приёмами: сознание это выражается прежде всего понятием Бога, потом — бессмертием души после смерти, потом — воскресением, воскрешением, потом — даже признанием вечной материи. Во всех этих приёмах следствие берётся за причину. Человек сознаёт в себе безвременное, беспространственное существо и приписывает эти свойства вне себя Богу; или тоже из этого сознания выводить бессмертную жизнь за гробом, или воскресение, или вечность материи.

62.  То, что кажется парадоксом: что старость, приближение к смерти и сама смерть — хорошо — благо, несомненная истина. Испытываю это.

63. Христианство никак, как думают некоторые, не в том, чтобы не повиноваться правительству, а в том, чтобы повиноваться Богу.

64.  Чем бы люди не пытались избавиться от насилия, одним только наверное нельзя избавиться от него: насилием.

65.  Одно из двух — это то, чтобы, сделав духовное усилие, перестать повиноваться правительствам, признав необходимость повиновения Богу, или продолжать жить, как живешь. Но если избрать последнее, то нельзя забыть того, что раз выяснилось, того, что мы неизбежно идём к погибели и телесной и духовной.

66. Спрашивал себя: зачем я пишу это? Нет ли тут личного желания чего-либо для себя? И уверенно могу ответить, что нет, что если пишу, то только потому, что не могу молчать, считал бы дурным делом молчать, как считал бы дурным не постараться остановить детей, летящих под гору в пропасть или под поезд.

67.  Можно бы было относиться равнодушно к тому, что я говорю, если бы я говорил что-нибудь мною придуманное, такое, что может быть и может не быть, но ведь та погибель, о которой я говорю, не может не быть, неизбежно будет. — Можно бы было задумываться, сделать ли или не сделать то, что я говорю, если бы для этого нужно было что-нибудь опасное, трудное, стыдное, унизительное, несогласное с человеческой природой; а тут напротив, то, к чему я призываю, и безопасно, и легко, и благородно, и согласно и с сознанием своего достоинства, и с природой человека.

68.  Говорят: если мы будем так глупы, что не будем противиться злу, не будем готовиться к отпору, то придут японцы, китайцы, вообще нехристиане и пленят и перебьют нас. Но ведь тот закон любви ко всем, во имя которого мы не будем бороться и вооружаться, не есть наша личная фантазия, а есть высший закон жизни, заложенный в душах всех людей. — Закон этот известен и китайцам, и японцам, и также, как и у нас, только извращён. Стоит людям увидать возможность следования в жизни этому закону, и люди, будь они японцы, китайцы, дикие негры, они усвоят этот закон. А не усвоят этот закон и поработят и побьют нас, то это будет всё-таки без сравнения лучше того, чем если бы мы побили их.

69. Добрая жизнь народов возможна только в той мере, в которой живут доброй жизнью люди, их составляющие. Революции же вызывают в людях, кроме прежних недостатков, еще самую противную, несовместимую с доброй жизнью троицу пороков: гордости, зависти, злобы. Улучшение положения народа возможно, напротив, только при невмешательстве народа в дела власти.

70.  Хорошо помнить при общении с людьми, что надо относиться к ним, как к сынам Бога, безразлично, царь он или нищий. Хорошо помнить при этом и о своей, и его смерти.

71.  Говорят о бессмертии души, о будущей жизни, что нужно знать про это для настоящей жизни. Какой вздор! Тебе дана возможность всё увеличивающегося и увеличивающегося блага здесь сейчас; чего же тебе еще надо? Только тот, кто не умеет и не хочет находить это благо, может толковать о будущей жизни. Да и что такое в самом деле то, что мы называем будущей жизнью? Понятие будущего относится ко времени. А время есть только условие сознания в этой жизни. Говорить о будущей жизни, когда кончается эта жизнь, это всё равно, что говорить о том, какую форму примет кусок льда, когда он растает, или перейдя в воду и составные части его превратятся в пар. Кроме того, какая мне и зачем жизнь в будущем, когда вся моя жизнь духовная — только в настоящем. Жизнь моя в том, что я люблю, а я люблю людей и Бога. И то, и другое не уничтожается с моей смертью. Смерть есть только прекращение отделён-ности моего сознания.

72. Нашел, кажется, незамеченное прежде в Паскале место:

«Истинная добродетель в том, чтобы ненавидеть себя (потому что мы действительно ненавистны своими похотями) и искать такое существо, которое бы стоило любви и которое мы бы могли любить. Но так как мы не можем любить то, что вне нас, то надо любить такое существо, которое было бы в нас, но не было нами. И такое существо есть только одно: Всемирное существо. «Царствие Божие внутрь нас» (Луки XVII, 21). Всемирное благо в нас, но оно не мы».

73.  Память — связь с прошедшим; любовь — связь с настоящим. Уменьшается связь с прошедшим — память, увеличивается связь с настоящим. Нельзя владеть обеими: чем больше первая, тем меньше вторая. И наоборот. Полное уничтожение памяти и полное соединение с настоящим любовью — смерть.

Я сейчас всё больше и больше теряю память и сознаю то, что приобретаю. И так хорошо!

74.  Бог не есть любовь. Мы называем Его любовью только потому, что Он проявляется в людях любовью.

75.  Спрашиваю себя: может ли сознание того, что истинное, всегда доступное, всегда растущее благо, такое, при обладании которым ничего больше не нужно, может ли такое сознание сделаться общим, передаваться воспитанием? И отвечаю: да.

76.  Мир представляется мне таким устройством, при котором существа (в том числе и человек) одарены самодеятельностью, дающей им сознание блага, в точно определённых пределах, в области которых они свободны, но из которых выйти не могут. Так что существа имеют благо свободы, не могущей нарушить течение жизни целого и его законов. Один из таких законов может быть сознан человеком. Закон этот есть любовь.

77.  Свобода воли есть возможность не по внешней, чужой, а по своей воле жить и действовать согласно или несогласно с законом Всего. Но несогласие это ограничено известными непреступаемыми пределами. Так что человек может свободно действовать согласно с законом любви и получить всё увеличивающееся и верное, вполне удовлетворяющее его, им самим приобретённое благо, но не может нарушить общего закона жизни, так как, и отступая от закона и противодействуя ему, он исполняет его.

78.  Нужно составить новую, соответствующую моему духовному состоянию молитву.

79. Думал как будто заново о смысле жизни. И опять всё то же, что должен и можешь делать то, чего требует от тебя твоё духовное сознание. И не то что должен перед кем-нибудь, а неизбежно поощряем к этому тем, что одна только эта деятельность даёт истинное благо. Если же спрашивать, зачем? То ein Narr kann mehr fragen als Tausend Weisen antworten^*. Зачем — не моё дело, и мне не нужно и не дано знать. Нет и органов для того, чтобы понять это.

* один глупец может больше спросить, чем тысяча мудрецов ответить.

80. Наша жизнь и наше признание в ней подобно вот чему: Что-то хорошее, нужное для людей делается какою-то непонятной для них силой. Представим себе, что строится что-то. Люди не могут понять, что и зачем, но знают, что им надо в известном направлении носить, возить материал: камни, песок, известь, лес, железо. И если люди делают это — им легко и хорошо. Они и делают это: некоторые, зная, что строится что-то, другие —  не зная даже и этого. Есть между людьми ленивые, которые просто не делают то, что нужно, и им бывает худо. Есть и усердные, но самоуверенные, которые думают, что знают, зачем идёт работа, и или возят материал не туда, куда велено, или сами начинают строить не то, что нужно.

81.  Читая мистические книги и находя в них хорошее, но неясное, с неприятным чувством подумал о том, что то же может показаться и в моих писаниях. Как въелось тщеславие! Что мне за дело о том, как будут смотреть. Делай, что должно, а о мнении других...

82.  Жизнь наша проявляется двояко: 1) как освобождение духа в себе, совершенствование личности, и 2) как освобождение духа во Всём, совершенствование мира.

83.  Собака удивляется на фонограф, а не удивляется на голос человека, на проявления жизни в нём, в слоне, в лошади, в мухе, знает, что есть другие существа, также, как и она сама, отделённые от других. Муха же и вошь знают это про муху и вошь, но не знают этого про человека. А человек не знает этого про земной шар. А земной шар не знает этого про... и т.д.

84.  Удивляешься на решительность суждений глупых, недумающих людей. А разве это может быть иначе? Тот, кто думает, знает, как сложно всякое умственное утверждение и часто как сомнительно.

85.  Испытываю всё больше и больше великое благо забвения.

86.  Грех телоугождения произвёл грех праздности, сладострастия; грех гордости — грехи неравенства, тщеславия, любостяжания. Все эти грехи вместе — недоброжелательства.

87.  Есть только два возможные последовательные, но неразумные миросозерцания: 1) Тело есть — дух кажется; 2) Дух есть — тело кажется.

88.   Тело— проявление духа. Движение и тело суть необходимые условия сознания. Без тела и движения не могло бы быть сознания. Без сознания не было бы ни тела, ни движения, пространства и времени тоже.

89.  Сознание есть условие отделенности, неполноты, ограниченности. То, что ограничено в человеке, — само в себе, неограниченное, не нуждается в сознания.

90. Хорошо начинать день молитвой о том, чтобы провести день или ту часть его, которая дана мне, исполняя волю Бога: своё назначение, и кончать день перед сном молитвой воспоминания и покаяния о том, в чём отступил от должного.

91.  Никак нельзя внушить, передать другому религиозное мировоззрение. У каждого своё. Если бы не было у каждого своё, каждый особенный, незачем бы было каждому жить. Можно только дать материалы для образования своего миросозерцания, а брать из них, что ему нужно, будет брать он сам.

92.  Божеская любовь, т.е. любовь к Богу, узнаётся только по любви к врагам. Их-то нужнее всего любить для того, чтобы были те благие последствия, которые даёт любовь.

93.  Если рассуждать в форме пространства и времени о жизни, то можно представить себе то, что наши сознания произошли от сознаний частиц, составляющих тело сознающего, и что также из наших сознаний отдельных существ составится сознание одного высшего отдельного существа, которое будет относиться к нам, как мы к частицам своего тела. Существа эти кажутся нам огромными, но ведь пределов нет ни величине, ни числу (звёзды). Из всей этой чепухи верно и важно одно: то, что тот мир, который мы знаем, который мы воображаем — да, воображаем нашими духовными способностями — не только не есть весь мир, как он есть, а есть один из бесконечно малых и бесчисленных миров, какие есть и какие могут быть бесконечно разнообразно представляемы. Вывод только тот, что весь телесный мир есть только произведение нашей духовной сущности и что истинное доступное нам знание — только духовное.

94.  Почему мир представляется нам «im werden»?^* Почему меня не было и не будет, а мир всё тот же будет и так же изменяться? Ответ только один: не знаю.

^* совершающимся — перевод Толстого.

95.  Хочу же я сказать всем и тем и этим и всем людям вот что: хочу сказать, что нельзя так жить, что надо «одуматься», как говорил еще Иоанн. Надо одуматься, понять, что нельзя жить без веры и, поняв это: не выдумывать новые веры или научные новые учения, которые, не объясняя смысла жизни, только описывают внешнюю сторону ее и потому не могут дать никакого руководства в ней, ничего этого не нужно, а нужно только откинуть от той веры, в которой мы живем, то, что скрывает сущность настоящей, то, что скрывает от нас истинную. Откинуть ложь и жить по той истине, которая открыта нам и принять которую мы принуждены ужасным, горьким опытом.

Только пойми мы это, пойми мы то, что не осуществление программ демократов, монархистов, социалистов, анархистов, антимилитаристов и т.п., пойми мы то, что не эти односторонние проявления религиозной истины, свойственной нашему времени, могут избавить нас от зла, а избавит нас только признание всей религиозной истины, во всей ее целости, той истины, которая от века открыта всякому сердцу человеческому и ясно, просто, убедительно открыта нам во всех истинных учениях жизни и особенно ясно и близко в учении Христа. Только пойми мы это и прими эту истину — истину о том, что жизнь наша только в большем и большем проявлении любви, — любви, несовместимой с насилием, пойми мы, что в этом увеличении любви в себе и во всём человечестве — и отдельное благо каждого, и благо всех людей, — только пойми мы это и в своей жизни, и в общении с людьми, и, главное, в воспитании следующих поколений поставь эту истину в основу всего. Только пойми всякий человек, что он не только не имеет никакого права, но и возможности устраивать жизнь других людей, что дело его, каждого, устраивать, блюсти свою жизнь, возвышая в себе дух сына Божия, увеличивая главное его свойство любовь, — и не скажу что все ужасы нашей жизни заменятся тем благом, которого желает всякое сердце человеческое, потому что, пока жив человек и человечество, всегда будет идеал, к которому они будут стремиться, а уничтожится то кричащее, мучительное несоответствие требований нашей души и существующей злой, всё ухудшающейся, зверской жизни. Вот это, только это хотел я, прежде чем умереть, сказать своим братьям. Кто бы ты ни был: царь, нищий, подумай об этом, пожалей себя, пожалей свою душу...

Ведь как бы ты ни был затуманен, одурён своим царством, властью, богатством, как бы ни был измучен, озлоблен своей нуждой и обидами, ты такой же, как и мы все, обладатель или, скорее, проявитель того же духа Божия, который живёт во мне, и надеюсь, думаю, даже уверен, что говорит через меня, говорит тебе: зачем, для чего ты мучаешь себя и всех, с кем имеешь общение в этом мире? Только пойми, кто ты и как, с одной стороны, ничтожно то, что ты признаёшь своей телесной жизнью и ошибочно называешь собою, и как необъятно велико то, что ты сознаёшь истинно собою — твоё духовное существо, — только пойми это и кто бы ты ни был, не изменяя своего внешнего положения, а оставаясь царём, дворником, приказчиком, профессором, земледельцем, начни каждый час своей жизни жить не для внешних целей, а для исполнения того истинного назначения твоей жизни, которое ты не можешь не сознавать: начни жить, полагая цель и благо твоей жизни в том, чтобы с каждым часом, днём всё больше и больше освобождать дух свой от обманов плоти, всё больше и больше совершенствоваться в любви, что в сущности одно и то же. Только начни делать это — и с первого часа, дня ты почувствуешь, какое новое, неиспытанное и чудное благо всё больше и больше будет вливаться в твою душу и — что больше всего поразит тебя — как те самые внешние условия, которыми ты так был озабочен и которые всё-таки так далеки были от твоих желаний, как эти условия сами собой (оставляя тебя в твоём внешнем положении или выводя из него) сложатся для тебя так хорошо, как ты только можешь желать.

96.  Постоянно получаю письма с сомнениями и опровержениями непротивления. Как это знаменательно! Никто не сомневается в заповеди не убий, не укради, не лги и др. А между тем, все те необыкновенные случаи, которые придумываются для непротивления, приложимы и ко всем другим запрещениям и указаниям. Отчего это? Оттого, что заповедь непротивления есть заповедь всех заповедей, — такая заповедь, непризнание которой разрешает неисполнение всех других. Прежде я говорил, что я прожил 80 лет и никогда не видал тех случаев, о которых пишут, а в эти 80 лет не прожил ни одного дня, часа, не видав страшного зла от неисполнения этой заповеди.

97.  Наука изучает своё откровение, своих апостолов, отцов: Дарвина, Маркса...

98.  Если жалуешься на страдания — и телесные и душевные — то жалуешься на жизнь: страдания — это трение жизни, без которого не было бы жизни, не было бы того, в чём сущность жизни: освобождения души от тела, от ошибок тела, от страданий, связанных с телом. Малые страдания — медленное движение освобождения; большие страдания, как телесные, так и душевные — более быстрое освобождение. А мы жалуемся на страдания. Пойми это — и будешь видеть благо в страданиях, и не будет страдания, как нет его для работника.

99.  Что я помню из прошедшего? Все то, что содействовало освобождению: и события, и люди. Остальное всё забыто. Какого же еще доказательства, что жизнь в освобождении?

100.  Истинный закон Бога — то, что соединяет людей; ложный закон Бога — то, что разъединяет.

101.  В знании важно не количество знаний, даже не точность их, (потому что точных совершенно знаний нет и никогда не будет), а разумная связность их, то, чтобы они со всех сторон освещали мир. Вроде того, что бывает в постройках. Постройка может быть великолепна — Зимний дворец и шалаш, и то и другое разумные постройки, если защищают со всех сторон от непогоды и дают возможность жить в них. Но самые великолепные три стены без четвертой или без крыши — не постройка и вне сравнения с шалашом. — То же и в научных теперешних знаниях в сравнении с знаниями безграмотного крестьянина. Эта истина должна быть основой воспитания и образования. Расширять знания надо равномерно.

102. Трудность объяснения жизни не в том, чтобы объяснить происхождение духовного, а в том, чтобы объяснить одинаковость представления телесного.

103.  Нельзя совсем отрицать славу людскую. Желать быть одобренным Христом — не дурно.

104. Если бы было известно, что смерть ухудшает наше положение, жизнь в виду неизбежной смерти была бы ужасна. Если же бы мы наверно знали, что смерть улучшает наше положение, мы пренебрегали бы жизнью.

105.  Прежде, чем был Авраам, я есмь — может, должен сказать каждый человек. Все сознаём свою жизнь без начала ее. А если ей не было начала, то не будет и конца.

106. Живо почувствовал грех и соблазн писательства; почувствовал его на других и перенёс основательно на себя.

107. Нужно три: воздержание, правда и любовь.

108. Счастье сознательного добра — соединение с Богом.

109. Как императоры убеждены в благодетельности монархии и президенты — республики..., а капиталисты — в необходимости капиталов, а профессора, фармацевты — в необходимости медицины, так все они убеждены в необходимости противления злу насилием.

110. Хорошо знать, что всё, что ты делаешь, ты делаешь только для Бога; и что ничто не может помешать мне делать то, что я делаю.

111. Вся жизнь есть освобождение — сознательное и бессознательное — от похотей плоти, от плотской жизни. Смерть есть это полное освобождение. Как же бояться, не желать ее. Трудно не желать.

Бояться, не желать ее можно только тогда, когда не понимаешь, не сознаёшь своё духовное «я», то «я», которое одинаково нетелесно в старом человеке, в ребенке, даже грудном, даже в животном.

112.  «Вся жизнь — материальные процессы, развитие и соотношение существ». Хорошо, но что же такое отдельность существ, сознание каждым существом своей отдельности? Ведь если есть только материя, то материя эта должна быть вся единою, нераздельною. Что же такое значит то, что некоторые соединения материи сознают себя отделёнными от всех других? Образуется или не образуется эта отделённость и сознание отделённости, что это такое?

А это-то удивительное явление пропускается, признается существующим без объяснения.

А всё дело в нём, и никакие объяснения ничего не дают, если это не объяснено.

113.  Жизнь моя есть проявление Бога. Чем более я проявляю Бога, тем я испытываю большее благо (свободу, сознание добра). Благо не есть цель, а только признак исполнения назначения.

114. Бог высвобождается из всех самых разнообразных препятствий. И это высвобождение во всех видах, всегда, для всех благо.

115. Если бы мужчины знали всех женщин, как мужья знают своих жен, они никогда бы не спорили с ними и не дорожили бы их мнением.

116.  Хороший работник не бросает работу, если и знает, что не увидит ее в деле и не получит награды. То же с работой жизни до самой последней минуты смерти.

117.   Верный признак того, что вся моя деятельность пустая, то, что на меня не только нет гонений, но меня восхваляют. Хорошо для смирения.

118.  Молюсь так: Благодарю тебя, Господи, за то, что открыл мне то, что можно жить Тобою. И не хочу, и не могу жить другой жизнью.

119. Как бы помнить то, что главное и даже единственное в жизни — освобождение от тьмы (зла), скрывающего Бога, а никак не счастье моё, успех мой, одобрение людьми моих дел.

120.  Как хорошо, что я понял — vaut mieux tard que jamais^*, что люди — и им имя легион — несогласны со мной не потому, что они (как мне казалось прежде) опровергают или думают, что опровергают мои доводы, а оттого, что всё это не интересует их, они не знают, не могут узнать всего того, что касается вопросов религии.

* лучше поздно, чем никогда.

121.  Проявляя божественность своей души, мы никак не можем знать, какое проявление ее: доброе слово обидевшему глупому человеку или полная философская система будет иметь какие последствия.

122.  Для насилуемых, для огромного числа рабочего народа противление злу, подчинение себя насилию и участие в нём есть грубое суеверие вроде постов, поклонений и всякого рода самоистязания.

123.  ...Но что же делать? Вопрос этот только для людей не религиозных. Религиозные знают, что делать: установлять в себе Царство Божие и не думать о других. Бедствие нерелигиозных людей: они учат других.

124.  Я прежде думал, что разум (разумение) есть главное свойство души человеческой. Это была ошибка, и я смутно чувствовал это. Разум есть только орудие освобождения, проявления сущности души — любви. (Очень важно).

125.  Низшая ступень — жизнь для похотей тела, чтобы угодить телу; вторая ступень — для одобрения людского, чтобы угодить людям; третья — для награды от Бога, чтобы угодить Богу вне себя; четвертая, выше которой я не знаю, — жизнь ни для чего, а только чтобы угодить Богу в себе.

126.  Женщина делает большое дело: рожает детей, но не рожает мыслей, это делает мужчина. Женщина всегда только следует тому, что внесено мужчиной и что уже распространено, и дальше распространяет. Так и мужчина только воспитывает детей, а не рожает.

127.  Ведь жизнь каждого из нас не в том или ином устройстве, а в благе не личном, а в благе общем. Общее же благо приобретается не устройством со спорами, злобой, насилием, а только любовью. Главное же то, что это возможно, это в моей власти, это свойственно моей природе, а то — устройство — и не в моей власти, и противно моей природе.

128.   Высший нравственный закон только тогда закон и что-нибудь, когда никакой закон не может быть признан выше — обязательнее его.

129.  Знаю в себе тот же X — силу жизни, которую знаю во всем и особенно ясно в наиболее себе подобных существах. Силу жизни эту называю Бог. Могу, не сознавая эту силу, жить ею, могу сознавать и жить ею. Разница между этими двумя жизнями в том, что при первой живу одной ограниченной, окружённой враждебными существами жизнью; при второй живу, кроме своей ограниченной, еще и жизнью всех однородных, близких существ, всё больше и больше сознавая и их любовью.

130.  Если работник и не увидит ни конца своей работы, ни приложения ее, знает, что не получит награды за ее исполнение, ни наказания за неисполнение, он, если он хороший работник, всё-таки будет делать ее. Моя работа — это моя жизнь, и она всегда цельная с последней отделкой — смертью. Делай ее хорошо.

131.  Придите ко мне, говорит Христос, и я думаю, что всем и удачникам, и особенно неудачникам хорошо последовать Его совету.

132.  Религия есть знание воли Божией: общего направления пути.

133.  Спасение в усвоении религии. Выдумать нельзя. Можно принять только ту, которая уже открылась и зовёт к себе.

134.   Помоги мне, Господи, уничтожить себя так, чтобы Ты мог жить во мне, проходить через меня — чтоб я мог быть только Твоим проявлением.

135.  Помоги мне, Отец, духовно очистить себя так, чтобы Ты мог жить во мне, чтобы я жил Тобою.

136.  Почему мир представляется нам «Im Werden»*... Жизнь есть рост сознания. В этом и жизнь, и благо ее. Рост не может совершаться в этом мире иначе, как в пространстве и времени. Я говорю: в этом мире потому, что жизнь, следовательно, сознание может и растёт бесконечно, приближаясь к Богу (Нирвана) и в этом приближении может проходить миры, т.е. состояния, в которых ограничение, а потому и рост происходят в иных условиях, чем пространство и время...

* совершающимся

137.  Я хочу жить Богом, а не своим телесным я, Львом Толстым. Что это значит? —То, что я хочу сознание Льва Толстого заменить сознанием всего человечества, даже всего живого. И это сознание я называю Богом. Но это сознание не есть Всё, не есть весь Бог, а только одно из проявлений Его, доступных мне.

138.   Пространство, время, тело и форма происходят от моего бессилия познавать всё, как оно есть. Я могу познавать только движущееся и разделённое. Как я не могу познать шара иначе, как когда он вертясь обращается ко мне всеми сторонами, так и не могу познать людей, животных и растения и всё иначе, как движущимся и разделённым. Первое, т.е. движение, даёт время и пространство, второе — разделение — даёт тело и форму...

139. «Но что же будет?» — Вопрос только от того, что мы привыкли к суеверию о том, что мы устраиваем жизнь. Разве стараясь делать, устраивать жизнь по-своему, мы сколько-нибудь достигаем этого? Жизнь устраивается при всех наших усилиях не так, как мы хотим и воображаем.

140. Но что будет со мною, если я один буду не противиться среди борющихся, среди злых? Опять то же суеверие. То было об устройстве жизни других, это — об устройстве своей жизни. Какая будет и общая, и наша внешняя жизнь, никогда не может быть известно нам. Уже одна ежечасная возможность смерти делает это знание невозможным. Устраивая и не устраивая свою внешнюю жизнь, я знаю, что она будет не такою, какою я хочу. Одно только по отношению моей жизни в моей власти: это ее внутреннее изменение — всё большее и большее приближение к нравственному совершенствованию, и это одно нужное мне и главное изменение моей жизни всегда в моей власти.

Каково же заблуждение людей, употребляющих все силы на то изменение жизни, которое вне их власти, на устройство жизни других людей, и для этого мнимого устройства ее лишающих себя того устройства жизни, которое всегда в их власти и которое одно может влиять на жизнь других людей? То, что со мной будет, в смысле внешних событий хорошее или дурное, я не знаю и не могу знать; то же, что жить нравственно — всегда хорошо и для меня и для всех людей, я наверное знаю. И зная это, я буду жертвовать верным неверному? Так что кажущийся таким трудным для ответа вопрос о том, не ошибочно ли бы было среди всех живущих насилием злых быть одному или немногим непротивящимися добрыми, подобен вопросу о том, как быть трезвому среди пьяных, не лучше ли напиться вместе со всеми.

141. Есть сознание себя, своей духовной сущности, и сознание своих пределов, которое в начале жизни сознается как «я». Это второе сознание пределов заслоняет, скрывает первое сознание духовности: кажется, что сознание своих пределов и есть сознание себя. Вся жизнь есть всё большее и большее сознание своей духовной сущности, освобождение от обмана признания собою своих пределов. Смерть для того, кто вполне сознаёт свою духовную сущность, есть освобождение от стеснявших ее пределов.

142.  Ничто так не утверждает в неуничтожаемости, безвременности своей сущности, ничто так не способствует, спокойному принятию смерти, как мысль о том, что умирая я не вступаю в новое положение, а только возвращаюсь в то безвременное, беспространственное, бестелесное, бесформенное состояние, в котором был и из которого пришел в эту жизнь.

Нельзя даже сказать: «в котором был», а в то состояние, которое мне также свойственно, как и то, в котором я нахожусь теперь.

143.  Der langen Rede kurzer Sinn*. Причина всех бедствий — суеверие возможности устройства общества насилием. Причина суеверия — отсталость веры, деятельность, не имеющая уже разумного основания. Причина отсталости веры — непонимание той, которая свойственна возрасту человечества и открыта ему. И потому избавление от бедствий — понимание соответственной возрасту человечества веры, веры в высший закон любви.

* Длинной речи краткий смысл.

144.  Социалисты делают, кроме всех других ошибок, две главные, разрушающие все их доводы.

Первая — в предположении о том, что всё сосредоточенное в одних местах машинное производство останется то же при экономической свободе рабочих. Тогда как потребность по крайней мере 9/10 всех предметов — защиты государства, изготовляемых теперь ружей, пушек, крепостей, предметов роскоши, железных дорог и т.п. должна уничтожиться; так что и машинное, всегда тяжёлое для людей производство, возникшее только при несвободе, произведшей капитализм, не только не будет расти, но уничтожится, и люди будут жить не кучами мучительно городской жизнью, а просторно, естественно и радостно на земле, и им не нужно будет капитала. Прогресс же технический будет в том, что будут придуманы облегчения производства без необходимости каторжной жизни. Вторая — в том, что при социалистическом устройстве необходимы распорядители. Откуда возьмут таких людей, которые без злоупотреблений устроят посредством насилия социалистический справедливый строй?

145.  Разве не ясно, какой полный невежда этот профессор Геккель. Каковы же его ученики? Возражать не стоит: возражение в Евангелии, но они не знают его, безнадёжно не знают, решив, что они выше его. А если люди так невежественны, что могут по закону убивать, то что же закон? И все рушится.

146.   Нельзя спрашивать: переменить ли жизнь? Переменить надо жизнь только тогда, когда нельзя не переменять. И тогда нечего спрашивать. А для того, чтобы прийти в такое положение, надо внутренне, духовно измениться.

147.  Сознание и познание.

Сознание — это изучение своего духовного существа, познание — это изучение всего внешнего. Одно всегда в ущерб другому. Чем больше одного, тем меньше другого. Память и усилия мысли в той же зависимости: чем больше одного, тем меньше другого. Как одно ограниченное вместилище. И от того, что вместилище для обоих одно, почти всегда смешивают оба и принимают одно за другое, тогда как напротив — чем больше памяти, тем меньше усилия мысли, и наоборот. Про памятливого человека говорят — умный, про самобытно мыслящего, мало помнящего говорят — глупый.

148.  Сознание есть изучение духовной сущности, познание — изучение телесного, вещественного. Сознание есть знание идеала совершенства и своего отношения к нему. Из него вытекает нравственное совершенствование. Познание есть знание вещественного мира, всегда недоступное по условиям времени и пространства — бесконечности их, и потому из него ничего не вытекает.

149. 1) Утеряна главная сущность учения Христа: сыновность Богу. 2) Данное участие в жизни Божеской.

150.  Благодарю тебя, Господи, за то, что открыл то, что можно жить Тобою. Только так и хочу жить.

151.  Сознание есть сличение, сравнение своего «я» телесного, своей личности с «я» божественным, духовным, всеобщим, которое во мне же. Поэтому сознание — основа всякой нравственности.

Есть люди лишенные или почти лишённые этого свойства — сознания. У этих людей часто рядом с огромным знанием, утончённостью нет нравственных требований: мои сыновья; и им имя легион — все ученые. Помню, как я в детстве почти удивился проявлению в себе этого свойства, которое еще не умело находить для себя материал. Помню, меня удивляло то, что я мог, сознавая себя, сознавать сознающего себя, и опять спрашивая, сознавал, что я сознаю себя сознающим сознающего себя. И потом: сознаю себя, сознающего себя, сознающего себя и т.д. до бесконечности. Да, сознание есть признание в себе Бога и суждение Бога во мне о своей личности и о всём открывающемся мне с точки зрения личности.

152.  Почему мир представляется нам im Werden^*, в движении, и почему меня не будет, а мир всё также будет изменяться? И я ответил: не знаю.

Нет, знаю.

Мир представляется мне im Werden, совершающимся, потому, что я не в силах обнять его весь, как он есть вне времени, так, как я обнимаю вполне существо умершего (любимого): он для меня уже не совершается, а есть, как есть, весь. То же, что мир будет без меня изменяться, есть ни на чём не основанное предположение. Мир будет представляться другим существам (т.е. мне кажется, что будет представляться другим существам) опять во времени только от того, что существа не могут понимать вне времени. То же, что эти существа будут, опять только по моей ограниченности кажется мне. Существа эти есть.

Тут-то и видно степень своей ограниченности, всей неполности своей в сравнении со Всем, с Богом.

* совершающимся.

153.  Мы хотим устроить счастливую, справедливую жизнь людей, но с тех пор, как мы знаем жизнь людей и знаем, что они всегда стремились к этому, мы знаем, что они никогда не достигали этого. Всегда за достигнутой ступенью блага тотчас же открывалась другая, следующая, столь же настоятельно необходимая, какою казалась и та, которая только что достигнута; и так продолжалось до теперешнего времени, начиная с людоедства и до национализации земли. И потому естественно не только предположить, но быть уверенным, что так и будет всегда.

Так и будет, так и должно быть. Положение человека, идущего вперёд к благу, которое всё отодвигается от него, подобно тому, что, как говорили мне, делают с упрямыми лошадьми. К оглоблям впереди их утверждают кусок хлеба с солью так, что лошадь чует его, но не может достать. И она тянется и движется, желая достать хлеб, но это самое движение отодвигает хлеб, и так до бесконечности. То же и с людьми: благо никогда не достигается, потому что при достижении одного блага сейчас же представляется новое. А благо — совершенство бесконечное, как Бог. Какой же из этого вывод? А только тот, что человек может и должен знать, что благо его жизни не в достижении стоящей перед ним цели, а в движении для цели высшей, недоступной ему.

154.  Для того, чтобы понять законы жизни, нужно не объяснять происхождение духовного, т.е. сознания. Это одно, что так ясно и несомненно и не временно, что не требует объяснения своего происхождения, а напротив, на нём одном может основаться всякое, какое бы то ни было знание. Для того, чтобы понять законы жизни, нужно объяснить причины, по которым сознание во всех людях одинаково воспринимает явления материального мира (пределов отдельного сознания): одинаково видит, слышит, ощущает.

155.  Если бы мы наверно знали, что смерть ухудшает наше положение, жизнь в виду смерти была бы ужасна. Если же бы мы наверно знали, что смерть улучшает наше положение, мы пренебрегали бы жизнью. Так что ничего нельзя желать лучше того, что есть.

156.  «Прежде, чем был Авраам, я есмь», — может и должен сказать каждый человек. Мы все сознаём свою жизнь без начала её. А если ей не было начала, то не может быть и конца.

157. Начинаю привыкать к признанию главным — одним делом жизни — любовь. Главное — в мыслях. Нельзя достаточно настаивать на том, что кто хочет жить истинной жизнью, должен прежде всего делать это усилие к истинной жизни в своих мыслях, когда один сам с собой. Удивительно, как мало знают это. Как подумал о ком-нибудь с недоброжелательством, — остановись, ищи в нём доброе, пусть он будет для тебя как самое дорогое для тебя существо, для меня   — моя мать. Можно.

158.  Говорят: есть три времени: прошедшее, настоящее, будущее. Какая грубая и вредная ошибка. Есть два вида времени: прошедшее и будущее; настоящее же вне времени. И жизнь истинная, свободная вне времени, т.е. в настоящем. Как это важно знать. Можно жить только настоящим, т.е. свободно.

159.  Всё сильнее и сильнее стыжусь своего положения и всего безумия мира. Неужели это мой обман чувства и мысли, что продолжаться это не может? — Нет, не может.

160.  Плохо, когда нравственное добро ставится целью для достижения каких бы то ни было внешних условий, положений. От этого главные бедствия людей: ложь религиозная, ложь государственная, революционная...

161.  Себялюбие, т.е. любить себя больше всего, — и величайшее заблуждение и высшее совершенство. Заблуждение, когда любишь больше всего свою личность, и высшее совершенство, когда любишь больше всего то духовное начало, которое живёт и проявляется во мне.

162. Плохо, что камень крепок, когда хочешь рубить его, а если нужен камень, чтоб точить на нем, — тогда чем он жестче и крепче, тем лучше. Так и с тем, что мы называем горестями.

163.   Большая часть нерелигиозных людей пользуются нравственными требованиями только для оправдания своих себялюбивых целей.

164.  Благодетельность телесных страданий еще не умею понимать и чувствовать, а знаю, что она есть. Зато благодетельность оскорблений, укоров, клевет, даже злобы и знаю, и даже чувствую.

165.   Читал статью Вивикананды о Боге, превосходную. Надо перевести. Сам думал об этом же:

Его критика «Воли» Шопенгауера совершенно права. Одно неверно: то, что он начинает с (объективного) рассуждений о мире (Univers). Рассуждать об этом не дано нам. И все такие рассуждения, как ни кажутся важными, пустословие. Исход всего и законное рассуждение всегда может и должно начинаться только с личности, с себя. Рассуждать о внешнем, о мире, не сказав о себе, о том, кто видит мир, всё равно, что начать рассказ так: «потому что когда он на меня замахнулся», — и т.д., т.е. рассказывать, не упомянув о том, кто, где и кому говорит. Основа всякому рассуждению о мире, о Боге одна: сознание человеком своего единства с началом всего, своей божественности и вместе с тем сознание своей отделённости, своей ничтожности. «Я царь, я Бог, я раб, я червь». Зачем? Отчего я такой, я не знаю, не могу, не хочу и не нуждаюсь знать, но знаю, и всякий знает, что я — и Всё, и ничто. В соединении этих двух есть то, что мы называем и сознаём жизнью. Я — всё, я един и я отделен. От того, что я отделён, от этого я телесен и я в движении, а телесность может быть только при пространстве, а движение — только при времени. Как единое же существо, я бестелесен, неподвижен, вне пространства и времени. Благо моё в сознании этого единства в отделённом.

166.  Уйти хорошо можно только в смерть.

167. Личность всякого человека слагается из двух его свойств: первое — умственных способностей — памяти, сообразительности, способности внимания, сосредоточенности (главное, от этой способности сосредоточенности внимания), и второе — его живости сознания идеала совершенства. Первые всегда довольны, вторые всегда недовольны собой.

Первый тип занят весь соображениями о телесном, второй — о духовном. Первый смотрит на духовное, как на орудие работы над телесным, второй — на телесное, как на орудие для работы над духовным.

168.  Понятно, если бы после органов слуха, зрения, мозга явился бы орган, посредством которого человек познавал бы жизнь на звёздах, мог бы перелетать, и чтобы ни придумать, всё это может развиваться; но откуда сознание, — сознание того, что все эти органы мои, что всё это — я, и всё остальное — не я?

Ведь это равно, как если бы спросить, как появился этот дворец, и мне бы сказали: а вот как: сначала сделали окна, двери, террасы, потом штукатурили, красили, и вышел дом. Удивительно.

169.  Не наказывать, не противиться злу насилием, не иметь богатств, всё это кажется нам какими-то великими подвигами, требованиями неисполнимыми, а ведь это только самые простые указания того, что люди должны перестать делать, чтобы не вредить себе. Также казалось подвигом не ругаться, не пьянствовать, не есть мяса. А теперь мы понимаем, что это просто практический совет — не делать себе вреда. То же и с наказанием, с насилием, с богатством.

170.  Чувствую возможность жизни, вполне руководимой одной любовью. Начинаю понимать возможность того, чтобы, сходясь с людьми, не переставая помнить о том, что нужно другому, а не мне: помнить, что интерес жизни должен быть не «я», а «ты», или ОН. Возможно, возможно.

171.  О непротивлении злу: те, кто, признавая какую бы то ни было нравственность, находят, что нельзя всё-таки допустить закон непротивления, совершенно подобны тому человеку, который в математике допускал бы равенство квадрата гипотенузы сумме квадратов катетов или еще подобные математические выводы и между тем говорил бы, что признание прямой линии кратчайшим расстоянием между двумя точками всё-таки парадоксально и преувеличенно. Подобны потому, что как вся геометрия не может существовать без положения о том, что прямая есть... и т.д., так и никакая нравственность не может существовать без положения о любви, включающей в себя непротивление. А всякое нравственное учение основано на любви.

172.  Я — это сознание Бога.

173.  Еду верхом в глуши и вижу в чаще какие-то созревшие ягоды. И подумал: «Никто не увидит этих ягод, никому они не нужны, и им никто не нужен, а они неукоснительно, во всю делают не своё дело, а то, какое им предназначено, исполняя волю Того "Я", которое в виде отдельного существа живёт в этом растении. Также и человек, отличаясь от растения тем (кажущимся) преимуществом, что может сознавать в своём отдельном существе это всемирное "Я"».

Да, я — Л.Н., я — писатель, я — нищий, я — царь, это — большое заблуждение. От него все страдания людей. Есть только Один и бесчисленные проявления Его, одно из которых — то, которое я сознаю собой. И благо нам, если мы не признаём Его проявление в себе за отдельное своё «я», а всегда чувствуем в себе то «Я» и живём Им. И мы испытываем самые разнообразные и неизбежные горести и страдания, если живём в заблуждении, и что Я есть наше я. Жизнь — в исполнении воли «Я», или, иначе, жизнь — в стремлении к прекращению разъединения, в слиянии со Всем. А это-то приближение к слиянию есть лучшее благо нашей жизни — любовь.

174.  Думал особенно, точно по-новому, ту старую истину, что безумно жить, забывая о смерти, что сознание присущности смерти, возможности ежеминутного наступления ее есть самое нужное условие жизни, что без этого сознания жизнь не может не быть бессмыслицей с постоянной возможностью отчаяния при воспоминании о смерти. Казалось бы, так неизбежно понять, что мы в жизни — высланные на работу работники, которых всякую минуту, мы не знаем когда, может снять хозяин и вернуть туда, откуда он выслал их, — «Туда» и «Откуда», которых мы одинаково не знаем.

Казалось бы, иначе нельзя людям понимать свою жизнь. А они понимают ее, как что-то им принадлежащее, в которой они могут достигать своих целей. Как же им при таком взгляде не отчаиваться при мысли о смерти?

Да, ты только работник дела хозяйского, Божия, и знаешь наверно только то, что ты прислан сюда работать Его дело. Хорошо ли, дурно это положение, нечего рассуждать, оно таково и не изменится; одно, о чём можно и должно рассуждать, это то, как лучше прожить. А лучше прожить можно, очевидно, только тогда, когда будешь делать ту работу, какая задана. Узнаешь, что делаешь ту работу, какая задана, по тому, что она самая лёгкая, и не только лёгкая, но и радостная. С тех пор, как мы знаем жизнь людей, мудрейшие из них искали определение этой работы и указывали ее — все истинные религии и учения нравственности указывали это, и все одно и то же: единение со всеми и содействие единению со всеми — любовью. О том же, что за хорошее исполнение работы будет награда после смерти от хозяина, можно гадать и верить. Но эти гадания тем меньше нужны, чем больше и лучше исполняет человек работу хозяина. Исполнение это даёт благо, благо в настоящем, исключающее всякий интерес к будущему.

175. 1) В теле каждого человека живёт дух Божий. Не было бы в теле людей единого для всех духа Божьего, не было бы жизни. Не было бы тел людских, разделяющих людей, также не было бы жизни.

2)  Любовь человека соединяет его с людьми и Богом, даёт ему высшее благо. Этой любви не было бы, если бы не было тела, и потому тело необходимо для блага людей.

3)  Жизнь это освобождение души от тела, и когда освобождение в любви, жизнь — благо.

4) Освобождение от жизни любовью — благо. Мешают этому благу ошибки — грехи.

5)  Если бы не было духа, заключенного в теле, не было бы жизни. Мы не имеем никакого права говорить о духе и о теле отдельно. Мы не знаем и не можем знать ни того, ни другого в разделении, но мы не можем понимать нашу жизнь без этого разделения, так как знаем, что вся наша жизнь есть неперестающее уничтожение тела и уяснение духа. При смерти совершается полное уничтожение тела и уяснение духа и исчезновение его.

176.   Вредно угождать телу и потому, что оно никогда не довольно, а хочет всё большего и большего, и потому, что чем больше служишь телу, тем больше ослабляешь душу.

177.  Страдать можно только телом. Дух не знает страданий. Чем слабее духовная жизнь, тем сильнее страдания. Какая же ошибка жить для тела, а не для души.

178.  Верю, что то, что живит весь мир, то невидимое, неосязаемое, но одно истинно существующее есть во мне и живёт в самом себе. Хочу соединиться с ним во всех проявлениях Его и знаю, что соединение это даётся любовью. Любовь же даёт высшее благо. Мешают этому благу грехи тела, грехи ума, грехи веры. Грехи тела: объедение, леность, половая похоть, недоброжелательство к людям и живым существам. Грехи ума, соблазны: гордость, тщеславие, неравенство, богатство, желание возмездия. Грехи веры, суеверия: суеверия возможности для блага их устроения людей насилием, суеверие различия государств и народов, суеверие ложного закона Бога, суеверие ложной науки.

Помоги мне, Бог в себе и Бог во мне, своим усилием и мысли и дела освобождаться от этих грехов. Помоги мне презирать своё телесное я, забывать его, помоги мне воздерживаться и в деле, и слове от всякого поступка, не руководимого любовью и удаляющего от освобождения. Помоги мне сознать свою жизнь в освобождении себя от грехов тела любовью. Помню, хочу всегда помнить, что жизнь моя, истинная жизнь — в освобождении от грехов тела только в настоящем, что жизнь эта в моей власти, что проявление ее любовью даёт мне неизменное благо, ненарушимое ни страданиями, ни смертью. Помоги мне, Бог в себе и во мне, помнить то, что то, что мы называем жизнью, есть ничто иное, как только постепенное освобождение души от тела, что не было бы этого тела и постепенного освобождения от него, не было бы и того, что мы называем жизнью, и того блага, которое даёт нам это постепенное освобождение. Помоги, помоги, помоги мне не оступаясь идти по пути этого освобождения, памятуя то, что в нём одном благо и жизнь.

179.  Всё живое имеет сознание. В сознании себя отдельным существом и жизнь, и всякое живое существо сознаёт себя подчинённым общим и своим законам: камень — и тяготения, и непроницаемости; растение — и тяготения, и роста, и воспроизведения; животное — и тяготения, и роста, и воспроизведения, и общения с себе подобными; человек — и тяготения, и роста, и воспроизведения, и общения, и разумного нравственного поведения.

180.  Грехи, соблазны и суеверия всегда были, есть и будут. Жизнь и благо ее в освобождении от них.

181.  Короткая молитва: Не оставляй меня Ты (не могу назвать Тебя). Помогай мне служить Тебе в деле Твоём, быть с Тобою, в Тебе и Тобою.

182.  Поесть, когда голоден, выпить воды, когда хочется пить, большое удовольствие телу. Но отказаться от еды, питья, от всего, чего хочет тело, уже не удовольствие, а радость души. Знает это только тот, кто испытал это.

183.  Не оставляй меня и помоги мне, Господи, исполнять волю Твою, всегда быть Тобою, в любви ко всему живому. Не оставляй меня и помоги мне.

184.  Благодарю Тебя, Господи, за жизнь и благо ее. Помоги мне прожить ее в любви. Не оставляй меня, чтобы мне помнить то, что Ты во мне, и что я жив только Тобою.

185.  Верю, что есть только Ты, и что Ты во мне и во всём живом. Чувствую себя отделённым от Тебя, но жизнь моя в Тебе и потому стремлюсь любовью соединиться с Тобой и со всем живым, тем, что от Тебя. Хочу этого соединения и потому борюсь с тем, что отделяет меня от Тебя: с похотью тела, с ленью, сладострастием и, главное, с недобротою. Борюсь с соблазнами гордости, тщеславия, корысти, возмездия; борюсь с суевериями властолюбия, государства, богословия, науки. Борюсь усилием дела и мысли, самоотречением, смирением, правдивостью и воздержанием в деле и слове. Знаю, что жизнь только в любви в настоящем, и что для духовной жизни нет страданий, нет смерти, есть только то, чего желает душа, только благо. Благодарю Тебя.

186.  Я всё забыл и забываю, так что прошедшее исчезает для меня. Также, еще больше исчезает будущее. Как это хорошо! Вся сила жизни — а сила эта страшно умножилась — переносится в настоящее. Я сознаю это. Как это радостно!

187.  Почувствовал, именно почувствовал, что центр тяжести моей жизни перенёсся уже из плотской в духовную жизнь: почувствовал своё равнодушие полное ко всему телесному и неперестающий интерес к своему духовному росту, т.е. своей духовной жизни.

188. Только теперь настоящая работа, только теперь, в 80 лет, начинается жизнь. И это не шутка, если понимать, что жизнь меряется не временем... Как хорошо, что не увидишь последствий! Тут-то и жизнь: приготовливать последствия добрые — по крайней мере с желанием доброго, — которых не увидишь.

189. Хочешь соединиться с людьми — не соединишься; живёшь только для себя, для души, не думая о соединении, — и соединишься с китайцем, индусом, с человеком 25-го столетия.

190. Молитва короткая: «Хочу жить здесь Тобою».

191.  В жизни нашей одна цель: благо, — и цель эта достигается. Но для того, чтобы она могла быть достигнута, нужно было, чтобы жизнь наша была в пространстве и времени. Для того, чтобы для человека было благо, оно должно быть не постоянное, а достигаемое.

192. Какое удивительное сумасшествие: убивать людей для их блага!

193. Как я прекрасно забыл всё прошедшее и освободился от мысли о будущем. Да, начинаю в этой жизни выходить из неё, из главного условия ее: времени.

194. Да, когда я родился, я умер к той жизни, потерял сознание той жизни. Не могу себе представить, не могу мыслить иначе как в условиях времени, что я родился, потерял сознание (употребляю глаголы в прошедшем, всё в прошедшем, следовательно, во времени). Но я в этой жизни не могу мыслить вне времени, но это не показывает того, что та жизнь была во времени, также, как и то, что жизнь после смерти (которую я не могу мыслить вне времени) будет во времени.

195.  Какая ни с чем несравнимая, удивительная радость — и я испытываю её — любить всех, всё, чувствовать в себе эту любовь или, вернее, чувствовать себя этой любовью. Как уничтожается всё, что мы по извращённости своей считаем злом, как все, все — становятся близки, свои...

Да, великая радость. И тот, кто испытал ее, не сравнит ее ни с какой другой, не захочет никакой другой и не пожалеет ничего, сделает всё, что может, чтобы получить ее. А для того, чтобы получить ее, нужно одно небольшое, но трудное в нашем извращённом мире, — одно: отучить себя от ненависти, презрения, неуважения, равнодушия ко всякому человеку. А это можно. Я сделал в этом отношении так мало, а уже как будто вперёд получил незаслуженную награду.

С особенной силой чувствую сейчас эту великую радость — любви ко всем. Ах, как бы удержать ее или хоть изредка испытывать ее. И довольно.

196.  Одно из главных, если не главное, сознание, из которого вытекают высшие нравственные состояния, это — сознание своей духовности, божественности, вследствие которой в той мере, в которой сознаёшь ее, нельзя ни хитрить, ни скрывать, ни бояться, ни — главное — нельзя не любить кого бы то ни было. — Как практическое правило, я применяю его к себе так: как только чего-нибудь страшно, на что-нибудь досадуешь, чего-нибудь хочется, кого-нибудь не любишь, главное, чего-нибудь боишься, вспомни, кто ты, пойми, (что ты — свободное всемогущее существо, и всё проходит. Становится ясно, что если чего боишься, желаешь и не можешь, то препятствие в тебе. И как только поймешь это — сейчас свобода и всемогущество.

Всякое неудовлетворение это — только сошествие с истинного пути: бьёшься о стены, прёшь туда, куда не надо. Опомнишься, станешь на путь, — и опять со всеми, со Всем, с Богом. Хорошо.

197.  Отсутствие чувства меры в искусстве выставляет на вид производителя искусства, и от того уничтожается иллюзия того, что я не воспринимаю, а творю.

198.  Все пути человеку заказаны, кроме одного — совершенствования, увеличения духовной силы, освобождения от тела, приближения к Богу. Дело это, единственно разумное дело жизни, совершается только в моменте настоящего. Прошедшее не существует, оно также, как и все отношения с миром, суть только материал совершенствования. Будущее же никак не бери целью своей деятельности. (Это — то главное, что я живо понял нынче.) Будущего — представления того, что будет, — не должно быть для разумно живущего человека. Есть только настоящее, в котором я могу совершать свойственное мне дело жизни. То же, что выйдет из этого, мне не дано знать; не дано знать, что выйдет для мира (а люди думают, что они могут знать это, и этим руководствуются. В этом главная причина злой жизни людей), не дано знать и то, что выйдет для моей души. Так что делаться лучше, жить доброй жизнью ни для чего — по нашему взгляду — не нужно. И как это хорошо. Только тогда истинная радость добра, когда ничего за это не получается.

Пришла было мысль, что доброй жизнью приготавливается душа для другой, лучшей жизни за гробом. Но это не то. Ничего не будет. Всё есть. Если живёшь добро, сейчас есть всё то благо, какого можешь желать. А какая свобода и сила, когда вся жизнь в одном настоящем.

199.  Всё больше и больше сознаю, познаю невозможность жизни во имя будущего. Нельзя устраивать государства, нельзя свою семью, нельзя СЕБЯ. Что будет, предоставь Ему, а сам живи в том, что есть, стараясь делать то, что хотели всегда все люди и чему учили и что одно ты можешь беспрепятственно делать, чего одного тебе истинно хочется и что одно даёт тебе истинное счастье: становиться лучше и лучше, любовнее и любовнее.

200.  Как хорошо: не моя воля да будет, но Твоя; и не то, что я хочу, а то, что Ты хочешь; и не так, как я хочу, а как Ты. Как хорошо, когда ясно, глубоко понимаешь. Всё тут. И то, что всё внешнее не по моей, а по Твоей воле, т.е. всё хорошо, как должно быть, а внутреннее же моё, во мне, я хочу, чтобы было по Его воле, т.е. была бы неперестающая любовь.

201. Только признай себя виноватым, и всё запутанное ясно. А виноватым признать себя перед Богом, перед лучшим собой всегда легко. А они пускай думают, что я виноват перед ними. Да я наверное — только поищи — виноват и перед ними.

202.  Смерть есть прекращение силы жизни в пространстве и времени. Да, это так, — прекращение проявления только в пространстве и времени.

203. Движение тела в пространстве и времени есть неизбежное условие этой жизни. А это самое движение тела в пространстве и времени есть нелепость: противоречие и разуму и сознанию. Единственный разумный и согласный с сознанием смысл жизни есть освобождение духа от этих условий. Жизнь есть постепенное — смерть полное освобождение.

204. Высшее религиозное состояние есть духовный эгоизм. Всё — для себя, истинного себя — Бога в себе.

205.   Воровство возможно только при нехристианской жизни. Воровать можно только у воров. А какое же возможно воровство при отдаче кафтана, когда просят рубаху?

206.   Весь материальный прогресс нашего христианского мира обусловлен отсутствием в большинстве людей этого мира религиозно-нравственных требований. Вследствие этого отсутствия — порабощение большинства меньшинству и напряженный, направленный на увеличение удобств жизни труд.

208. Ах, если бы приучиться всю, всю энергию класть на служение Богу, на приближение к Нему. А приближение к Нему невозможно без служения людям. А если бы я жил в пустыне и умирал, никому неизвестный, я всё-таки знаю, что моё совершенствование, приближение к Нему — нужно. Помоги, помоги мне жить Тобою.

209.  Усилие, направленное на преобладание своего духовного «я» над телесным и полутелесным — на совершенствование, приближение к Богу, очищение себя, — благотворное во многих и многих отношениях, особенно благотворно в том, что освобождает от — всё еще владеющей мной — заботы о славе людской. Только усилие всей жизни, направленное на приближение к Богу только для себя, только это одно освобождает от этого ужасного соблазна.

210.  Я потерял память. И — удивительное дело — ни разу не пожалел об этом. Могу пожалеть о том, что теряю волосы, и жалею, но не о памяти; так очевидно потеря эта была последствием приобретённого, не совмещающегося с памятью. Как выбрасывают выжимки, когда взято масло, так и с памятью. Она только материал, из которого должно сложиться понимание смысла жизни...

211. При мысли о предстоящих поступках и, если можешь, при совершении самих поступков, спрашивай себя: для чего ты делаешь то, что делаешь: для себя ли, для Бога, для своей совести, или для людей, для их одобрения. Спрашивай себя: будешь ли делать то же, что делаешь, если бы ты не только знал, что никто никогда не узнает про это, но что это доброе для оценки твоей совести дело останется для людей поводом осуждения тебя.

Надо приучать себя к этому. Это — единственно важное дело в жизни и для 14-летнего мальчика и для меня, 80-летнего старика. Не могу иногда не видеть благотворность моих добрых поступков и не могу не умиляться, не радоваться. Но помни, что главные последствия не видны тебе, а есть.

207. Нужнейшая наука — религоведения. Сравнение всех религий показало бы, в чём общая всем религиозная истина, и что — случайные наросты.

212. На свете нет ничего великого, есть правильное и неправильное только. А всё одинаково бесконечно велико или бесконечно мало.

213.  Ясно вижу, чувствую радостную возможность перенести весь интерес и смысл жизни, все желания на то, что всегда в моей власти, что всегда даёт благо: на — не скажу — духовное совершенствование, а на всё большее и большее приближение к исполнению не своей, а всемирной воли. Теперь только, на девятом десятке, начинаю приучать себя и приучаю. Помоги Бог всякую минуту, во всяком деле, при всякой мысли вспоминать: то ли делаю, что хочу для исполнения Его воли, а не своей? не для людей, а для себя, духовного себя? И вспоминаю. И надеюсь, что дойду до того, что не нужно будет и вспоминать. Помоги Бог.

214.  То, что мы называем жизнью, есть та частица или, скорее, то проявление жизни, которое мы сознаём в теле.

215.  Как я особенно счастлив. Если меня и ненавидят, не зная меня, многие, как много людей не по заслугам любят меня. Люди, которые по своим quasi* религиозным взглядам, которые я разрушаю, должны бы были ненавидеть, любят меня за те пустяки — «Война и Мир» и т.п., которые им кажутся очень важными.

216.   Потеря памяти о себе, о личности. Ведь это — великое благо. Личность кончается, начинай жить всем...

217.   Истинная, блаженная жизнь это— сознательное, всей жизнью исполнение воли Бога. Согласие своей воли, подчинение ее воле Всего.

218.  Основа представления человека о веществе, движении, пространстве и времени—в отделённости человека от мира, от Всего. — Для того, чтобы сознавать себя отделённым, человек должен представить себе вещество движущееся; вещество потому, что отделённым или соединённым должно быть что-нибудь. Вот это что-нибудь и есть вещество; движущееся же потому, что только движением могут быть отделены части вещества друг от друга. Отделённое же вещество нельзя себе представлять иначе, как занимающее известное место в пространстве. Движение же, перемена места в пространстве включает в себя представление о том, что вещество было в одном месте и стало в другом; т.е. понятие времени. То же, что ни вещество, ни движение, ни пространство, ни время не имеют никакого реального значения, а суть только необходимости нашего сознания отделённости, доказывается тем, что все эти понятия не могут представляться иначе, как бесконечными, т.е. не имеющими сами по себе никакого реального смысла. Реально, действительно только отделенность человека от Всего; вещество же, движение, пространство и время суть только необходимые условия мысли при сознании человеком своей отделённости.

219. Всё хорошее не достаётся даром: смерть достигается страданиями. Они же и облегчают ее для тех, кто не видят ее блага.

220.  Есть только два рода людей: религиозные, живущие для исполнения Общей воли, и нерелигиозные, живущие для себя. Это два более различные существа, чем волк и заяц.

221.  Наука по отношению к закону любви (непротивления) поступает также, как поступала религия: не отрицает прямо закона любви, но ставит выше его законы, уничтожающие его. В религии это было — повиновение власти от Бога; в науке это — повиновение законам историческим, экономическим, естественным.

222.   Послания Иоанна отрицают всякое представление о Боге, кроме любви, кроме того начала любви, которое каждый человек сознаёт в себе. Просить не о чем и некого. Можно только жить или не жить любовью.

Когда нет никакого другого Бога, кроме любви, то хочешь — не хочешь будешь служить любви, если почувствовал недостаточность жизни для себя и потребность общения с высшим, со Всем, миром. Вот эта-то вера нужна; нужна потому, что она возможна только на деле. И прочна эта вера потому, что всё лишнее отброшено, а держится на том, что знает всякий человек и разумом, и сердцем. Молитва при такой вере не такая, в которой к кому-то обращаешься, просишь кого-то: «Помоги, помилуй», а только такая: «Знаю, что Ты — любовь. Хочу жить Тобою».

223.  Любовь — это сознание своей истинной жизни, единой во Всём. Дети, приходя ОТТУДА, еще ясно чувствуют эту жизнь и ее единственное вполне доступное нам проявление в любви. Сознание своей личной жизни есть самообман. Старость понемногу освобождает от него. Совсем освобождает смерть.

224.  Воспоминание о прошедшем и загадывание о будущем составляют то, что мы называем и сознаём личностью. Перестань человек вспоминать и загадывать, — и для него уничтожится время и с ним вместе личность, и останется только любовь, обращенная на всё окружающее его в мире, на всё разнообразное отделённое от него и друг от друга. И человек почувствует, сознает себя неподвижным среди движущегося вокруг него мира (его личность составляет часть этого движущегося мира). Человек почувствует, что мир движется перед ним, как земля перед солнцем, а он стоит, и только, как солнце землю, соединяясь со светом Бога, освещает этот движущийся перед ним, вокруг него мир. Только освободись человек от воспоминаний в прошедшем и загадываний в будущем, освободись от времени, — и он освободится от обмана о том, что движется он, не мир вокруг него; движется затем, чтобы он мог понимать его.

То же самое, иначе записанное:

Личность есть только воспоминание о прошедшем и желания в будущем. Как только нет ни того ни другого, нет времени — жизнь в безвременном моменте настоящего — нет личности, а есть только основа жизни — любовь, Бог. Так это было бы, если бы человек мог вполне отрешиться от воспоминаний и желаний; в жизни же возможно только приближение: чем меньше воспоминаний и желаний, т.е. чем больше уничтожена, ослаблена личность, тем больше проявляется в жизни любовь — Бог, тем больше живёшь вне времени и сознаёшь, что движешься не ты, а мир для того, чтобы ты мог познавать его.

225. Когда римский мир развратился, его обновили неразвращённые варвары. Теперь уж нет варваров, и потому, хочешь — не хочешь, надо нам самим делаться варварами в том хорошем, что было в варварах.

226.  Большая ошибка думать, что все изобретения, увеличивающие власть людей над природой в земледелии, в добывании и химическом соединении веществ, и возможность большего воздействия людей друг на друга, как пути и средства сообщения, печать, телеграф, телефон, фонограф, есть благо. И власть над природой, и увеличение возможности воздействия людей друг на друга будут благом только тогда, когда деятельность людей будет руководима любовью, желанием блага другим; и будут злом, когда она будет руководима эгоизмом, желанием блага только себе. Выкопанные металлы могут пойти на удобства жизни людей или на пушки; последствие увеличения плодородности земли может дать обеспеченное питание людям и может быть причиной усиленного распространения и потребления опиума, водки; пути сообщения и средства сообщения мыслей могут разносить добрые и злые влияния. И потому в безнравственном обществе, каково наше мнимохристи-анское, все изобретения, увеличивающие власть человека над природою и средства общения, не только не благо, но   несомненное и очевидное зло.

227.  1) Молитва: Хочу жить сейчас в Тебе, Тобою, чтобы совершалась не моя воля, но Твоя, не то,  что я хочу, а то,  чего Ты хочешь, и не так, как я хочу, а так, как Ты хочешь.

2) Тоже молитва, при общении со всяким человеком: Помни, что перед тобой стоит не убийца, не развратник, не жандарм, полицейский, король, шпион, а проявление Бога. Помни, перед кем ты, и относись к нему, как к самому священному предмету, какой только есть в мире.

228.  Хорошо, слушая рассказ о дурных делах людей, читая книги неумные, дурные, помнить, что делали или писали это люди, т.е. существа, проявляющие в себе или могущие проявлять в себе Бога. Это можно. Можно приучить себя к этому. А если приучишь, какое счастье! Мне часто совестно бывает говорить людям о том, как надо жить и в чём они ошибаются. В этом моя большая ошибка. В мои года я должен делать это. В этом моя прямая обязанность.

Встретил меня юноша со слезами, но говорил так несвязно, непонятно о том, что ему нужно, что с недобрым чувством и даже словами ушёл от него. И слава Богу, тотчас же стал мучиться, искал его. На счастье, он не уходил, и я прекрасно поговорил с ним.

229.  На душе хорошо. Всё учусь понемногу не мыслить нелюбовного. В этом всё дело. Можно привыкнуть. Помоги Бог, который в «табе».

230.  Как несчастны богатые: несчастны потому, что одно истинное благо в жизни — любовь и от себя к себе, богатый же всегда лишён этого. Чем больше он раздаёт, тем больше от него требуют, меньше его любят, и он не может любить тех, которые видят в нем только кошель. И это до тех пор, пока он всё не раздаст. Только тогда является возможность любовного общения со всеми. А любовь полная только тогда, когда со всеми.

231.  Так легко всех любить. Да, помоги мне соединиться с Тобою, в Тебе и во всех проявлениях Твоих и жить Тобою. Помоги, хочу, одного хочу.

232. Жизнь есть сознание отделенности. Для сознания отделенности необходимо представление себя веществом, и непременно движущимся. Недвижущееся вещество не могло бы быть отделено, а сливалось бы со Всем. Движущимся же может сознавать себя только вещество, занимающее часть пространства. Без вещества, занимающего часть пространства, немыслимо движение, а без движения немыслимо отделение. Сознание же себя движущимся может быть только при сознании непрестанного перехода настоящего в будущее и бывшего настоящим — в прошедшее, т.е. при сознании времени. И потому сознание отделенности возможно только при сознании себя движущимся во времени веществом в пространстве.

1909

1. Очень, очень хорошо. Неперестающая радость сознания всё большего и большего соединения со Всем — любовью.

2.  Высшее, хотелось бы сказать: утончённое духовное благо (наслаждение) есть любовь к ненавидящему, к тому, кто хочет мне сделать зло. Удивительное дело: чем больше что зло для телесной жизни, тем то больше благо для духовной — любовной. Как же не жить любовной жизнью, не воспитывать в себе эту жизнь? А это возможно, я это с поразительной ясностью вижу на себе.

3. Благо жизни людей прямо пропорционально их любви между собой. Каково же должно быть их теперешнее положение, как далеки должны они быть от блага теперь у нас в России, когда все правители, консерваторы, все революционеры, все помещики, крестьяне, — все ненавидят друг друга?

4.  Всё тяжелее и тяжелее мне становятся разговоры. И как хорошо одному! Удивительное дело, только теперь, на девятом десятке начинаю немного понимать смысл и значение жизни — исполнения не для себя —  своей личной жизни и, главное, не для людей исполнения воли Бога — Любви, и в первый раз нынче, в первый день Нового 1909 года почувствовал свободу, могущество, радость этого исполнения. Помоги мне быть в Тебе, с Тобою, Тобою.

5.  Легко сказать: жить перед Богом, только перед Богом. А как это трудно и как хорошо. Я немножко начинаю понимать эту возможность, даже изредка жить так. Как это радостно! Удивительно, сколько совершенно новых узнаёшь на старости радостей. Для того же, чтобы жить перед Богом, нужно, необходимо обращение к Нему, общение с Ним, как с личностью, хотя знаешь, что Он не личность. Это же обращение к Нему нужно приговорённому к смерти, нужно мне и всем нам.

Жить перед Богом — значит целью всякого поступка своего ставить исполнение Его воли, а исполнение это в одном — в любви, в том, в чём я вижу Его.

6.  Признание Бога любовью тем и хорошо и благотворно, что, признавая Его любовью, общение с Ним, которого не можешь не желать, только одно: любовь к людям. Преимущество этого общения с Богом перед всяким другим общением в том, что при этом общении чувствуешь, что Он есть и отвечает тебе в твоей душе, отвечает тем, что чем больше, полнее отдаёшься ты любви к людям, тем больше Он спокойствием, радостью наполняет твоё сердце.

7.  Нет такого тяжёлого, запутанного, затруднительного положения, которое не разрешалось бы проявлением любви без всяких соображений о прошедшем и будущем, а любви сейчас, в настоящем. Тут и узнаёшь могущественность «меча любви». Не люблю метафор, но эта мне очень нравится. Именно меч, всё разрубающий.

8.  Только бы над собой работать, приучать себя жить не для тела, не для славы людской, а для себя, настоящего себя, того, которое не родилось и не умирает, для Бога. Только освободись от ложной жизни, и будет настоящая.

9. Ах, если бы только отвечать, когда спрашивают, и молчать, молчать. Если не было противоречием бы написать о необходимости молчания, то написать бы теперь: Могу молчать. Не могу не молчать. Только бы жить перед Богом, только любовью.

10.  Прошедшее исчезло. В будущем ничего (почти) не желаю, не жду. Что может быть лучше такого положения? И я испытываю это великое благо. Как не переставая не благодарить Бога за эту чудную жизнь, свободную, радостную?!

11.  Думал о том, как бы хорошо ясно определить те злодейские должности, которые не только христианин, но просто порядочный человек — не злодей, желающий чевствовать себя не злодеем, — исполнять не может. Знаю, что торговец, фабрикант, землевладелец, банкир, капиталист, чиновник безвредный (как учитель, профессор живописи, библиотекарь и т.п.) живут воровским, грабленным, но надо делать различие между самим вором и грабителем и тем, кто живёт воровским. И вот этих, самих воров и грабителей, надо бы выделить из остальных, ясно показать греховность, жестокость, постыдность их деятельности.

И таких людей имя — легион. 1) Монархи, министры: а) внутренних дел, с насилием полиции, казнями, усмирениями, b) финансов — подати, с) юстиции — суды, d) военные, е) исповеданий (обман народа), и все служащие, всё войско, всё духовенство. Ведь это миллионы. Только бы уяснить им, — что они делают.

12.  Выяснилось мне, что для него (сына) нет никакого другого руководства в жизни, кроме того, что делают все. <...>

Человечество движется тысячелетия веками, а ты хочешь годами видеть это движение. Движется оно тем, что передовые люди понемногу изменяют среду, указывая на вечно далёкое совершенство, указывая путь (Христос, Будда, да и Кант, и Эмерсон, и др.), и среда понемногу изменяется...

Интеллигенты, это те, которые так же «как все» интеллигенты.

13.  Напрашивается то, чтобы писать вне всякой формы: не как статьи, рассуждения и не как художественное, а высказывать, выливать, как можешь, то, что сильно чувствуешь. А я мучительно сильно чувствую ужас, развращаемость нашего положения. Хочу написать то, что я хотел бы сделать, и как я представляю себе, что я бы сделал. Помоги Бог. Не могу не молиться. Жалею, что слишком мало молюсь.

14.  Индийцы говорят, что только одна их вера, браминская, истинна; китайцы говорят, что истинна только буддийская вера; татары, турки, персы — что истинна только Магометова вера; евреи говорят, что истина в их вере; христиане говорят, что все эти веры неправильны, а правильна одна христианская, но сами разошлись на разные веры: католическую, греко-российскую, лютеранскую и разные протестантские веры. Истинна вера только та, которая одна для всех людей. И это одно нужное для всех людей есть во всех верах. Одно это истинно, и этого надо держаться.

15.  Да, да, помнить, помнить всегда, что жизнь только тогда, когда живёшь по Его воле, для Него, в Нём. И какая тогда свобода, радость, какое высокое сознание или, скорее, сознание высоты своего человеческого значения, достоинства.

16.  Да, в этом истинная молитва. Проложить след, пробить дорожку лучших мыслей, лучшего, высшего, доступного мне в лучшие минуты понимания жизни, и потом в слабые минуты укрыться под это понимание.

17.  Смерть благо для того, кто положил жизнь в освобождении себя в жизни.

Исправить надо так: Смерть благо только тогда, когда исполняешь волю Пославшего (воля же Его в освобождении себя от личной жизни).

18.  Испытал очень приятное чувство ожидания смерти без желания ее, но и без малейшего противления, а отношение к ней, как ко всякому естественному и разумному поступку или событию. Кажется мне, что во всяком случае она — смерть — скоро — то есть неделями, много месяцами должна наступить.

19.  Не делай только того, что противно Его воле и воле твоего настоящего «я», и ты будешь делать то самое нужное и хорошее, что ты можешь сделать. Все то, что мы считаем важным — хотя бы содействие вступлению людей на путь истинной жизни любви, блага, как это кажется важным, а как это несомненно явно ничтожно: ничтожно, во-первых, в сравнении с той, только чуть смутно прозреваемой нами всей жизнью, которой мы, как бесконечно малая, но всё-таки частица, служим своей жизнью, а во-вторых, потому что мы в своей ограниченности не можем видеть, в чём наше служение.

Да, наше служение только тогда действительно, когда мы не знаем, в чём оно, а знаем только то, чего мы должны не делать.

Делать, хотим мы этого или не хотим, мы будем. Усилие наше только в том, чтобы не делать против Его воли — не сбиваться с дороги. <...>

Воздержание от поступков, самые ничтожные поступки, в самом малом кругу, могут быть тем самым, чего Он хочет, и самым плодотворным для того самого, что желает Он и сам в себе, и в моей душе.

20.  Очень хорошо бы ясно, пожалуй в образах, высказать мысль о том, как вредно и тщетно это устраивание жизни не только других людей, но и самого себя — это empietement^*, вторжение в дело Божие. Почти всё зло, 0,99 в мире от этого.

21.  Загадывания, предположения, желание видеть распространение своих мыслей, увеличение числа единомышленников, желание написать такое, что вызвало бы сочувствие, похвалу — всё это губит жизнь. Ничего не нужно, кроме памятования в настоящем своего положения органа Божества.

^* захват, присвоение.

22.  Как бы не придумали они чего-нибудь такого, чтобы уверить людей, что я «покаялся» перед смертью. И потому заявляю, кажется повторяю, что возвратиться к церкви, причаститься перед смертью, я так же не могу, как не могу перед смертью говорить похабные слова или смотреть похабные картинки, и потому всё, что будут говорить о моём предсмертном покаянии и причащении — ложь. Говорю это потому, что, если есть люди, для которых по их религиозному пониманию причащение есть некоторый религиозный акт, т.е. проявление стремления к Богу, для меня всякое такое внешнее действие, как причастие, было бы отречением от души, от добра, от учения Христа, от Бога.

23.   Если бы и было доказано, что кроме механических, физических и химических сил есть еще силы (пускай назовут их, как хотят), останется тайна отделённости каждого организма — существа, живущего, умирающего и порождающего себе подобных. Тайна «я», отделённости, тайна большего или меньшего сознания.

Если бы и удалось свести жизнь к общим законам, то почему отдельность сознания? Всё дело в том, что человек знает прежде всего себя, свое я, и находит это я связанным пределами пространственным и временным, и наблюдая и изучая явления пространственные и временные, приходит к признанию сначала таких же, как и он, отделённых существ — организмов, а потом и к признанию существ, уже не отделённых, а сливающихся в одно: кристаллов, молекул, атомов. И естественно видит в них тот предел пространственный и временный, который его ограничивает. Натыкается на бессмысленность бесконечности признанием мира таким предметом, центр которого везде, а пределы нигде. То есть, исходя от самого известного: себя, своего сознания, разумный человек невольно приходит к познанию сначала ближайшего к себе, потом более отдалённого и наконец к сознанию непостижимости. Материалисты же исходят из наблюдения и, дойдя до атомов, до бесконечности миров, не останавливаются перед этим, а от атомов и бесконечности миров, т.е. от непознаваемого, исходят для познания познаваемого, т.е. себя.

24. Думал о двух: детская мудрость и о воспитании, о том, что как мне в детстве внушено было всю энергию мою направить на молодечество охоты и войны, возможно внушить детям всю энергию направлять на борьбу с собой, на увеличение любви.

25.  Сейчас кинул книгу на полку, она соскользнула, упала на пол, я рассердился и выбранил книгу. Так же должна быть ясна и стыдна злоба на человека, не делающего того, чего мне хочется.

26.  Жизнь, какую я сознаю, никак не есть жизнь моего «я». «Я» иллюзия, нужная для этой жизни, но иллюзия — как бы леса, подмостки, орудие для работы, но не в нём сама работа. Напротив, перенесение интереса на него — на «я» — губит, останавливает работу. А работа не только нужная, хорошая, но радостная. В чём она? До конца не дано знать нам, но отчасти, насколько нужно, видно. Та работа настоящая, в которой делаешь то, что нужно, но не для тебя.

27.  Разум, которому мы приписываем такое решающее, высшее значение, для истинной жизни не имеет не только такого важного значения, но не имеет никакого. Он нужен только для жизни «я». Он только здесь, среди людей имеет такую важность, обязательность, но если представить себе жизнь после смерти, то не только можно ее представить себе без руководительства разума, но должно представить ее таковою. Там будет другое руководительство занимать то место, которое здесь занимает разум.

28.  Рассуждая о том, что будет после смерти, мы рассуждаем о том, о чём не можем рассуждать: рассуждаем временно, т.е. с участием времени, о том состоянии, которое будет вне времени. Время ведь есть только, также и пространство, форма нашей жизни. А мы из неё уйдем. Как же тогда время?

29. Даже в этой жизни есть нечто в нашей деятельности невременное и непространственное, и оно-то и самое нужное, важное и благотворное. А мы так привыкли к времени и пространству, что при представлении о загробной жизни переносим их туда.

30.  Времени нет. Есть моя жизнь. А она только написана на времени. Есть сочинение, а нет строк, букв. Оно написано только посредством строк и букв. И то, что хорошее сочинение написано строками и буквами, никак не доказывает того, что дальнейшие строки и буквы книги будут продолжать сочинение или составят подобное же сочинение.

31.  Время и пространство и вещество — обман, и моё «я» — обман (не обман, а фикция, мечта), а жизнь есть, и не обман моё участие в ней, в не скажу вечной, но вневременной, внепространственной жизни. И то, что я не «буду» жить в теле после смерти и что не будет моё «я», не только не уменьшает мою веру в загробную жизнь, но непоколебимо утверждает ее. То, что я называю и сознаю своим «я», есть вневременное, одно истинно существующее, — есть — не могу сказать: часть, потому что в части есть понятие пространства и вещества, но есть сама жизнь.

32.  Всё яснее и яснее становится для меня то, что наша жизнь есть ничто иное, как только сознание нашей отделённости, то, что мы называем своим «я» и что есть ничто иное, как только сознание жизни всего. Для того, чтобы быть отделённым, надо, чтобы было то, от чего мы сознаём себя отделёнными. А это-то то, от чего мы сознаём себя отделёнными, мы не можем понимать иначе, как бесконечным в смысле материальном, и не можем понимать иначе, как нераздельным с собою в смысле духовном. Вот это-то нераздельное со мной и есть то, что мы называем Богом. Если позволить себе приписывать по установившейся привычке намерения этому Богу, то Он даёт нам этой нашей отделённостью и сознанием нашей духовной неразделённости со всем, даёт нам жизнь и её благо. Смерть есть прекращение сознания отделённости. Чем оно заменяется? Уничтожается ли только это сознание? Одно несомненно, что оно, то сознание себя, не может уничтожиться, потому что одно есть. Кроме него ничего не существует.

33. Да, если мы сознаём себя отделёнными, то это от того, что мы были (слово: «были» неверно, потому что выражает время тогда, когда дело идёт о вневременном) нераздельными, или скорее: то, что мы сознаём себя отделёнными, это только иллюзорное, или «временное» сознание, а в действительности мы не перестаем быть одно со всем (на религиозном языке это значит, что в нас живёт Бог). Эта-то одновременная отделённость и нераздельность даёт нам власть, свободу, всемогущество, даёт нам жизнь и ее благо. Так что смерть есть только уничтожение иллюзорного, временного сознания отделённости. Заменится ли оно другим сознанием или нет, мы не знаем и не можем знать и не должны знать, потому что знание это уничтожило бы свободу нашей жизни.

34.  Деятельность во имя сознания нераздельности есть высшая, всегда свободная и дающая благо деятельность. Деятельность же во имя сознания отделённости исполнена всегда страданий, страхов, неудовлетворённых желаний.

35. Я волей-неволей принуждён верить, что мне сделали какую-то несвойственную мне славу важного, «великого» писателя, человека. И это мое положение обязывает. Чувствую, что мне дан рупор, который мог бы быть в руках других, более достойных пользоваться им, но он volens nolens* у меня, и я буду виноват, если не буду пользоваться им хорошо.

36. Да, «le monde est une sphere dont le centre est partout et la circonference nulle part».** Прибавлю к этому, что этот центр — я и всякое живое существо. Жить — значит чувствовать, сознавать себя центром вселенной, Всего.

* хочешь — не хочешь

** мир — это шар, центр которого везде, а окружность — нигде.

37. И очевидно, что действительно существующее есть то, что мне представляется сферой бесконечной только потому, что я так же, как и всякий человек не только современный, но живший сотни тысяч лет назад, понимаю себя центром, из которого исходят бесконечные радиусы; только это, представляющееся мне сферой, но не могущее иметь никакой формы, только это действительно существует, мы с червяком — воображаемое, как и всё материальное, весь материальный мир есть только воображаемое, — воображаемое потому, что материальное, не имеющее   пределов,   есть   бессмыслица, contradictio in adjecto.* Действительно существует только то нечто духовное, от которого я чувствую себя отделённым.

* противоречие в понятии.

38.  Сказать, что брак не даст полноты жизни, а лишит ее полноты в лучшем случае, в худшем будет лишним препятствием к достижению назначения — блага.

39.  Тем хорошо признание Бога любовью, что общение с ним только одно: любовь к людям. И общение такое, при котором Его чувствуешь, Он отвечает тебе.

40.  Четыре ступени жизни: 1-ая животная, младенцы; 2-я подражание, подчинение внушению, «что люди, то и я» — детство; 3-я для славы людской — юность; 4-я для души, для Бога — настоящая жизнь. Во всей жизни остаются все четыре. Вторая — традиция, инерция, гипноз, как люди, так и мы — главный двигатель 0,99 всей деятельности людской и в семье, и в общественных обычаях, и в государстве, и в религии.

41. Молитва: Хочется просить помощи у Бога. Но Бога никто же нигде же не видел, т.е. Бога мы не можем понять; не можем понять, но можем вступить в общение с Ним любовью. Если мы любим, то мы в Нём и Он в нас. Так будем же любить всех — и ближних,  и дальних, и любящих, и ненавидящих нас. И будем всегда любить всех и мыслью, и словом, и делом. В этом одном и помощь от Бога и в этом высшее благо, которое Он даёт нам.

42.  Молитва. Хочется помощи Бога. Понимать же Бога могу только любовью. Если люблю, то Он во мне и я в Нём. И потому буду любить всех, всегда, в мыслях, и в словах, и в поступках. Только в такой любви найду помощь от Бога.

43.  Да, мне нужны три молитвы, три напоминания себе о том, кто я и что мне свойственно и должно делать. Одна первая и главная:

Знаю, что если люблю, то Ты во мне и я в Тебе. И потому хочу любить всегда и всех и в мыслях, и в словах, и в делах. Вторая:

Хочу не думать о суде людском, а делать только то, что мне перед живущим во мне Тобою должно и можно делать.

Третья:

Внешние события будущего скрыты от меня, но я знаю, что они совершаются по Твоей воле, и потому не хочу желать в будущем тех или иных, зная, что то, что совершается по твоей воле, всегда благо.

44.  Во всём да будет не то, чего я хочу, и не так, как я хочу, а то, чего Ты хочешь и как Ты хочешь. Не хочу желать и ожидать чего-либо в будущем, ни успеха в деятельности, ни славы людской, ни сил телесных, ни самой жизни. Одного хочу, хочу, чтобы быть в Тебе и с Тобою, любить всегда и всех и в мыслях, и в словах, и в делах.

45.  Да будет со мною не то, чего я хочу, и не так, как я хочу, но то, чего Ты хочешь и как Ты хочешь. Не хочу в будущем ни успеха деятельности, ни славы людской, ни телесных сил, ни продления жизни. Одного хочу: хочу для того, чтобы быть в Тебе и Тебя сознавать в себе, любить всех и в мыслях, и в словах, и в делах.

46.  Ничего не желаю в будущем, зная, что всё, что будет, будет благо; не желаю и похвалы людской, зная, что назначение моё не в любви людей ко мне, а в моей любви к ним, любви в делах, в словах, в мыслях.

47.  Думал о том, что молитва моя не годится для последних минут жизни, при смерти. А если не годится для смертного часа, то и вообще не годится, потому что смертный час всегда, всякую минуту. Подумал сначала, что не годится в особенности для смертного часа усилие избавиться от заботы о славе людской. Но подумав еще, увидал, что это неверно, что соблазн славы людской не покидает человека и в минуты смерти, часто, напротив, в эти минуты еще усиливается — как во всех тщеславных героических подвигах. Даже едва ли не во всех них двигатель тщеславие. Да, тщеславие, забота о славе людской — одно из главных препятствий для отдачи своей жизни служению духовному началу вне себя и в себе: вне себя, всё яснее и яснее постигая его требования, и в себе, всё больше и больше подчиняя свою жизнь этим требованиям. Так что молитву оставляю такою, как записал. Разве прибавлю то, что выражает сознание, память о неизбежности, близости, естественности и благе смерти. Знаю, что умираю, и в виду смерти не могу желать ничего внешнего в той жизни, из которой ухожу; не могу тоже желать и похвалы от людей, потому что она не нужна умершему. Но не могу не желать и желаю одного: любить всегда одинаково всех и делом, и словом, и мыслью, всякую минуту и до последней минуты.

48.  Думал о том, как действенны слова умирающего. От чего? А от того, что умирающий не Думает о мирском. Да ведь мы все умирающие. Только не думай о мирском — и твои слова будут так же действенны, если только слушатели будут чувствовать твою отрешённость от мирского.

49.   Какой это неразрывный круг: добрая жизнь — дела — усиливают веру, вера производит дела. От этого ясно, как не может быть веры — а только подобие ее — самая страшная ложь — у властителей, воинов, грабителей, судей, лжеучителей.

50.  Говорят: «Разве возможно жить по закону любви, без удержания насилием злых?» То, что люди говорят это, показывает, что говорящие верят в закон насилия, верят в то, что насилие учредит жизнь. Они верят в это, и действительно, закон насилия отчасти, только отчасти, учреждает, или нам кажется, что учреждает жизнь. Что бы было, если бы мы верили в закон любви так же, как верим в закон насилия? Всё дело в вере в то или другое. И я думаю, что вера в закон любви придёт и сделается столь же общей, какой была вера в закон насилия. (Я говорю: была, потому что теперь уже является сомнение в действенности закона насилия.) А как только вера эта сделается общей, так уничтожится большая часть тех зол, от которых страдает теперь человечество.

51. Часто отдаёшься унынию, негодованию о том, что делается в мире. Какая это непростительная ошибка! Работа, движение вперёд, увеличение любви в людях, сознание ее возможности, ее применения, как закона жизни, растёт в человечестве и положительным путем — признание ее благодетельности, и отрицательным — признание всё ухудшающегося и ухудшающегося положения людей вследствие признания закона насилия. Да, надо видеть этот двоякий рост, а не отчаиваться.

52.  Смертные казни в наше время хороши тем, что явно показывают то, что правители дурные, заблудшие люди, и что поэтому повиноваться им так же вредно и стыдно, как повиноваться атаману разбойничьей шайки.

53.  Осуждать за глаза людей подло — в глаза неприятно, опасно, вызовешь злобу. И потому одно возможное, разумное, а потому и хорошее отношение к людям, поступающим дурно — такой для меня был Столыпин со своей речью — сожаление и попытка разъяснить им их ошибки, заблуждения.

54.  Нищий, мужик, бывший солдат, говорит иностранными, ненужными словами, но смысл речей один: ненависть к правителям, к богатым, зависть и оправдание себя во всём. Страшное существо. Кто это сделал? революционеры или правительство? Оба.

55.   Религиозно-нравственное положение народа ужасно, как будто нет выхода. Но он есть, только во времени. Наелся дурной, вредной пищи или напился пьян, и мучаешься, и кажется, что нет выхода, потому что сейчас действительно нет выхода, но выход есть. Желудок переварит, организм переработает, так и в этом.

56.  Какое ужасное зло сделано революционной литературой: указать прежде не сознаваемое, спокойно переносимое зло и предложить, как единственное средство избавления, средство, не избавляющее, а увеличивающее зло — это ужасно жестоко. И это самое сделано революционерами с народом.

57.  Для меня важное: Всё хочется — не знаю, по старой ли привычке или по свойству души человеческой — хочется молиться, обращаться к Кому-то, к Богу. Я последнее время, стараясь ясно определить себе Бога, как и должно было быть, пришел к признанию невозможности отношения к Нему, к отрицанию Его для разума, но потребность жива. Бог, Ты, Ты — всё, чего я смутное проявление в теле, в отделённом от Всего теле, Ты — Весь, во всём совершенстве, помоги мне. Говорю это — и мне хорошо на душе. Не знаю, кто Тот, Кого я прошу о помощи, но мало того, что знаю, что Он есть, но знаю и то, что чем больше, искреннее, горячее прошу Его о помощи, тем больше чувствую эту помощь. Да. Помоги мне освобождаться от тела, соединяться с Тобой — и чувствую, что Ты уже помогаешь, и — хотел бы сказать, что люблю Тебя, но «люблю» не то слово. Чувство моё к Тебе и не так горячо, как любовь, и не так узко, телесно. Это не любовь. В любви есть желание блага, а в этом — только желание соединения.

58.  Молюсь составленной длинной молитвой. Это нехорошо. Молитва не может быть одна и та же на все дни, на все часы. Нынче мне нужно: «помоги». А иногда нужно: «благодарю». Иногда нужно только созерцание, и иногда память о Нём и о Себе.

59.  Не знал и не знаю ни одной женщины духовно выше Марьи Александровны*. Она так высока, что уже не ценишь ее. Кажется, так и должно быть и не может быть иначе.

* Мария Александровна Шмидт (1844-1911) — близкий друг и единомышленница Толстого. С 1895 г. жила в деревне Овсянниково близ Ясной Поляны.

60.  Надеяться, ожидать чего-нибудь разумный человек может только одного: смерти.

61.  Надо в жизни не ожидать будущего, а готовиться к жизни в настоящем.

Очень ясно чувствую, испытываю радость, успокоение, свободу жизни только для Бога, в Боге.

62.  Мы, крошечные отделённые существа с нашими случайными внешними чувствами (таких чувств может быть миллионы разных. Мы и видим разные у животных), мы этими чувствами творим мир, нами познаваемый, с микроскопическими животными и небесными телами, и живём в полной уверенности, что мир действительно такой, и такой только и есть. Какая глупость! Не говоря уже о том, что мир-то этот нелепый в бесконечном времени вперёд и назад и в бесконечном пространстве, с бесконечно великими частями материи и такими же бесконечно малыми частицами материи, т.е. совершенная чепуха, не говоря уже об этом, разве не очевидно, что то, что мы называем действительно существующим миром, есть произведение чувств одного, случайно одарённого известными, исключительными чувствами существа — человека. Так что тот мир, который мы воображаем, что существует один, есть только одна из бесчисленных возможных случайностей. Знаем же мы, что это так, потому, что знаем по участию в нём, что есть другой мир, независимый от тех или иных чувств, мир духовный, — один, только один. Этот другой мир мы не можем сказать, что знаем, но можем и должны сказать, что он есть. И знать то, что он есть — великое благо.

63.  Забота о славе людской, о мнении людей не есть одна из слабостей людских, один из соблазнов, как думают многие, нет, это соблазн из соблазнов. На нем почти все, если не все грехи людей: и богатство, и учёность, и властолюбие, и раздражение, и ненависть, и отчаяние, всё на этом. Для того, чтобы почувствовать всё губительное значение этого ужасного соблазна, стоит только представить себе жизнь, свободную от него, жизнь, посвященную всю исполнению воли Бога, с совершенной беззаботностью о суждении людей. Только представить себе это живо во всех случаях жизни — и представится удивительная, неиспытанная свобода и сознание своего человеческого, Божественного назначения.

64.  Как неправильно говорить о «свободе воли». Точно как будто кто-то от чего-то освободился. Свобода света, свобода тяготения. То, что называют свободой воли, есть сама жизнь, то, что мы называем жизнью, но что и называть-то ничем нельзя.

65.  Чувствую близость смерти, и если умирать — это то, что я чувствовал вчера и отчасти нынче, то это одно из лучших состояний, испытанных в этой жизни.

66.  Для того, чтобы закон любви учредил жизнь, надо верить в него так же, как мы верим в закон насилия.

67.  Жизнь есть стремление к соединению с Началом всего, с Богом, так как же может быть страшна смерть для того, кто понимает истинный смысл жизни. Как же ему бояться того, в чём исполнение его стремлений.

68. Как рабочие сами виноваты. Цель не должна быть освобождение, а цель — достижение лучшей духовной жизни — цель религиозная, общая, и тогда и только тогда попутно достигается цель политическая, частная.

69.  Смерть есть прекращение жизни в пространстве и времени. Для того, кто не сознаёт жизни вне пространства и времени, она есть прекращение всего.

70.  Пбдати самое могущественное орудие порабощения, и потому освобождение возможно только при освобождении от участия в собирании податей и — страшно сказать (и вместе с тем радостно) — только при освобождении от корысти, при готовности к бедности, при отказе служения богатым.

71. Любить Бога значит любить божественное в себе. В себе оно ограничено, только вне себя оно полно. Предмет любви к Богу есть то, что во мне ограничено, но вне меня полно.

72.  Да, Бог сотворил мир, но не какой-нибудь особый Бог, а тот Бог, который во мне. Он сотворил весь видимый мир.

73.  Не знал, что делать? И спросил себя: что перед Богом, перед Хозяином делать? И сейчас ясно стало по крайней мере то, чего не надо, не стоит делать.

74.  Читал газету и о казнях, и о злодействах, за которые казни, и так ясно стало развращение, совершаемое церковью — скрытием христианства, извращением совести, и государством — узаконением, не только оправданием, но возвеличением гордости, честолюбия, корыстолюбия, унижения людей и в особенности всякого насилия, убийства на войне и казней. Казалось бы, так несомненно ясно это, но никто не видит, не хочет видеть этого. И они — и церковь, и государство, хотя и видят всё увеличивающееся зло, продолжают производить его. Происходит нечто подобное тому, что бы делали люди, умеющие только пахать и имеющие только орудия пахоты и только своей работой, пахотой, могущие существовать, если бы эти люди пахали бы поля, на которых уже взошли всходы. Если могли быть нужны в своё время дела церкви и государства, они явно губительны в наше время и продолжают совершаться.

75.  Хорошо бы написать о том, как наша жизнь, богатых классов, есть неперестаю-щее воровство, грабёж, которые смягчаются хотя отчасти для тех, кто родился, воспитан в этом грабеже, но которые для тех, кто увеличивают грабёж получением мест у капиталистов, у правительства, есть подлость. Для всех же есть лицемерие.

76.  Не говоря о многих и многих благах, присущих только старости: долгого опыта, свободы от сладострастия (огромное благо), забвения, равнодушия, спокойствия, самое большое или, по крайней мере, одно из больших это то, что всё, что делаешь, делаешь уже не для своей телесной личности, зная, что ее скоро не будет. Так для меня особенно важно сознание того, что я не услышу похвал, не буду знать о впечатлении, которое произведёт написанное. Так что могу писать только перед Богом, с одной мыслью, что эта моя деятельность хороша, угодна Ему, тому, кто меня послал.

77.  Всё яснее и ярче и настоятельнее требует изложения мысль о том, что одна из главных причин бедствий, переживаемых человечеством, это инерция, признание добрыми отжившие формы жизни: церковь, государство, наука. Пахать по всходам, надевать на себя взрослого детскую одежду, разрывать, зашивать, прилаживать ее, а не понять то, что она уже не нужна, что надо ее бросить, а строить новую.

78.  Надо в приёмах жизни выражать свою расценку людей: сострадательное отвращение к П.Столыпинам и всяким Гершельманам и министрам, и уважение к мужику, и сострадательного уважения к рабочему босяку.

79.   Приписывать себе значение можно, только забывая о Боге и о своём отношении к Нему. Как бы ты ни был важен и полезен для людей, перед Богом-то чтб ты? И какая разница между тобою и самым кажущимся тебе ничтожным человеком?

80.  Важность, значительность последствий наших поступков нам не дано знать. Доброе слово, сказанное пьяному нищему, может произвести более важные и добрые последствия, чем самое прекрасное сочинение, верно излагающее законы жизни. И потому руководиться в выборе своих поступков нельзя предполагаемыми последствиями, а только нравственным для себя достоинством поступка.

81.  Я забыл почти всё, что было, особенно ближайшее, но что же я — меньше «я», меньше сознаю жизнь от того, что я забыл? Напротив: я больше «я», больше сознаю жизнь.

Разве не то же самое случилось со мной, когда я родился? Я не принёс ничего, а только был.

То же самое совершается при смерти.

82.  То, что мы не можем понимать и всю нашу жизнь до рождения и после смерти иначе, как во времени, не доказывает того, что вся жизнь во времени. Это доказывает только то, что теперь мы не можем понимать жизнь иначе, как во времени.

83.  Хорошо бы описать наше устройство жизни, как оно есть, некоторых властвующих над многими посредством обмана мысли: религии, науки, внушения, опьянения, насилия, угроз. Да, ужасно!

84.  Огромное количество рабочих кладут свой труд на произведение предметов роскоши: туалеты, мебель, произведения искусства, и всё не успевают занять все руки рабочих. Стоит только стать массе народа в положение хоть небольшого достатка, и рабочих не хватит, чтобы удовлетворить их потребности — жилья, одежды, пищи, удовольствий!

85.  Бороться с половой похотью было бы в сто раз легче, если бы не поэтизирование и самих половых отношений и чувств, влекущих к ним, и брака, как нечто особенно прекрасное и дающее благо (тогда как брак, если не всегда, то из 10000 — 1 раз не портит всей жизни); если бы с детства и в полном возрасте внушалось людям, что половой акт (стоит только представить себе любимое существо, отдающееся этому акту) есть отвратительный, животный поступок, который получает человеческий смысл только при сознании обоих того, что последствия его влекут за собой тяжёлые и сложные обязанности выращивания и наилучшего воспитания детей.

86.  Мужик думает своим умом о том, о чём ему нужно думать, интеллигент же думает чужим умом и о том, о чём ему совсем не нужно думать. Но думает мужик так только до тех пор, пока он дома, в своей среде; как только он приобщился интеллигенции, так он думает уже совсем чужим умом и говорит чужими словами.

87. Всё живее и живее чувствую потребность писать для grand monde*, и только для него. <...> Нынче всё утро читал легенду о Кришне. И то самое, что я отверг, имея в виду наш круг, превосходно для народа: легенда, подобная Христианской, среди другого, чуждого народа. Мы решили: 1) Очерк Индии, ее истории и теперешнего положения, 2) Легенда Кришны и 3) Изречения Кришны. Можно потом 4) Изречения новейших — Рамакришны и Вивекананды. Потом 5) Обзор Китая и три религии, 6) Буддизм, 7) Конфуцианство, 8) Таосизм, 9) Магомета изречения, 10) Бабизм.

* большого света.

88. Мне стало ясно, ясно до восторга и умиления то, что нужно бы сделать. Стало мне ясно то, что в существующем зле не только нельзя обвинять никого, но что именно обвинения-то людей и делают всё зло. Вспомнил Марка Аврелия или Эпиктета (не помню), который говорит, что на делающего зло не только нельзя не должно сердиться, но его-то и жалеть надо. А тут сердятся на людей, воспитанных в том, что хозяйственность (как говорит Тарас) — добродетель, что хорошо наживать, хорошо не промотать отцовское, дедовское, — сердятся и готовы убивать их за то, что они делают то, что считают должным, и мало того: стараются владеть этим как можно безобиднее, делают всякие уступки, лишая себя. И их считают врагами, убивают те, которые и не подумают сделать этого. Убивают и тех, которые воспитаны на том, что стыдно не занимать в обществе то же положение, которое занимают отцы, деды, и занимают эти места, стараясь смягчить свою власть. И убивают те, которые желают власти не менее, не имея для этого даже и повода наследственности. Одним словом, надо и хочется сказать то, что надо войти в положение людей и не судить их по их положению (которое образовалось не ими, а по тысячам сложнейших причин), а по их доброте. То есть внушить то, что все мы знаем, что мы все люди, все братья, и нам надо судить себя, а не других. Положение же улучшиться может никак не наказаниями (т.е. местью, злыми чувствами и делами), а только добротой. Хочется сказать:

То, что живём дурно и в чём эта дурнота, сказано и пересказано и не переставая говорится — нечего повторять это. Надо думать, как исправить. А исправить есть только одно средство — доброта ко всем и строгое суждение к себе — религия добра — любовь, любовь, любовь. Е pur si muove.*

* А всё-таки она вертится.

89.  Как хорошо говорится: 70 лет живу на этом свете. Живу-то безвременно, а на этом свете — столько-то.

90.  Никакие грехи: воровство, блуд, убийство и др., в 1/100000 доле не делают того зла, какое делают оправдания хотя бы самой малой слабости.

Все ужасы, совершаемые правительствами, и безумия, распространяемые церквами, основаны на таких оправданиях религиозных, патриотических, социалистических.

91.  Как прост вопрос о земле с точки зрения владельцев ею. Я огораживаю от всех кусок земли и допускаю пользоваться ею только под условием служения мне.

При личном рабстве владелец заставляет известных людей, под угрозой битья, убийства, служить себе; при земельном рабстве владелец заставляет неизвестно кого, каких-то людей, под угрозой голода, даже смерти, служить себе. Как просто! И удивительное дело: сколько веков вообще и сколько десятилетий после уничтожения личного рабства прошло, пока люди начинали сознавать своё положение. И при этом-то всемирном, освящённом законом рабстве, называемом священной собственностью, люди хотят устроить какое-то социалистическое благоденствующее государство. Удивительно, как мало человек пользуется своим разумом.

92.  Возведение брака в Какое-то, с одной стороны, таинство, с другой — в форму высшего блага жизни человеческой есть грубое заблуждение, совершенно подобное тому, какое было бы, если бы приятие пищи возведено было в таинство или в одно из высших благ.

93.  Прежде всего надо понять, что нет и не может быть никакого подвига, никакого геройства, ничего «великого». Есть только исполнение и неисполнение долга. Всё равно, как если бы конюх, убирая конюшню, пахарь или косец говорили бы о том, какой они сделали подвиг, какое геройство, великое дело совершили вчера, убирая конюшню, или допахивая поле, или докашивая луг.

94.  Читал Канта: Религия в пределах только разума. Очень близко мне. Нынче читал то же. Как я счастлив, что делал то же. Как счастлив, как благодарен. Сейчас перед сном болезненно захотелось молиться Богу, молиться Богу, просить Его помощи, чувствовать, сознавать Его, Его помощь, и болезненно и радостно до слёз. И молился, и просил и помощи, и того, чтобы Он был со мной. И Он был и есть. И сейчас пишу, и до слёз радостно.

Кто Он? Он тот, то, что я знаю любовью, и общение с Ним есть, и не могу не желать и в форме прошения, моления не могу не выражать этого общения.

95. Жить во времени — значит жить в прошедшем и будущем. Из известного прошедшего строить предполагаемое будущее. И какое счастье, когда, как у меня теперь, почти исчезло прошедшее, меньше, но всё-таки исчезло и будущее. И ровно насколько исчез интерес к прошедшему (даже всё забыл) и к будущему, настолько увеличился интерес к настоящему, т.е. к настоящей жизни.

96.  Я непосредственно сознаю только одну частицу мира — своё тело, но то, чем я сознаю, единое со всем, что живёт, т.е. сознаёт себя. И я посредственно, через свои чувства и разум, сознаю и весь мир.

97.  Чем старше становишься, тем короче становится прошедшее и будущее, тем сосредоточеннее в настоящем. В смерти полное сосредоточение в  (contradictio in adjecto*) безвременном моменте.

98.  До сих пор не понимал всей важности работы над своими мыслями. Эта работа происходит почти только в настоящем: сегодня подумал дурно — и сейчас поправился, и ничто не мешает. А как важно! Подумаешь о Л., о Г., о себе, что я сделаю, и сейчас поправишься; и я вижу, как я этой работой подвигаюсь более, чем всякой другой.

99.   Помоги, X.    X — не Христос, а икс, т.е. неведомый, но сознаваемый Бог.

100.   Мучительна мне это безумная (больше, чем безумная, рядом с бедной на деревне) жизнь, среди которой уже сам не знаю как обречён доживать. <...> И роскошь мучительная, стыдна, отравляет все, и тяжелы сыновья своей чуждостью и общей всей семье самоуверенностью исключительной, — то же у дочерей. Хочется сказать про это Саше,** чтоб она поняла, как хорошо быть правой, но как во много раз лучше, радостнее быть виноватым перед собой, и самое лучшее, когда сомневаешься, виноват или нет, и всё-таки признаёшь себя виноватым.

* противоречие в понятии.

** Младшая дочь.

101.  Как губительна, развращает детей гимназия (Володинька Милютин — Бога нет), как нельзя преподавать рядом историю, математику и Закон Божий. Школа неверия. Надо бы преподавание нравственного учения.

102.  Много читал о древней китайской и индусской религии, и как ясно стало их преимущество о том, что у них насилие есть религиозное начало, нужное для благоустроенной жизни, у нас же, у христиан (будучи противным исповедуемой нами религии), есть только грех и прелесть греха насилия, власти.

103. Да, Бог дышит нашими (всеми отдельными существами) жизнями. Что Он делает через нас? — мы не знаем и не можем знать. Одно мы знаем, что в этом наша жизнь, и когда мы знаем это, то и нам хорошо, и легко делается, как по маслу, и наше и Его дело.

104. Выбора нет людям нашего времени: или наверное гибнуть, продолжая настоящую жизнь, или de fond en comble* изменить ее.

* сверху донизу.

105. Всё растёт и вырастая изменяется. Неужели неизменно одно то, на основании чего живёт человечество?

106.  Приучать себя думать о себе, как о постороннем; а жалеть о других, как о себе.

107.  Да, подчиняться и ставить выше всех других может и должен человек только одному закону: тому, который свойствен всем людям и в исполнении которого все люди находят своё благо.

108.  Человек и родится, и живет, и умирает один, и сам же, один же получает награду — не в каком-либо неизвестном, а в этом мире за добрую, и наказание — за дурную жизнь. (Законы Ману.)

109.  Самое для меня дорогое, важное, радостное; а именно:

Как хорошо, нужно, пользительно, при сознании всех появляющихся желаний, спрашивать себя: чьё это желание: Толстого или моё. Толстой хочет осудить, думать недоброе об NN, а я не хочу. И если только я вспомнил это, вспомнил, что Толстой не я, то вопрос решается бесповоротно. Толстой боится болезни, осуждения, и сотни, и тысячи мелочей, которые так или иначе действуют на него. Только стоит спросить себя: а я что? И всё кончено, и Толстой молчит. Тебе, Толстому, хочется или не хочется того или этого — это твоё дело. Исполнить же то, чего ты хочешь, признать справедливость, законность твоих желаний, это — моё дело. И ты ведь знаешь, что ты и должен и не можешь не слушаться меня, и что в послушании мне твоё благо.

Не знаю, как это покажется другим, но на меня это ясное разделение себя на Толстого и на Я удивительно радостно и плодотворно для добра действует.

110.  Сознание Божественности своей души —  это разумная (метафизическая) основа жизни. Любовь — это проявление в жизни этого сознания своей Божественности (религиозная основа жизни). Воздержание от страстей, грехов, соблазнов, препятствующих проявлению любви, — это добрая жизнь (нравственная основа).

111.  Основа всего — моя отделённость, сознание моей отделенности. Сознание же отделенности есть сознание себя отделённым и того, от чего отделён. Из отделенности моей вытекает, первое, моё представление о веществе, составляющем меня, и того, от чего я отделён, и, следовательно, о пространстве, в котором оно проявляется, и второе — моё представление о движении, т.е. изменении отношений отделённого от того, от чего оно отделено, и, следовательно, о последовательности этих изменений, о времени.

112.  Да, три сорта людей: воры, нищие и работники. Я — к первым; мы, воры, неприятны, но хуже их нищие — просители: кому денег, кому совет, кому место, кого спасать. Да, vivre et laisser vivre.* Эгоизм —  самое дурное чувство, и самое хорошее, —когда эгоист тем, что никого, кроме себя (и Бога), не нужно и просить никого ни о чём не нужно.

* жить и давать жить.

113. «Чем хуже, тем лучше». Это так: лучше для того, кто живёт для души (как хорошо, ясно, просто это выражение!). Худое — это только материал и поощрение работы для души. А эта работа лучшее благо.

114.  К заповедям: не убий, не укради, не прелюбодействуй, надо прибавить: не проси.

115. Чем нелепее вера, тем она упорнее, твёрже: вера в искупление, бессмертники, мале-ванцы; чем разумнее, тем подвижнее, не упористее: всегда уясняется, проверяется.

116.  Всё живое, настоящее растёт незаметным ростом, и также — истинная вера в душе одного человека и всех.

117.  Да, Толстой хочет быть правым, а Я хочу, напротив, чтобы меня осуждали, а Я бы перед собой знал, что Я прав.

118.  Всякое положение, всякий поступок по отношению к внешнему благу и к возможности внутреннего истинного блага — безразличны. Только бы мне самому всегда поступать по воле Бога! ...Всё, что совершается во внешнем мире, безразлично для нас, потому что наверное хорошо — благо дня всех и всего, и что надо оставить заботу об этом, предоставив всё Ему, и тем больше направить все свои силы на то одно, что в нашей власти, — на исполнение в себе Его воли, — воли, состоящей в совершенствовании в любви. Сила, жизнь есть, требует приложения. Чем больше прилагаешь ее на внешнее, тем меньше остаётся ее для внутреннего, и наоборот. — Это совершенно подобно (хотя и неверно в отношении размеров) — подобно положению рабочего на огромном заводе. Рабочий приставлен к очень маленькому, вполне доступному его силам делу: вертеть, качать, цеплять что-нибудь, и он знает, что чем точнее он будет исполнять то, к чему он приставлен, тем лучше ему самому будет и тем лучше пойдет всё дело непонятного ему во всём устройстве завода. И точно так же, как ошибочно и губительно для себя будет поступать рабочий, если, отвлекаясь от назначенного дела или вовсе оставляя его, будет заниматься общими, не предоставленными ему делами завода, будет учить, поправлять других рабочих ввиду наилучшего хода всего завода, устройства которого он не знает и не может знать, — точно так же, как губительно (только для себя будет поступать такой рабочий, потому что у хозяина рабочих — без конца, и неработающий будет заменён работающим, ход же завода обеспечен), — точно так же поступает и человек, оставляя то дело внутреннего усовершенствования и проявления его в любви, к которому он приставлен, и отдавая свои силы на содействие тому делу, которое вне его власти и хода которого он не знает и не может знать.

119.  Если человек ясно только поймет, в чём его дело, и то, что не его дело, то для такого человека будут совершенно одинаковой ценности поступки: поступок, который спасёт от смерти тысячу человек, и поступок, состоящий только в том, что человек удержится от злого, осудительного, обличительного слова против человека, обидевшего его. Последствия того и другого поступка и всех наших поступков недоступны, непонятны нам; добрый же, нравственный поступок, если он вполне нравственный, добрый, не имеет никаких других побуждений, кроме добра, не может быть ни больше, ни меньше, все такие поступки равны.

120. Читал Вехи. Удивительный язык. Надо самому бояться этого. Не русские, выдуманные слова, означающие подразумеваемые новые оттенки мысли, неясные, искусственные, условные и ненужные. Могут быть нужны эти слова только, когда речь идёт о ненужном. Слова эти употребляются и имеют смысл только при большом желании читателя догадаться и должны бы сопровождаться всегда прибавлением: «ведь ты понимаешь, мы с тобой понимаем это». Написал о Вехах... кажется ненужно. Недобро.

121.   Горький пишет об индивидуализме. Этим словом на интеллигентном жаргоне называется жизнь личности. И им кажется, что они открыли что-то новое, когда пришли к тому, что «индивидуализм» нехорошо, а хорошо социализм, коммуна, народ et tout le tremblement*. Им и в голову не приходит то, что в противоположении личности, отделённого «я» от Всего и сознании этого Всего (Бога) вместе с «я», что в этом вся суть и тайна жизни, тысячи лет тому назад сознанная людьми, но только с той разницей, что они противополагают личность какому-нибудь собранию людей, а в действительности она противополагается Всему, то есть Богу и всему человечеству, всему живущему, всему.

* со всем блеском и треском.

122.  Чувствую близость — не смерти — (смерть — скверное, испорченное слово, с которым соединено что-то страшное, а страшного ничего нет) — а чувствую близость перехода, важного и хорошего перехода, перемены. Хотел сказать: перейду к Богу; и это не верно. Если бы во мне не было Бога, то я мог бы сказать: пойду к Богу, — а как же я пойду к самому себе. Чтобы точно выразиться, надо сказать, что я перестану быть человеком. И в этом нет ничего ни дурного, ни хорошего, а только то, что должно быть, как нет ничего ни дурного, ни хорошего, что я был Лёвочка, а теперь стал отходящий (отходящий лучше) старик. Такое состояние близости к перемене очень, смело скажу, радостно. Так ясно видишь, что нужно делать, чего не нужно.

123.  Для своего блага (истинного) и для служения людям (исполнения своего назначения в мире) нужно два свойства: 1) довольство всеми теми внешними условиями, в которых живёшь, и 2) всегдашнее недовольство своим душевным состоянием. Ничего не делать для изменения своего внешнего состояния и все силы направлять, сосредоточивать на улучшение своей души. Большинство же людей делают обратное: всегда довольны своей душой, собой, и всегда недовольны своим положением — стараются улучшить его, этим самым еще больше вредя душе. — Это очень важно в особенности потому, что для своего блага — и это главное — при довольстве внешнем и недовольстве внутреннем всё, на что направлены силы, в моей власти; при обратном же, то, на что направлены силы, вне моей власти.

124.  Забота о мнении людей, о славе людской скрывает — не скрывает, а уменьшает, ослабляет радость исполнения доброго, хорошего только для удовлетворения требований своего духовного «Я» (воли Бога).

125.  Китайцы не знают ни Бога, ни богов, знают один нравственный закон (как они его понимают), и насколько они нравственно, т.е. весь народ, выше наших христиан.

126.  Как странно, что не хочется видеть увядание тела: выпадение волос, сыпь на ухе, морщины, мозоли... Отчего же радовался на возрастание, укрепление тела, мать так радуется при своём ослаблении от беременности, рождающийся кричит от боли и радости, а я, старик, не радуюсь признакам приближения к новой жизни? Дурная привычка. Давно пора откинуть ее и радоваться признакам приближения к... смерти не хочется сказать, к новой жизни? — не имею права, — приближения к тому, что так же естественно и должно быть и хорошо, как возмужание.

127.  Мы не можем понимать иначе нашу жизнь здесь, как в пространстве и времени. Но сознавать мы нашу настоящую жизнь не можем иначе, как вне пространства и времени, всегда в моменте настоящего. И потому, говоря о жизни вне условий этой жизни, о жизни «до» рождения и «после» смерти, мы не можем, не должны приписывать ей условий пространства и  времени,  говорить,  где будет жизнь. Мы знаем только то, что жизнь и до рождения была и после смерти будет не такая, какая она есть теперь, т.е. не была и не будет пространственной и временной. Какая же она будет? не знаем, не можем знать.

128.  Лао-Тзе как хорошо говорит: высшее духовное состояние всегда соединяется с самым полным смирением.

129.  Самое лучшее и самое худшее — себялюбие, эгоизм. Вопрос только в том: кто тот, кого я люблю больше всего? Если телесный я — дурно; если духовный я, то самое лучшее, что может быть. И этот-то духовный эгоизм я на деле в жизни почувствовал, и почувствовал всё благо этого. Началось с неприятного чувства от нищих просителей. «Да ведь это твоя работа, твой материал для работы — любить нелюбящих, неприятных». И сейчас исчезло всё неприятное, тяжёлое.

130.  Главное — радость в сознании на опыте возможности жить только перед Богом. <...> Как только чувствуешь Его судьёю — нет и не может быть мысли о суждении людей.

131.  Недобрая брошюрка... И я вот потерял своё отношение к Богу и огорчался суждением людей. А стоило только вспомнить, чей один мне важен суд, и как всё легко — не то что легко стало, а всё исчезло.

132.  Мы, я, только говорим о том, что в нас, в каждом человеке живёт, проявляется Бог. Но ведь это не слова, это несом-неннейшая истина. Так надо и жить по ней. А что значит жить по ней, по той истине, по которой — Бог в каждом человеке? Значит то, что при встрече, при общении с человеком — помнить, что я имею дело с проявлением Бога, т.е. при всяком общении с человеком быть в торжественно набожном, молитвенном настроении. Молитва — это молитва, вызывание в себе высшего духовного состояния, памятование о своей духовности. Общение с человеком — это таинство общения с Богом, причащение. Ах, если бы всегда помнить это! А можно. И буду пытаться.

133.  Читал брошюру (Восторгова) — брань меня. Не могу сказать, как тот мудрец, что хорошо, что он еще не всё знает моё дурное, но было больно сначала, а потом, как только вспомнил, что это — материал работы, мой экзамен, что мне нужно только перед Ним быть или приближаться к тому, чем Он хочет, чтоб я был. И тотчас не только прошло тяжёлое чувство, но заменилось радостным. Как бы передать это людям? Боюсь ошибиться в свою пользу, но кажется, чувствую перемену отношения к людям от памятования о сущности закона жизни — любви. На езде верхом рассердился на лошадь за ее пугливость и стал мстить и дёргать ей рот. И вспомнил, что и в лошади тот же дух жизни, и что и с ней надо обращаться религиозно, любовно, и тотчас изменилось отношение. То было: я тебе испугаюсь — и хлыст; а то: ну, милая, не бось. И это отношение к животным очень важно. Оно лучше, легче всего подготавливает к такому же любовному отношению к людям: люди лгут, тщеславятся, язвят нарочно, главное, лжемудрствуют, и с ними труднее удержаться. А привыкнешь к животным — легче будет с людьми.

134.  Как будто чувствую и в себе, и в человечестве созревание плода.

135.  Сержусь, досадую на нищего просителя, а только бы помнить, что это оселок для точения, повод для укрепления привычки любви.

136. Самоотречение?! Разве можно отрекаться от себя, когда «я» — только я телесное. Самоотречение есть отречение от того, что я ошибочно считаю собою. Самоотречение есть признание своей божественности, вечности.

137. Всё дело в том, чего человек хочет достигнуть — в чём его идеал: хочет он богатства, почестей, славы, удовольствий — будет одна жизнь; хочет любви своей ко всем людям — будет совсем другая. Всё в идеале. Хочет человек богатства, почестей, славы, удовольствий — и будет он обдумывать, как отобрать побольше от других себе, как бы поменьше расходовать, давать другим; хочет почестей — будет потакать, услуживать, покоряться тем, кто во власти, будет горд, будет отделяться от людей, будет презирать тех, кто не нужны ему для успеха. Хочет славы — будет всем жертвовать, и чужой и своей жизнью, для успеха. Хочет удовольствий — будет придумывать средства увеличения наслаждений, переменяя и придумывая наиболее сильные. Если же хочет человек любви своей ко всем людям, то будет он, когда без дела один сам с собою, вспоминать о том, как он в прежней жизни, вчера, нынче, не соблюл любви с человеком, как сделал, сказал, подумал недоброе, нелюбовное, и будет думать, что помешало ему в этом: какие пороки, соблазны, привычки, и будет думать о том, как избавиться от них. Когда же на людях, будет стараться помнить, что одно нужно для исполнения воли Пославшего и для его истинного блага, нужна только любовь к людям, и, помня это, будет обходиться с каждым человеком одинаково, как с братом, стараясь не только о том, чтоб не сделать ему вред (один из самых больших — раздражить его) но о том, чтобы сделать ему то добро, которое можешь. Будет, главное, воздерживаться от всего того, что может нарушить благо других людей, что несовместимо с любовью. Если хочет человек любви, то будет он естественно и в делах, и в словах, и в мыслях воздерживаться от того самого, что для человека, живущего не по закону любви, представляет главную цель жизни, — будет воздерживаться от собирания и удерживания богатства, от достижения почестей, славы, от всех удовольствий, доступных не всем людям и приобретаемых всегда одними людьми в ущерб другим. Люди говорят: это трудно. Но они говорят так только потому, что, не испытав радости любви, не знают ее и не верят в неё. Трудно жить по любви! Трудно жить несогласно, противно любви. А стоит только человеку испытать жизнь по закону любви, чтобы никогда уже не захотеть никакой другой.

138. Любить Бога — значит любить проявление Его. Проявление яснее всего (прежде всего) сознавалось это проявление Его во мне. Но проявление Его я не могу не видеть везде: в небе, в земле, в камне, песке, в звёздах. Разница во всех этих проявлениях только та, что одни ближе ко мне (не по месту ближе, а по роду проявления), а другие дальше. Чем ближе ко мне, тем больше можно и должно любить. Самое дальнее от меня: земля, камень, песок, небо, планеты, звёзды, — мне естественно любить и их, но дерево, растение ближе ко мне, и я больше люблю их, еще больше — животных, больше всего — самого близкого к себе, человека. Но еще больше, больше всего на свете не могу не любить себя, свое я, только не телесное, мерзкое я, которое должно мне быть так далеко, как всякое животное, даже как камень, песок, но своё духовное я, любовь к которому есть сама любовь, есть любовь ко всему. Отвратителен эгоизм телесный, и нет ничего выше эгоизма духовного, перенесения своего сознания в духовное, вечное, всемирное я. И перенесение это совершается любовью и даёт такое благо, испытывая которое ничего больше не нужно. Как же не благодарить Того, То, что дало нам это благо?!

139. Чувствую особенно радостное, спокойное, удовлетворенное духовное состояние. <...> Ах, если бы это было последствием нового, более живого понимания любви и зависимости от одного Бога!

140.  Одна из главных ошибок, мешающих осуществлению закона любви, это — представление о том, что для жизни по учению

Любви нужно полное осуществление каждым человеком в своей жизни закона любви. Нужно не осуществление — полное осуществление невозможно, если бы оно совершилось, не было бы жизни, — нужно приближение к осуществлению. В этом приближении — жизнь и ее благо. Люди же обыкновенно, признав учение в полном осуществлении закона любви и видя невозможность этого осуществления и для отдельных лиц, и для всего человечества в данное время, решают дело тем, что признают учение прекрасным и вместе с тем неосуществимым. Одних это заводит в отрицание всякой религии, других — в такое извращение христианства, при котором невозможность эта исполнения всего учения исправляется благодатью, верой в искупление, таинствами. Эта-то ошибка отводит людей от того ясного, вытекающего из учения о любви, понимания жизни в том, чтобы дело жизни полагать в этом приближении к совершенству, и в приближении непременно постепенном, т.е. в достижении сначала первых степеней совершенства, потом следующих и т.д. Как говорит китайский мудрец, что для того, чтобы взойти на гору, надо начинать с подошвы. В этой-то постепенности — и главная задача практического учения любви. Нельзя стараться быть милосердным, собирая и удерживая ненужные для жизни богатства; нельзя быть смиренным, считая себя начальником, аристократом, высшим светским или духовным лицом; нельзя быть человеколюбивым, участвуя в военном деле или будучи военным.

В нашем обществе людям, желающим следовать законам любви, предстоит прежде всего деятельность отрицательная: не делать того, что делал и что делается вокруг тебя.

141.  Большие мыслители: Христос, Лао-Тзе откроют истину, люди пониже их духом, ученики (Павел) принизят, приспособят к большинству. Большинство ещё принизит, установит легенды. Чем больше круг, тем мельче. А потом явятся уж люди чуждые веры, которые закрепят.

142.  Хочется, хочется умереть. И без недоброго отчаянного чувства, а просто уйти к Нему и уйти от них.

Никогда не испытывал такого сильного желания смерти, спокойного и твёрдого и радостного желания. Кажется, что нечего делать здесь. Разумеется, только кажется. Если держат меня здесь, то есть и дело, постараюсь делать его. Ohne Hast, ohne Rast.* А слава Богу, опять от этого желания смерти стало на душе хорошо.

143.  1) Соблазн тщеславия губителен, главное, тем, что подменивает религиозное чувство или сознание. И потому это едва ли не худший, вреднейший из соблазнов. Для других вреден, противен сладострастник, скупец, гневливец, лжец, но для себя самого хуже всего тщеславный человек, делающий всё для мнения людей. Там есть предел, здесь нет.

2)  Только одна вера освобождает человека от этого рабства перед мнением людей.

3)  В воспитании первое дело приучить детей (да и людей) к тому, чтобы у них были поступки, независимые от мнения людей.

4)  Особенно могущественно это чувство потому, что оно соприкасается с любовью, преимущественно с желанием быть любимым, и представляется в виде любви. «Я не делаю противно мнению людей, чтобы не огорчить их, и делаю по-ихнему, чтобы сделать им приятное». Да, хорошо упражняться в делании добрых дел, не одобряемых людьми.

144.  Богопочитание любовью тем важно, что всякое другое богопочитание или вовсе не требует усилия, или, если требует, то усилия легкого, внешнего — встать, пойти в церковь, произносить слова молитвы и т.п., тогда как богопочитание любви к людям требует внутреннего, духовного усилия: вспомнить, что перед тобой проявление Бога, и вызвать в себе то высшее духовное состояние, на которое способен.

145.  Бог не в храмах, не в изображениях, не в словах, не в таинствах, не в делах человеческих, а в человеке, в самом человеке; перед ним, перед проституткой, палачом, приговаривателем к казням, — перед этим благоговей, созерцая в них Бога.

146.  Начинаю привыкать к душевному состоянию свободы от заботы о людском мнении — и какое спокойствие, твёрдость! Состояние это возможно только при полном перенесении жизни в исполнение Его воли, требований Его через совесть, сознание в себе Его.

147.  Да, два дела, две работы: помнить, когда я с людьми, помнить одно то, что важно и нужно мне не одобрение их, а одобрение Бога во мне, и другое — то, что люди передо мной не только люди, но Бог в людях, что я перед Богом и в себе и в них. То есть не заботиться о том, чтобы они любили, уважали меня, а самому любить и уважать их, как Божественное.

148.  Чествование моё плохой признак. Навело меня на эту мысль чествование Мечникова. Оба мы, очевидно, очень пустые люди, если так потрафили толпе. Утешает меня немного то, что меня ругают — не завистники, а серьёзно ругают и революционеры, и духовенство, церковники.

149.  Есть два очень грубые и вредные суеверия: одно — что есть Бог, который сотворил мир и человека и дал ему определённый, выраженный словами закон; другое — что мир, познаваемый нашими чувствами, такой в действительности, каким он нам представляется, и наша жизнь, т.е. закон нашей жизни, определяется нашим отношением к этому миру. Первое суеверие распространено среди масс и как ни грубо оно, менее грубо и менее вредно, чем суеверие образованного меньшинства о руководстве жизни, выводимом из отношения к миру, познаваемому нашими чувствами, не признающих своё мировоззрение верою, тогда как это мировоззрение есть только вера, и очень нелепая.

150.  Неравенство имущественное, разделение государств делают, во-первых, то, что изобретательность направляется на выдумки для удобств, потех некоторых, на военную борьбу и, во-вторых, и деятельность направляется на угождение им: лакеи, актёры, писатели, артисты.

151.  Для того, чтобы была независимость от условий жизни мира, нужно непереста-ющее сознание зависимости от Него, Того, кто во мне и в Себе.

* Без поспешности и без промедления.

152.  Мужчина смешон, когда хвастается своим лицом и грацией, а женщина своей силой и умом.

153.  Говорить серьёзно о праве, когда есть право земельной собственности, всё равно, что говорить о праве на владение рабами, о порядке продажи их.

154. Время есть только та форма, в которой я сознаю свою жизнь, имею радость творить ее. Жизнь же моя вся уже есть для Начала жизни — Бога. Бог через меня и бесконечное количество существ живёт и даёт радость, благо жизни мне и всем этим существам. То, что мы называем свободой воли и что и есть свобода, это — допущение или не допущение в себя Бога с тем, чтобы Он мог через меня творить жизнь — жить. Недопущение же Его в себя лишает меня блага жизни, но Ему не может мешать жить, так как он живёт в бесконечном количестве существ, т.е. непонятно для меня. Кроме того, Он живёт и в тех существах, которые сознательно не допускают Его в себя. И живя в них, достигает тех же своих целей. Важно тут только то, что человек, каждый из нас, имея бессознательное благо жизни, может иметь и величайшее сознательное благо — быть орудием Бога, непосредственно соединяясь с Ним и заодно творя и Его, и свою жизнь.

Дождь поливает поля, леса, степи, и живущие уже на них злаки, деревья, травы имеют вследствие воспринятия влаги радость роста, цветения, плодоношения, но влага, дождь, действует и на голую землю, размягчая ее, приготовляя ее к возможности принимать семена и растить их. То же и с людьми — и сознательно участвующими в жизни Божеской, и не сознающими Бога и всё-таки участвующими, сами не зная того, в Его жизни.

155.  Общение человека с человеком есть единственное и величайшее таинство: сознание себя (Бога) в другом. Только бы понимать его таинство.

156.  Люди, мало мыслящие и занятые своими целями, не могут переноситься мыслью в других. — А это-то и важно.

157.  Сходясь с людьми, не думай о своей выгоде, а о том, как ты будешь судить о себе; думай о выгоде того, с кем сходишься, и не думай о том, как он будет судить о тебе.

158.  Хотелось бы в «Нет виноватых» показать, как все люди живут одним своим и глухи ко всему остальному.

159.  Надо, обращаясь с людьми, не думать о своих желаниях, а помнить о желаниях тех, с кем имеешь дело; но не думать о суждении о себе тех, с кем имеешь дело, а думать о том суждении, которое будешь иметь о своём отношении к этим людям.

160.  Мечников оказался очень легкомысленный человек — арелигиозный. Я нарочно выбрал время, чтобы поговорить с ним один на один о науке и религии. О науке — ничего, кроме веры в то состояние науки, оправдания которого я требовал. О религии — умолчание, очевидно, отрицание того, что считается религией, и непонимание и нежелание понять того, что такое религия. Нет внутреннего определения ни того, ни другого, — ни науки, ни религии. Старая эстетичность Гегеле веко-Гётев-ско-Тургеневская. И очень болтлив. Я давал ему говорить и рад очень, что не мешал ему. Как всегда, к вечеру стало тяжело от болтовни.

161. Бога или нет, или нет ничего, кроме Бога.

162. Жестокость несвойственна человеку и объясняется только узостью цели, сосредоточенностью усилий жизни на цели. Чем уже эта цель, тем возможнее жестокость. Любовь целью ставит благо других и потому, исключая цель, несовместима с жестокостью.

163. Записать молитву Соничке.

Утренняя молитва. Верю, что Бог живёт во мне и в каждом человеке, и потому хочу любить и почитать Его в себе и в других и для этого не делать ничего противного Ему. Никого не обижать, не бранить, не осуждать, всем уступать, всем делать то, что себе хочешь, всех любить.

Вечерняя молитва. Верю в то, что Бог во мне и во всех людях, и потому хочу ничего не делать противного Ему, а вот сделал то-то и то-то. Подумаю, от чего я сделал это и как сделал, чтобы опять не сделать того же?

164.  Бог открывается одной любовью, но утверждается разумом.

165.  Бог открывается человеку и любовью, и разумом. Это две стороны Его, доступные человеку.

166.  Всё подвигаюсь в внутренней работе. Никогда не поверил бы, что это возможно в 81 год. Всё большая и большая строгость к себе и от того всё большее и большее удовлетворение. Главные две черты: преданность Его воле и неосуждение в мыслях.

167.  Человек знает, что умрёт, и даже с каждым днем умирает. Казалось бы, довольно знать это, чтобы понять (то, чего никто не понимает), что смысл жизни не может не быть независимость от временности существования, а именно, во всяком случае тот, чтобы исполнять в этом мире то, чего хочет Пославший, или то, что даст смысл всякому моменту жизни, а даст такой смысл только одно: исполнение, стремление к исполнению единого желания, в котором одном свободен: нравственного совершенствования.

168. Когда я задался задачей подавлять в себе всякое чувство недоброжелательства, мне дело это казалось не важно, главное, потому, что я не верил в возможность его исполнения. Так мне казалось и первые дни. И вот прошло, я думаю, около двух месяцев, и я нынче думал на прогулке о том, к кому у меня есть недоброе чувство, стал вспоминать и — удивленье и радость — перебирал, кого мог, и не нашел никого.

169.  Короткая молитва: Знаю, что если я в любви, то я с Тобою. А если я с Тобою, то всё благо. Так буду же всегда любить всех в делах, словах и мыслях.

170.  Надо найти прежде, где замок и чем он держит, а потом найти ключ. Замок, запирающий всё, солдатство. Ключ, отпирающий замок — один: вера в Бога. Солдаты производят и держат солдат. Разумное соображение о том, что мы сами себя мучаем, недостаточно, нужна вера.

171.   Разум есть то, посредством чего мы познаём то, что есть Бог, — познаём любовь. Пока не познал любовь, разум представляется всем, Богом (Бог есть слово).

172.  Человек ограбил всё селенье и сложил в кучу ограбленное и сторожит. Пришел раздетый и утащил рубаху. Грабитель поймал и по закону, который сам составил, наказал. Разве не то же самое со всеми богачами среди бедных и в особенности с земельными собственниками: не переставая грабят тысячи людей на миллионы. У них взяли корм с земли для коровы, лошади — судят и казнят не грабителя, а взявшего необходимое с земли, которая его по самым неоспоримым актам.

173.  Прежде чем составлять законы, запрещающие воровство хомута, дерева, сена, надо бы составить законы, запрещающие грабёж самой законной собственности людей: земли.

174.  Брак — это главное препятствие к жизни настоящей. Идеалом всего должно быть безбрачие. А никак не освящать эту гадость.

175. Материалисты должны допускать нелепость Творца, чтобы объяснить, отчего сложилась материя так, что из неё образовались отдельные существа, из которых первый — я, и с такими свойствами, как чувства и разум.

Для нематериалиста же ясно, что всё, что я называю миром вещественным, есть произведения моего духовного «я». Тайна для них главная — отделённость моя и существ.

176,  Чем дальше отодвигается что по времени палеонтология и пространству астрономия, тем очевиднее ничтожность всего вещественного в бесконечном пространстве и всех его изменений в бесконечном времени.

177.  Как ни странно сказать, материалисты неизбежно должны признавать Творца для того, чтобы ответить на вопрос, почему материя, откуда явился материальный мир со своими изменениями? Без признания основой всего — сознания, и вещества в пространстве и времени единственной возможностью понимания окружающего мира, нет другого объяснения существования материи, как только Бог Творец. Материалисты гордятся своим безбожием, а всё их учение implique,* включает понятие Бога Творца. Les extremes se touchent.** Только признание основой всего — сознания не нуждается в понятии Бога Творца.

* содержит в себе.

** Крайности сходятся.

178.  Злы, глупы и виноваты не люди, а зол, глуп и виноват только мир.

179. Два врозь и умные и добрые человека делаются и глупы и злы, когда сходятся. Что же может быть хорошего, когда сойдутся 20, 100, 1000, когда сойдутся все?

180. Как важно знать и помнить это на людях и быть настороже. От этого-то так и важно религиозное учение. Оно выводит из этой подчинённости толпе. Только оно одно.

181.  Бог это то Всё, от чего я сознаю себя отделённым. — Бог будет и у того, кто сознаёт себя отделённым от Всего материального, но горе в том, что Всё материальное есть бессмыслица, так как оно бесконечно по времени и пространству.

182. Самые злые дела делаются из-за славы людской. Делаются злые дела и из-за похоти, но похоть с годами ослабевает, соблазн же славы людской с годами только крепнет и усиливается.

183.  Казалось бы, что может быть невиннее незлобивой веселой шутки, а между тем шутка есть одно из самых обычных и сильных, коварных средств для скрывания от себя людьми, не желающими ее видеть, серьёзности жизни и своих грехов.

184.  Старики забывают многое, почти всё. Умирая, забывается последнее. Если представить себе рождение в будущей жизни, то рождающийся ничего не помнит, вступая в свет, т.е. находится в том положении, в котором в нашем мире находится всякий рождающийся ребенок (буддисты так и думают). Неверно тут только то, что при возрождении предполагается время, а забвение всего есть выход из условий времени. Смерть всегда останется возвращением к тому, из чего вышел, но никак не переход к другой жизни. Работник отработал свой урок и возвращается к хозяину за новыми приказаниями.

185.  Дурное расположение духа не только не вредно, но всегда полезно для работы над собой.

186.  Нельзя ли вместо того, чтобы думать, что мысль плохо работает от неприлива крови к мозгу, или на душе мрачно от того, что печень не в порядке, думать, что недостаточно прилива крови к мозгу и печень не в порядке от слабости работы мысли и от мрачности души. Одно нераздельно с другим. Что причина и что следствие. Признаём же мы обыкновенно вещество причиной духовного потому, что внимание наше направлено на вещественные изменения, а не на духовные.

187.  Когда человек один, ему легко быть хорошим. Только сойдись с другими — и он становится дурен. И чем больше людей сходится вместе, тем труднее им удержаться от дурного. От этого-то так важна, нужна любовь. Только с нею, не делаясь хуже, могут сходиться люди.

188.  Отец мой, Начало любви, помоги мне, помоги в том, чтобы делать то, чего Ты через меня хочешь.

189. Всё не могу привыкнуть к молитве при общении с людьми. Надо и можно.

190.  Всякий добросовестный работник знает радость исполнения дела. Такая же, только во много раз большая — та, которою испытываешь дело любви, когда поставил его делом жизни. Особенность же этой радости при исполнении дела любви та, что делу этому, а следовательно, и радости от него ничто не может помешать.

191.  Буддисты говорят, что как старики забывают всё прошедшее, так и вновь нарождающиеся души не помнят прежних жизней. Прибавить к этому можно еще то, что, приближаясь к смерти (в старости), мы не только забываем прошедшее, но и теряем всякий интерес к будущему, т.е. выходим из жизни временной и приближаемся к безвременному Началу жизни, к Богу.

192.  Всё вещественное даже не ничтожно, а ничто, потому что всё всегда есть а/$ = 0, часть бесконечного. Действительно существует только «я» — моё сознание. Скажут: «Если так, то ничего нет; нет жизни или смысла ее». Это неправда. Жизнь в уяснении, а это уяснение может происходить только в мире временном и пространственном, который сам в себе не имеет значения, но необходим для работы уяснения сознания. Магомет, кажется, сказал: Бог захотел не один испытывать благо и сотворил людей.

193.  Как мы привыкаем креститься, произносить слова молитвы, так можно и должно привыкнуть любить и уважать людей. Благодарю Бога, недавно начал, а начинаю привыкать: делаю часто бессознательно. Помоги Бог! Как хорошо.

194.  Думать, что меня родила волшебница, которой я не вижу, а не мать, которую вижу, значит лишиться радости материнской любви. А это самое делают люди, воображая себе Бога несуществующего, Бога

— Творца всего мира и разных чудес, и потому не знающие своего истинного Бога, проявляющегося в любви.

195.  Истинное знание только одно: знать, как жить. Люди же знают очень многое, а не знают это и даже думают, что этого нельзя и не нужно знать.

196.  Чудеса нужны тем, у кого нет разумной основы для веры.

197.  При вере в любовь просить не о чем. Надо только делать.

198.  Самый трудный, критический возраст — это когда человек перестаёт телесно расти, сильнеть... я думаю, около 35 лет. Развитие, рост тела кончается, и должно начинаться развитие, рост духовный. Большей частью люди не понимают этого и продолжают заботу о росте телесном, и ложное взятое направление бывает губительно.

199.  Не могу не удивляться, зачем Бог избрал такую гадину, как я, чтобы через неё говорить людям.

200.  Сначала жутко отрешиться от мнения людского так, чтобы ложное, унизительное о тебе мнение людей не трогало тебя, — жутко и одиноко, но если удастся осилить, поставить всё перед Богом в себе, перед своей совестью, — как твёрдо, непоколебимо, свободно. Юродство великое дело.

201.  (К поездке в Стокгольм.)

Начать с того, чтобы прочесть старые, а потом новые письма отказавшихся. Потом сказать, что всё говорилось здесь очень хорошо, но похоже на то, что мы, имея каждый ключ для отпора двери той палаты, в которую хотим взойти, просим тех, кто спрятались от нас за непроницаемой дверью, отворить ее, а ключи не прилагаем к делу и учим этому и других. Главное, сказать, что корень всего — солдатство. Если мы берём и учим солдат убийству, то мы отрицаем всё то, что мы можем сказать в пользу мира. Надо сказать всю правду: Разве можно говорить о мире в столицах королей, императоров, главных начальников войск, которых мы уважаем так же, как французы уважают M-r de Paris.* Перестанем лгать — и нас сейчас выгонят отсюда.

* палача

202.  Мы познаём Бога в трёх видах: а) в Нём самом, б) в самих себе и в) в ближних. Познавать Его в Нём самом значит познавать Его волю, чтобы исполнять ее. Познавать Его в самих себе значит познавать эту волю в любви. Познавать Его в ближнем значит любить ближнего, как самого себя.

203.   Дошёл, слава Богу, до того, что в мыслях один сам с собою могу побеждать заботу о суде людском сознанием жизни перед Богом, но не могу привыкнуть вспоминать это при всяком общении с людьми. Буду учиться и приучаться.

204.  Молитва при встрече с человеком: Помоги, Бог, мне обойтись с этим проявлением Тебя с уважением и любовью, — думаю только о Твоём, а не людском суде.

205.   Помоги, Бог мой, при общении с людьми думать только о том, что мне перед Тобой одним надо делать. Трудно, но зато какая не только свобода, но могущество, когда достигнешь.

206.  На молитве в первый раз с новой стороны понял слова: возьми крест твой на каждый день (Луки 9, 23). Особенно живо понял то, чтобы выше всего ставить сейчас, в настоящем, исполнять волю Его в себе. Тем-то и важна молитва — слова мудрости, что они способны иметь значение с разных сторон и потому с разных сторон воздействуют на душу и возвышают ее.

207. Первая мысль при известии о перелёте Ламанша — как применить аэропланы к войне, к убийству.

208.  Кажется, что много, много дела. А это неправда. Одно дело — работа над собой, очищение, освобождение в себе своего Божественного я. И эта работа и радостная, и не спешная, и всегда по силам, и всегда по мере того, как прилагаешь к ней силы, совершается и никогда не кончается. Всегда впереди возможность той же, но только всё более и более радостной работы.

209.  Перечитывал для Штокгольма и письмо к шведам, и «Царство Божие». Всё как будто сказано.

210.  Считать свою жизнь центром жизни есть для человека безумие, сумасшествие, аберрация.

211.  Насколько мой мизинец может сознавать себя — он может, когда я хочу сознавать его — настолько и я могу, когда Бог сознаёт Себя во мне, сознавать себя. Но насколько мизинец не может понять всего тела, настолько я не могу понять Бога, который сознаёт Себя во мне.

212.  Молитва тем особенно хороша, нужна, — но настоящая молитва, — что она поднимает человека на ту высшую духовную точку, на которую он способен подняться — даёт силу борьбы с плотью.

213.  Боже мой, как я один, один, — хотелось сказать, но вспомнил, что Ты со мною, и стыдно стало. Только тогда и хорошо, когда один с Тобою.

214.  Считать одну свою жизнь жизнью — безумие, сумасшествие. Неверно. Этого не бывает. Сказать лучше: чем большую долю жизни признаешь в своей жизни, тем меньше жизни; и наоборот. Да этого и нельзя. Нельзя потому, что то, что мы называем своей жизнью, есть Божеское начало, одно и то же, живущее во всём. То, что мы называем состраданием, участием, любовью, есть только проявление в нас этого Начала.

215.  Мы говорим о бесконечности времени и пространства (а потому и величины предметов). В сущности же, это наше неизбежное признание бесконечности времени, пространства (величины) есть только признание призрачности всего временного, пространственного (великого, малого), т.е. что нет, собственно, нет никакой величины времени или пространства, потому что всякая величина, год, миллион лет, вершок, миллиард километров — ничто, а/$. Время и пространство только дают форму духовному началу, дают жизнь, — не жизнь, а возможность проявления духовного начала, в чём и состоит то, что мы называем жизнью.

216.  Я дожил до того сознания, что я не живу, но живёт через меня Бог. Это звучит безумной гордостью, а между тем это, насколько это искренно чувствуется, есть самое настоящее смирение. Все мои гадости я не считаю собою, своей жизнью, я считаю своей жизнью только то, что в ней хорошо. Как ни мало этого, оно есть. И это малое не моё, а это Бог.

Все усилия, которые я могу и которые мне свойственно делать, только в том, чтобы открыть в свою душу доступ Богу, дать простор Его деятельности, подавив себя.

217.  В то время, как мыслящие люди нашего времени заботятся о том, как бы освободиться от собственности вообще и самой преступной — земельной собственности, у нас заботятся об утверждении чувства собственности. Вроде того, как если бы в половине прошлого века у нас заботились бы о том, чтобы укрепить, утвердить чувство рабовладения и рабства.

218. Основа призрачности жизни в том, что мы называем движением. Основа призрачности — движение. Движение же включает в себя призрачность времени и пространства. Время, как я говорил, способность представлять себе два предмета в одном и том же месте; пространство — возможность представлять себе два предмета в одно и то же время. Движение есть способность представлять себе переходы предметов из одного места в другое. Количество же мест, как для бесконечно малых, так и бесконечно великих предметов не может быть мыслимо иначе как бесконечным. А потому и количество переходов предметов из одних мест в другие не может быть мыслимо иначе, как бесконечным. То есть, что движение — то, без чего мы не может мыслить, понимать, сознавать жизнь, есть только призрак такой же, как тот, когда тебе, стоящему неподвижно, тогда как всё со всех сторон равномерно бежит вокруг тебя, кажется, что всё стоит, а бежишь ты. Точно то же совершается и с основной сущностью человеческого «я». «Я», истинное я человека — вне движения, пространства и времени, но оно не может понимать жизни иначе, как в движении, и ему кажется, что мир стоит (хотя в нём, в мире, и происходит движение), но что движется он, развиваясь, стареясь, приближаясь к смерти и умирая; кажется, что он приходит и уходит, а мир остаётся. Всё это очевидная призрачность. Очевидная уже потому, что для того, чтобы было движение, необходимо, чтобы было что-либо неподвижное, по отношению к которому и совершается движение. И такое неподвижное есть только одно: сознание своего вневременного, внепространственного, недвижущегося «Я».

Что же такое жизнь? — Раскрытие, освобождение от затемнения, застилания этого неподвижного я от призрачности движения пространства и времени.

Жизнь, как каждого отдельного существа, так и всего мира есть это освобождение, благо все увеличивающееся и увеличивающееся этого освобождения. Зачем? Для чего это так? Для чего нужен этот процесс освобождения, т.е. жизнь? Это не дано знать человеку. Одно, что дано знать ему, это то, что в этом благо, великое благо жизни. И знание этого, подчинение этому закону увеличивает это благо.

219.  Когда я не сознаю себя, я живу животной жизнью; когда сознаю себя и делаю то, что решил в душе — живу человеческой жизнью; когда же сознаю жизнь других существ, любя их, живу Божеской жизнью. Да, это хорошее определение любви: Etre un homme n'est rien; etre homme est quelque chose; etre Thomme voila ce que m'attire. — Amiel.*

* Быть одним из людей, это — ничто; быть человеком, это — нечто; быть вполне человеком — вот то, что меня привлекает. — Амиель.

220.  Кроме других хороших последствий от осуждения людей, клеветы, ругательств, самое благодетельное последствие то, что всякие осуждения, ругательства, особенно клеветы, отдаляют от заботы о суждении людском и невольно приближают к заботе о суждении своей совести, о суде Бога.

221.  Есть на свете такие существа, которые живут все от произведений земли, но для того, чтобы им было как можно труднее кормиться, они землю свою разделили так, что пользоваться ею могут только те, кто не работает на ней, те же, кто работают, не могут пользоваться ею и страдают и мрут поколения за поколениями от невозможности кормиться с земли. Кроме того, существа эти избирают по одному семейству или по нескольким из многих и отказываются от своей воли и разума ради рабского повиновения всему тому, что захотят делать над ними эти избранные. Избранные же бывают самые злые и глупые из всех. Но существа, избравшие и покоряющиеся, всячески восхваляют их. Существа эти говорят на разных языках, непонятных друг другу. Но вместо того, чтобы стараться уничтожить эту причину недоразумений и раздоров, они еще разделяют сами себя, независимо от различия языка, еще на разные соединения, называемые государствами, и из-за этих соединений убивают тысячи и тысячи себе подобных и разоряют друг друга. Для того, чтобы они могли удобнее разорять и убивать друг друга, существа эти надевают особенные, одинаковые, большей частью пёстрые одежды, придумывают средства убивания друг друга и обучают повинующихся многих одному наилучшим способам убийства.

При этом существа эти для объяснения своей жизни, смысла и назначения ее, уверяют себя и друг друга, что есть такое же, как они, существо, но только одаренное теми свойствами, которые они желали бы иметь, могущее поэтому делать всякого рода глупости и гадости, и придумывают разные, самые ненужные никому средства, как угождать этому воображаемому существу, и тратят на это угождение огромные доли своих трудов, хотя трудов этих не достаёт большей частью для прокормления самих себя. Для того, чтобы эта выдумка не перестала обманывать детей, родители старательно обучают своих детей всем выдумкам об этом существе, называемом Богом, о том, как он сотворил мир, как он сделался человеком, как потом дал есть людям своё тело и потом улетел на небо, которого они знают, что нет никакого, и тому подобное. И не только от своих детей требуют, чтобы они повторяли все это, но требуют того же от других людей, и убивали и убивают за несогласие с этим сотни тысяч себе подобных. Но мало того, что они все делают все эти гадости и глупости и страдают от них и знают, что страдают именно от этих гадостей и глупостей, они не только продолжают их делать, но избирают из себя людей, которые обязаны придумывать такие рассуждения, по которым бы выходило, что все эти глупости и гадости необходимо нужно делать, нельзя не делать. Все эти рассуждения, самые запутанные и никому непонятные, менее всего тем, кто их придумывают, называются у них наукой. И все эти оправдания гадостей и глупостей и разные ни на что не нужные умствования считаются самым важным делом, и этим умствованиям обучают всех детей, и все родители и сами юноши за великую честь почтут учиться этой науке.

Разводятся же эти существа таким грязным, отвратительным, уродливым поступком, что сами же стыдятся этого поступка и не только не совершают его при других, но всегда тайно. Притом последствия этого поступка — рождение новых таких же суoеств — не только мучительно для того рода существ, из утробы которого выходят новые, беспомощные в начале своей жизни существа, но и в высшей степени затруднительны для тех, кто производит их, и они тяготятся ими. Кроме того, неперестающее размножение этих существ угрожает бедствиями голода для всех, так как расположение их идёт быстрее, чем люди могут успеть приготовлять для всех пищу. Существа эти знают всё это, говорят про это и, несмотря на это, не только совершают в ущерб своей выгоды, здоровья, общих соображений, всегда, когда только могут, этот отвратительный поступок, но еще и всячески возвеличивают его. Одни восхваляют его в несвязных, запутанных словах, называемых поэзией, другие не только восхваляют, но благословляют этот мерзкий поступок во имя того выдуманного существа, которое они называют Богом.

Не буду говорить о тех миллионах глупостей и гадостей, которые делаются этими существами: как они отравляют себя ядом, считая это удовольствием; как собираются в самые заражённые ими же самими места в огромном количестве в среде незанятых огромных пространств земли, строят в одной местности дома в 30 этажей; или как, не заботясь о том, как бы им всем лучше передвигаться, заботятся о том, чтобы только некоторые могли ездить, летать как можно скорее; или как набирают слова так, чтобы концы были одни и те же, и, составив вместе, как потом восхищаются этим набором слов, называя это поэзией; или как набирают другие слова без окончаний, но такие же глупые и непонятные, называют их законами и из-за этих слов всячески мучают, запирают в тюрьмы и убивают по этим законам друг друга. Да всего не перечтёшь. Удивительнее же всего при этом то, что существа эти не только не образумливаются, не употребляют свой разум на то, чтобы понять, что глупо и дурно, а напротив, на то, чтобы оправдывать все свои глупости и гадости. И мало того, что не хотят сами видеть мучающих их глупостей и гадостей, не позволяют никому среди себя указывать на то, как не надо делать то, что они делают, и как можно и должно делать совсем другое и не мучиться так. Стоит только появиться такому, пользующемуся своим разумом существу между ними, и все остальные приходят в гнев, негодование, ужас и где и как попало ругают, бьют такое существо и или вешают на виселице, или на кресте, или сжигают, или расстреливают. И что всего страннее, это то, что когда они повесят, убьют это разумное, среди безумных, существо, и оно уже не мешает им, они начинают понемногу забывать то, что говорило это разумное существо, начинают придумывать за него то, что будто бы оно говорило, но чего никогда не говорило, и когда всё то, что говорено этим разумным существом, основательно забыто и исковеркано, те самые существа, которые прежде ненавидели и замучили это, одно из многих, разумное существо, начинают возвеличивать замученного и убитого, даже иногда, думая сделать этим великую честь этому существу, признают его равным тому воображаемому злому и нелепому Богу, которого они почитают.

Удивительные эти существа. Существа эти называются людьми.

222.  Всё зло оттого, что люди, извращая мысль, заставляют её служить своей выгоде.

223.  Никакие восстания, бунты, союзы не сделают одной тысячной того, что может сделать воздержание хотя бы от двух дел — потребления водки и поступления в войско.

224. Ты говоришь человеку ясное, простое, казалось бы, нужное и обязательное для каждого человека, а он ждёт только, скоро ли ты кончишь. А когда ты кончил, отвечает хитроумными рассуждениями, очень искусственно связанными с вопросом. Ты удивляешься, что это такое. Человек, интересующийся всякими знаниями и способный понимать, человек, знающий математику, прекрасно решающий шахматные задачи — и вдруг такое непонимание. Отчего это? А оттого, что он чует, что твоя мысль, признавая неправильным его положение, разрушает то положение, которым он дорожит больше, чем правдивостью мысли. И от этого он не понимает, не хочет понять то, что ты говоришь.

В этом одном объяснение всех царствующих нелепых, называемых науками, рассуждений. Всё от того, что люди все разделяются на два рода: для одних мысль управляет жизнью, для других — наоборот. В этом ключ к объяснению безумия мира.

225. Несмотря на моё ясное понимание Бога не познаваемого, а только сознаваемого в себе, мне часто хочется Бога личного, такого, какому можно бы молиться. Это слабость, привычка и вместе с тем естественное желание общения с Богом такого же, как общения с человеком, хотя этого-то и не может быть. Желание это естественно сильно. Для того же, чтобы удовлетворить ему, нужно верить, что Он есть именно такой, каким бы я хотел, чтобы Он был, т.е. личным существом, с которым я мог бы общаться не неразрывно внутренно, как это есть в действительности, а внешним общением, как с отдельным существом. Для того, чтобы мочь так общаться, нужно верить, что Он есть отдельное существо; а чтобы верить этому, надо доказательство. Доказательством таким может быть только чудо, показывающее и Его отделённость от меня, и Его существование, как отдельного от меня существа. И потому, чтобы верить в личного Бога, нужны чудеса. Чудес нет, надо верить в предания о чудесах или воображать себе чудеса. Это и делают так называемые верующие. Те же, которых называют атеистами, требуют для веры в Бога также чудеса, но, будучи критически трезвы в мыслях, не верят в чудеса прошедшего, не видят чудес в настоящем и потому не верят в Бога, а верят только в то, что познаётся внешними чувствами. И те, и другие: верующие в Бога вследствие веры в чудеса и не верующие ни в какого Бога — одинаково заблуждаются, потому что одинаково не признают того единого, несомненного Бога, Бога в себе, Бога, требующего добра, Бога, выражаемого законом совести, по Иоанну — любовью. А не веря в этого Бога, не верят и в это проявление Его. И не имея несомненного основания нравственности, одни основывают ее на букве, другие на науке.

226.   Как ни странно это кажется, самые твёрдые, непоколебимые убеждения, это самые поверхностные. Глубокие убеждения всегда подвижны.

227.   Как удивительно верно изречение Иоанна — Бог есть любовь, т.е. Бог есть то высшее, что есть в нас.

228.   Не понимают люди истину и придумывают странные софизмы для того, чтобы иметь возможность не принять ее, или для того, чтобы отстоять своё положение, или для того, чтобы не признать даром и вредно потраченным временем всю прежнюю деятельность.

229.  Пока живёшь, не спрашивая: кто, что живёт в тебе, живёшь как животное. Но как только спросил себя и узнал в себе то, чем живёшь, узнал в себе То, что живёт во Всём, так познал и любовь, и Бога.

230.  Не только по вечерам, но с утра хочется умереть. Читал чудный день Круга Чтения о Боге, и так хочется жить вне этой суеты, этого сансара, со всех сторон заливающего.

231.  Ищешь помощи у внешнего Бога. Совершенно то же, что делает истеричная женщина, воображающая, что она не может встать и подойти к пище, и умирает с голоду, призывая к себе пищу. А ей нужно только встать и прийти к ней.

232.  О, как избавиться, как избавиться от славы людской. Это какая-то дыра в сосуде, и ничто не держится на нём, а сколько могло бы быть хорошего.

233.  Общество женщин полезно тем, что видишь, как не надо быть похожим на них.

234.  Говорят: не думай о смерти — и не будет смерти. Как раз наоборот: не переставая помни о смерти — и будет жизнь, для которой нет смерти.

235.  Отчего Ксантипы бывают особенно злы? А от того, что жене всегда приятно, почти нужно осуждать своего мужа. А когда муж — Сократ или приближается к нему, то жена, не находя в нём явно дурного, осуждает в нём то, что хорошо. А осуждая хорошее, теряет la notion du bien et du mal* — и становится всё ксантипистее и ксантипистее.

* познание добра и зла.

236. Любовь к себе — своему телесному «я» и ненависть к людям и ко всему — одно и то же.

237.  Очень важное и старое, но в первый раз ясно понятое: то, что для того, чтобы жизнь была радостна (чем она должна быть), надо (точно, не на словах, а на деле) полагать свои цели не в себе, Льве, а в делах любви, и дела любви все всегда вне меня в других.

238.  Вся наша жизнь, все интересы нашей жизни — в предметах, находящихся известное время в известных состояниях. Сами же предметы различны по занимаемым ими в пространстве местам, а пространство бесконечно, и потому все предметы равны, т.е. ничто по отношению к бесконечности пространства, а/да. То же и с временными состояниями предметов, — они все ничто по отношению бесконечности времени. Так что то, что понимаем как бесконечность и называем бесконечностью, есть ничто иное, как только признак иллюзорности, недействительности всего вещественного и личного в нашей жизни.

239.  Хорошо, что есть в молитве: радуйся, что тебя ругают. Вспомнишь — и совсем другое чувство. Ложное осуждение — да и истинное — только загоняет в ту область, где есть общение только с Богом. И как легко, как хорошо!

240.  Раздражаешься, сердишься на себя-любие людей. А вдумайся — и их можно только жалеть: они лишены величайшего, несравненного ни с чем блага сознания в себе того, что всегда свободно, всегда радостно, всегда вне времени и стеснений вещества.

241. Кажется мне, что мне открылось нечто очень важное...

Я сознаю себя Всем, вместе с тем отделённым от Всего. И жизнь моя (и всех существ) есть разрушение того, что отделяет. Тайна жизни моей, всякого человека, даже существа, в сознании отделённости в себе того, что по существу своему одно во Всём. Для того, чтобы человек (и всякое существо) мог сознавать свою отделенность от Всего, нужно, чтобы он сознавал себя в движущемся веществе. Вещество без движения — ничто, а также и движение без вещества. Вещество можно представлять себе только в бесконечном пространстве и движение — только в бесконечном времени. Бесконечность того и другого показывает их иллюзорность, воображаемость. Отделённость существ есть одно из проявлений. Чего? Зачем? Не дано знать. Человек знает только то, что он Всё и вместе с тем отдельное существо. Знает, что то чувство любви, которое он сознаёт к себе, а потом ко Всему, есть та единая основа, которая составляет его жизнь, отделённая от Всего.

242.  Неделание (по Лао-Тзе) уже по тому важнее делания, что делание большей частью вне, а неделание всегда в нашей власти. — Все несомненные заповеди, как заповеди: Не убий, не укради, не лги, не прелюбодействуй, всегда отрицательные. Положительные заповеди могут относиться только к духовной, всегда свободной деятельности: Люби, желай другому, чего себе... Неделание же Лао-Тзе вытекает из его веры (метафизической основы, говоря скверным словом), веры в то, что Тао и в небе, и в человеке, или что есть Бог сам в себе и в человеке. Учение Лао-Тзе в том, чтобы не делать, т.е. не делать того, чего хочет в тебе человек, а предоставить живущему в тебе Тао — Богу делать через тебя то, чего Он хочет.

243.  Человек, поднявшийся до религиозного сознания, т.е. до признания себя существом духовным, и человек нерелигиозный говорят на разных языках и не могут понимать друг друга.

244.  В минуты и слабости, и силы я люблю говорить: Господи, помоги... И думаю, что никто не слышит меня, а всё-таки говорю. И мне пришло в голову: если отношение Начала Всего ко мне подобно моему отношению к частям моего тела, так что я могу по своей воле сознавать ту или другую часть своего тела, почему не вообразить, что как я могу, когда захочу, внести себя, своё сознание в свою руку, ногу, палец, так и То, у чего я прошу помощи, может, если захочет, внести Себя, Своё сознание в частицу Себя, в меня, в мою заключённую в тело душу? (Всё это фантазия, но приятная.)

Если это так, то как страдание одной части моего тела вызывает сознание этой части, так точно и страдание моё, всего моего существа вызывает сознание Богом моего «я». Так как же не желать страдания?

245.  Есть два сорта людей: у одних людей мысль связана с жизнью. Хочешь не хочешь, надо делать то, чего требует мысль, и нельзя продолжать спокойно делать то, что противно мысли: мысль руководит жизнью. У других снят с махового колеса передаточный ремень, и мысль (большей частью чужая) сама по себе, и жизнь сама по себе. Двигатели же жизни таких людей: животные похоти и слава людская. Доказывать этим людям то, что противно их похоти и славе людской, так же бесполезно, как надевать ремень только на малое колесо с зубьями. Колесо вертится, и они радуются и даже гордятся, что колесо их быстрее вертится, чем колесо работающее.

246.  Думал о славе людской. Есть в этой потребности доброго мнения о тебе — любви к тебе людей — что-то непреодолимое и законное. И сейчас мне пришло в голову то, что насколько ложно, преступно желание похвалы, любви людей при жизни, настолько хорошо, добро, законно желание продолжения своей жизни в душах других людей после своей смерти. В этом желании нет ничего потакающего личности, нет ничего исключительного; а есть одно желание участия в общей, всемирной, духовной жизни, участия в деле Божием, бескорыстное, безличное.

247.  Только то, что духовно в нашей жизни, действительно есть. Так новое сознание духовной истины есть совершившийся факт, несмотря на то, что сознание это не получило еще или вовсе не получит (вследствие смерти, например) своего осуществления. Духовное — вне пространства и времени, и потому сознание, если оно истинно духовное, искреннее, то оно уже в одном сознании (намерении) совершилось.

248.  Думал о том, как мы мало принимаем количество людей, когда говорим о влиянии и распространении того или другого направления мысли. Направление революционное, социалистическое захватывает в России, скажем, ну 100, ну 200, ну 300 тысяч человек. В России при 150.000.000*, если вычесть детей (0,30) и, скажем, больных, идиотов (0,05), будет всё-таки около 100 миллионов, и 300000 будет составлять только 1/300 или около того всего населения. То есть, что надо в 300 раз больше, чтобы изменилось свободно устройство общества. Так это по арифметике, но в действительности совсем не то. Есть огромная масса, составляющая едва ли не 0,999, то есть 100.000.000 — 150.000 = 99.850.000, а то и все 149.850.000, которые избирают положение status quo, т.е. того, какое есть, которое не принуждает изменять, хлопотать, не нарушает привычного. И это-то большинство, 0,999, только тогда перейдёт на сторону революционеров, когда меньше беспокойства будет при новом, чем при старом устройстве. Приближает к этому три влияния: одно — сознание всё большей и большей тревожности, беспокойства существующего устройства и второе — всё большая и большая ясность, спокойствие нового устройства, и третье, главное, — всё большая и большая ясность нравственно религиозной неправильности прежнего и правильности нового устройства.

Третье главное. Для усиления же этого третьего влияния есть два средства: уяснение невыгод старого и выгод нового, и самое могущественное средство — воспитание.

* Какое совпадение: 100 лет назад в Российской империи жило почти столько же людей, сколько сейчас живёт в России. (Прим. Марселя из Казани)

249.  Вся тайна нашей жизни, сущность нашей жизни в переходе сознания себя, как отделённого существа, к сознанию себя Всем, не раздельным, единым, свободным, всемогущим существом — Богом. Жизнь есть кажущееся нам постепенное освобождение в себе Божеского сознания. Жизнь есть только, только это. Те, кто держится старого, установившегося понятия Бога, могут говорить, что Бог дал людям благо познавать Его в себе. Но это предположение произвольно. Есть и верно только одно: то, что жизнь человеческая есть освобождение в себе (невещественного, неподвижного, внепро-странственного, вневременного начала) от отделённости и неизбежных условий отде-лённости. Условия эти: вещество в пространстве и движение во времени.

250. Я — всё, и я — ничто. Я — всё, когда я сознаю себя духовным, нераздельным со всем существом и проявляю это сознание любовью к тому всему, какое я сознаю, т.е. ко всему тому, что я признаю живущим; и я — ничто, когда я сознаю себя телесным, отделённым от всего существом, проявляющим это сознание любовью только к своему телесному, отделённому от всего «я». Ничто, потому что тогда я — n/$.

251.  Было пшеничное зерно, оно лежало тысячи лет в египетских гробницах, и оно ничего не знало про себя. Для него самого — для зерна — было всё равно, что его не было. Учёные раскапывали гробницы, и найдя в них зёрна пшеничные, чтобы испытать их, взяли несколько и покрыли землей и стали поливать водой. И вот зерно, которое было, но ничего не знало про себя, вдруг узнало про себя, что оно есть, и есть в одно и то же время и зерно, и росток. Как для того, чтобы зерно получило жизнь, нужно закрыть его землей, так и для того, чтобы душа жила, нужно, чтобы она была закрыта телом.

252.  Что ни представляй себе в пространстве и во времени, всё — а/$, т.е. ничто. Так что есть, действительно есть, только то, что вне пространства и времени — моё духовное сознание — единое с сознанием всех людей, единое нераздельное, познаваемое мною в вневременном и внепрост-ранственном моменте настоящего.

253.  Жизнь есть освобождение от временного и пространственного.

254.  Составлял первую книжечку копеечного издания: Для души. Надо 12 книг. 1) Для души. 2) Весь закон в любви. 3) Бог в тебе. 4) Бойся греха. 5) Бойся соблазна. 6) Бойся ложной веры. 7) Один закон для всех. 8) Истинная наука. 9) Истинная свобода. 10) Жизнь в том, чтобы приближаться к Богу. 11) Нет смерти. 12) Всё благо.

255.  Прошу моих друзей, собирающих мои записки, письма, записывающих мои слова, не приписывать никакого значения тому, что мною сознательно не отдано в печать. Читаю Конфуция, Лао-Тзе, Будду (то же можно сказать и об Евангелии) и вижу рядом с глубокими, связными в одно учение мыслями самые странные изречения, или случайно сказанные, или перевранные. А эти-то, именно такие странные, иногда противоречивые мысли и изречения — и нужны тем, кого обличает учение.

256.  Я есмь нечто, сознающее свою отде-лённость от Всего. Всё и себя вместе со всем я не могу понимать иначе, как веществом в движении. А между тем, если бы я был только вещество в движении и весь мир был бы тоже только вещество в движении, то, будучи двигающимся веществом вместе со всеми двигающимися веществами всего мира, я не мог бы сознавать себя отделённым. И потому я, сознающее себя отделённым, должно быть нечто невещественное и неподвижное. Если оно, это я, вместе со Всем кажется мне веществом и движущимся, то только потому, что всё, кроме него, этого я, есть движущееся вещество.

То, что мы называем жизнью, есть освобождение невещественного, недвижущегося я от этого заблуждения.

257. Что у Лао-Тзе — путь, у Иоанна — любовь. И Лао-Тзе смешивает путь с Началом всего, с Тао. То же делает и Иоанн, называя любовь Богом.

258. Думал о том, как я стрелял птиц, зверей, добивал пером в головы птиц и ножом в сердце зайцев без малейшей жалости, делал то, о чём теперь без ужаса не могу подумать. Разве не то же самое с теми людьми, которые теперь судят, заточают, приговаривают, казнят. Неправильно думать, что такие люди знают, что дурно то, что они делают, и всё-таки делают. Они, так или иначе, доходят до неведения того, что дурно то, что они делают. Так это было со мной с зайцами.

259. В спокойные минуты, как теперь, знаю, что нужно главное — неделание, пребывание в любви.

260. Мы, люди — я по себе это знаю — орудия Высшей Силы. То, что делает нашими жизнями эта Высшая Сила, мы не знаем и не можем знать, как не знает клеточка моего тела, что я делаю и для чего. И потому всякая мною поставленная себе цель, не совпадая с недоступной мне целью Высшей Силы, нарушает исполнение этой цели. Не настолько, чтобы цель эта не достигалась — цель эта тем или иным способом всегда достигается — но настолько, что я лишён блага чувствовать — сознавать единство своей жизни с Высшей Силой. Так что цель, к достижению которой свойственно стремиться человеку, не может быть цель, доступная человеку, а может быть только одна: слияние с волей Бога. Слияние это достигается любовью.

261. Я в первый раз ясно понял миросозерцание людей, увы, называемых образованными. Это люди с заткнутыми отверстиями, через которые может войти разумная и обязательная мысль каждого человека, именно: как мне надо жить? — вопрос разумного человека, ответ на который есть только в религии. У них же отверстие это заткнуто «научными» глубокомысленными, т.е. глупыми соображениями о том, «как развивается общество людей», законы и т.п. научные соображения. И выходит cercle vicieux:* эти соображения скрывают от них необходимость религии, и они же (эти соображения) отвечают — очень глупо, но всё-таки отвечают — на вопросы религиозные о том, как жить, которые хочешь — не хочешь стоят перед всяким человеком.

* заколдованный круг.

262. Знание Бога даётся только любовью. Любовь есть единственный орган познания Его.

263.   Радуйся, радуйся, что тебя ругают. Это одно избавляет отчасти от заботы о славе людской и загоняет в жизнь настоящую.

264.  Как ни дерзко, самоуверенно это, не могу не думать и не записать себе, что мне нужно помнить в моём общении с людьми, что я с огромным большинством из них стою на такой точке мировоззрения, при которой я должен спускаться часто и очень много, чтобы общение какое-нибудь было возможно между нами.

265.  Ложное обо мне суждение людей, необходимость оставаться в этом положении. Как ни тяжело всё это, начинаю иногда понимать благодетельность этого для души.

266.   Молюсь просто: Отец, Бог, помоги, помоги мне. И Он помогает. Нельзя Ему не помогать. Он, кого я прошу, во мне, так что молитва эта значит только то, что я хочу жить Им.

267.  Всякое богопочитание, какое бы оно ни было, возвышает человека. Возвышает тем, что выражает сознание своей зависимости и отношения (хотя бы понимание этого отношения и было ложно) с Высшим, ни от чего независимым существом — Богом.

268.  Ничего так не влечёт ко лжи, как забота о славе людской. И потому особенно важно освобождение от этой заботы. Освобождает же только сосредоточение всех сил на исполнении того, чего хочет от меня Бог, чего хочет Всё от бесконечно малого Его органа. А освобождение от лжи, жизнь в истине — такие свобода и благо. Помоги, Господи.

269.  Молюсь: помоги мне, Бог, — тот Бог, который во мне, помоги мне в том, чтобы делать только то, что Тебе угодно, а не думать о том, что обо мне подумают и скажут люди. Помоги тоже не судить людей ни на словах, ни в мыслях. А то самое обыкновенное — живёшь заботой о суждениях людей, тех самых людей, которых осуждаешь.

270.  Помоги мне, Господи, ни на словах, ни в мыслях не осуждать людей, зато и не заботиться об их суждении обо мне; а хотя бы они и осуждали меня, делать то, что Ты хочешь.

271. О любви всегда надо помнить, que c'est a prendre ou a laisser.* Если признавать благость, необходимость любви, то надо признавать любовь всю, не отвлекая от неё (от любви христианской) главного ее признака: любви к оскорбляющим, к врагам — непротивления. А то мы говорим о благости, прелести деятельной, умиленной любви, а не соблюдаем главного, первого требования любви отрицательной — неделания того, что противно любви.

* что это нужно принять или оставить.

272. Есть 4 разряда работников Божиих, т.е. 4 способа исполнять дело жизни, подобно тому, как могут быть 4 разряда работников у хозяина: 1-й разряд — это такие работники, которые придумывают средства угождения хозяину помимо работы и потому позволяют себе не исполнять назначенную работу — это всякие религиозные учения с догматами веры в искупление, таинства, молитвы и т.п. Второй разряд — это такие работники, которые вместо того, чтобы работать, все свои силы кладут на то, чтобы точить, чистить, беречь орудия работы, и потому всё меньше и меньше работают и потому, что заняты уходом за орудиями, и потому, что боятся испортить их. Это те люди, которые вместо того, чтобы тратить свои телесные силы на дело Божие, заботятся о своём теле, чтобы как можно сохранить его. Третий разряд — это те работники, которые не знают и не хотят знать хозяина и того дела, какое им приказано, а делают то дело, которое они сами своим умом себе придумали и считают самым для себя важным. Это люди, не признающие нравственно обязательного Начала — Бога и потому придумывающие себе всякие чуждые делу Божию занятия: государственные, учёные, так называемые культурные. Четвертый разряд — это те, которые все силы своей души и тела покладают на исполнение дела Божия: увеличение в себе — а этим самым и в других — сознания Бога — любви, проявляемой в делах, словах, мыслях.

273. Живо почувствовал, что я слуга Бога. И такую радость, уверенность, спокойствие — даже гордость почувствовал, и так живо почувствовал этот несчастный самообман людей, которые лезут — я сам лез туда же когда-то — лезут в слуги властителей земных и чем выше поднимаются в этом служении, тем ниже спускаются в служении Богу.

274.  Есть только один выход деятельности, не встречающей препятствий, это деятельность духовная — любви.

275.  К заблуждающимся не трудно вызвать в себе жалость, но трудность в том, что заблуждающиеся вместе с тем всегда и самодовольно уверенны. Вот эту-то отталкивающую самоуверенность надо выучиться переносить так, чтобы она не мешала жалости, т.е. любви. Но как? Where is a will is a way.* Надо употреблять всё то же, одно для всего хорошего, единственное и всегда могущественное средство, все то же — любовь.

* Где желание, там и путь.

276.  Помнить о Боге и забывать о себе — это значит: помнить о Боге в себе, о своей Божественности, безличности и забывать о своей телесности, о своей личности.

277.  Любовь не есть начало жизни, а только признание сознания Начала жизни, Бога.

278.  Человеку для его ненарушимого блага нужна только одна вера: вера в то, что благо его только в исполнении не своей воли, а Его воли. Его же воля всегда и тотчас же ясна, как только человек отрешился от своей.

279.  В обществе людей, живущих духовной жизнью, во главе их, влияя на них, естественно станет человек высший по нравственным качествам. В обществе же людей, живущих одной телесной, мирской жизнью, неизбежно всегда во главе их, с властью над ними, станет человек самый низкий по нравственным свойствам.

280.  Одно хорошо, что я так приучил себя, что как только согрешу против любви с человеком, так сейчас больно чувствую. И входя в общение с людьми, помню. Это прогресс. И я не могу не радоваться.

281.  То, что я сознаю своим «я», есть сознание Богом самого себя через весь мир, в том числе и через меня. От этого-то Бог есть любовь.

Может казаться неясно, но мне и ясно, и умиленно радостно.

282. Надо бы ответить тому, кто меня осуждает за то, что я не беден, как Иоанн Креститель, — ответить, что Иоанн святой, а я отставной офицер, жил дурной жизнью, и только к старости начавший думать о Боге и кое-как добираться до того, как бы служить Ему.

283.  То забываю, то запоминаю при общении с людьми сказать себе: «Помоги мне быть с Тобою или Тобою», — и помогает.

284.  Мучительно положение живущего в достатке среди нищеты. Все просят, и все жалки, и сам гадок.

285.  Есть искусства двойные: музыка, драма, отчасти живопись, в которых мысль — задача искусства — и исполнение разделяются: в музыке композиция и исполнение, также и в драме — сочинение пьесы и исполнение, отчасти и в живописи, вообще в пластическом искусстве, замысел и исполнение, и уже вполне — иллюстрация.

И в этих двойных искусствах чаще всего встречается фальшивое искусство: ложная, пустая мысль и прекрасное исполнение музыкантами, или актёрами, или живописцами. Особенно в драме и музыке. Есть драматурги (Андреев принадлежит к ним) и композиторы, которые, не заботясь о содержании, о значительности, новизне, правдивости драмы, музыкального сочинения, рассчитывают на исполнение и к удобству, эффектам исполнения подгоняют свои произведения.

286.  Радуюсь тому, что знаю, что Ты еси, и что я есмь, и, главное, тому, что знаю, что Ты и я — одно и то же.

287.  Читал Русскую Мысль: Конь Белый, Берёзка и стихи. Без преувеличения: дом сумасшедших, а я дорожу мнением этих читателей и писателей. Стыдно, Лев Николаевич.

288.  Всё больше и больше переходит в старости жизнь из прошедшего и будущего в настоящее. А чем больше переносишь силу жизни, Wille zum Leben*, из прошедшего и будущего в настоящее, тем свободнее и блаженнее жизнь,

* воля к жизни.

289.  Теперешняя молитва моя такая: Помни, что тебе нет дела до людей, что ты перед Богом.

И довольно успешно повторяю это, и с большой пользой.

290.   Первое и самое главное: Нет меня, моего «я», а есть только моя обязанность перед Ним.

291.  Я, как отдельное существо, — иллюзия. Я только один, бесконечно малый орган бесконечно великого, недоступного мне Всего. Моё дело служить этому Всему, как служит каждая клетка, частица, всему телу. Воображать себе, что я — отдельное, независимое существо, верх безумия. Я — только орган. Нет никакого я; есть только обязанности органа служения Всему и возможность радостного сознания этого служения. Служение же возможно только тогда, когда орган в единении со Всем. Единение со Всем даётся любовью. Так что любовь не есть цель Всего (Бог не есть любовь), а только условие, при котором орган, то, что мне представляется как «я», соединяется со Всем. Цель же Всего не доступна мне, хотя я и знаю, что служу ей.

292.  Одна из главных причин ограниченности людей нашего интеллигентного мира это погоня за современностью, старание узнать или хоть иметь понятие о том, что написано в последнее время. «Как бы не пропустить». А пишутся по каждой области горы книг. И все они, по лёгкости общения, доступны. О чём ни заговори: «А вы читали Челпанова, Куна, Брединга? А не читали, так и не говорите». И надо торопиться прочесть. А их горы. И эта поспешность и набивание головы современностью, пошлой, запутанной, исключает всякую возможность серьёзного, истинного, нужного знания. А как, казалось бы, ясна ошибка. У нас есть результаты мыслей величайших мыслителей, выделившихся в продолжение тысячелетий из миллиардов и миллиардов людей, и эти результаты мышления этих великих людей просеяны через решето и сито времени. Отброшено всё посредственное, осталось одно самобытное, глубокое, нужное; остались Веды, Зоро-астр, Будда, Лао-Тзе, Конфуций, Мент-це, Христос, Магомет, Сократ, Марк Аврелий, Эпиктет, и новые: Руссо, Паскаль, Кант, Шопенгауер и еще многие. И люди, следящие за современностью, ничего не знают этого, а следят и набивают себе голову мякиной, сором, который весь отсеется и от которого ничего не останется.

293.  Есть добрые люди, которые до такой степени лишены духовной жизни и вследствие этого — понимания духовной жизни в других, что они были бы в отчаянии, если бы сознали себя виновниками телесного страдания других, особенно близких людей, но которые с совершенно спокойной совестью наносят самые тяжелые страдания духовной стороне жизни других людей: ставят их в необходимость тяжёлой борьбы, оскорбляют самое святое, дорогое им.

294.  Есть самоотречение телесное и самоотречение духовное. Первое — это отдать другому пищу, когда тебе самому есть хочется, отдать деньги, труд... Второе — это то, чтобы отдать славу доброго дела другому, прослыть дураком, дурным человеком для того, чтобы исполнить требования совести, закон Бога, любви.

295.  Нет более неприятного предмета для размышления и наблюдений, как своя телесная личность. Да, нет меня, есть только мои обязанности. Прекрасное подобие: положение работника.

296.  Не судить ни на словах, ни в мыслях и потому тем менее заботиться о суждении людей. А то самое обыкновенное — тот, кто весь живёт заботой о мнении людей — осуждает почти всех людей, каких знает.

297.  Помоги мне, Господи, ни на словах, ни в мыслях не судить людей, зато и не заботиться о их суждении обо мне.

298.  Главная причина непонимания жизни после смерти — это невозможность представить себе жизнь вне пространства, вещества, времени и движения. Мы можем только сознавать ее, но не можем представить.

299.  Ни про что вещественное нельзя сказать, что оно есть. Всё вещественное только происходит и проходит. Если что есть, то только то, что невещественно.

300.  Особенно ясно понял одуряющее влияние «науки», т.е. запоминания чужих мыслей. Ничто так, как это нагромождение чужих мыслей не атрофирует, не умерщвляет так способность иметь свои мысли и уметь управлять ими.

301.  Какую великую помощь даёт мне моя новая молитва: Помоги мне, Господи, быть с Тобою.

302. Дело у меня теперь главное одно: хорошо умереть. Оно и у всех всегда главное дело, потому что для того, чтобы хороша умереть, надо хорошо жить. Только в 25 лет не помнишь и не понимаешь этого так, как в 81.

252

303.  Тщеславие, забота о славе людской, с которой я так боролся и борюсь, так же сильно, как в молодых существах половое чувство.

И странное дело, я понял, что оба эти чувства одинаково необходимы для жизни совокупности людей. Половое чувство необходимо для продолжения человечества, славолюбие — для продолжения движения мысли человечества. Последствие первого — продолжение жизни, последствие второго — развитие, совершенствование жизни. Не будь полового чувства — не было бы жизни поколений, не будь славолюбия — не было бы общения, единения мысли между людьми. Оба чувства составляют трудно преодолимую потребность и вместе с тем, строго говоря, безнравственны и если не сдерживаемы, вызывают самые отвратительные поступки, и потому естественно людям воздерживаться от того и другого и отдаваться тому и другому только тогда, когда человек не может не отдаться этим требованиям и берёт на себя обязательство, связанное с исполнением требований чувства: при половом чувстве обязательство берётся по отношению последствий поступка — содержание, рощение, воспитание детей; при славолюбии же — обязательство в исполнении в жизни тех начал, которые высказывает пишущий или говорящий.

304.   В письмах спрашивают у меня: хорошо ли, нужно ли жениться, выходить замуж. Думаю, что такой ответ ясно выразит то, что я думаю и чувствую по этому вопросу:

Всегда лучше воздержаться, если можешь, —  уничтожить в себе пол, если можешь, т.е. быть ни мужчиной, ни женщиной, а человеком. Это первое. Если же не в силах и не можешь видеть мужчина в женщинах — сестёр, а женщина в мужчинах — братьев, если половое чувство нарушает главное дело жизни — братское, равно духовное, любовное отношение ко всем людям, то женись, сойдясь неразрывно, на всю жизнь с одним или одною, разумеется, стараясь найти в том или той, с кем сходишься, наибольшее согласие со своим жизнепониманием, и вступая в такое половое общение, знай, что ты этим общением берёшь на себя обязательство растить и воспитывать детей, —  естественное, оправдывающее последствие брака.

305.  Читал книги об Индусской вере. Одна превосходная книга о смысле жизни. Атман. «Люби в себе не себя, а атман, т.е. дух беспредельный, — и будешь любить всё, и будешь жить Духом, свободно, блаженно». Как я счастлив, что не рассуждением, а всей душой, главное, опытом начинаю понимать, испытывать, чувствовать это. <...>

Только положи свою жизнь, цель ее в освобождении духа, в совершенствовании, в общении с Богом (всё это одно и то же) — и нет в жизни ничего, кроме радости всё большего и большего приближения к цели. Так ясно, что только поставь в этом жизнь — и всё, что называется горем: болезни, потери и, главное, оскорбления, унижения, всего этого можно желать, чтобы иметь радость перенести любовно, особенно оскорбления, дающие случай отплатить добром за зло.

Всё никак не могу привыкнуть сотворить молитву: Помоги... при встрече с каждым человеком и во время общения. Думаю, что привыкну. Как радостно быть учеником в 81 год и делать успехи!

306.  Читал Горького — слабо. Нет главного — чувства меры, — знаменатель велик,

307.  Понятие одного возникло из сознания себя одним среди бесконечного.

308.  «Мы отстали». Слава Богу, что отстали, т.е. народ отстал, не развратился еще и, может, выведет нас, развращённых уже, на верную, спасительную дорогу всеобщего равенства, при котором только возможна любовь. Этого-то нам — высшим, «образованным» — и не хочется, и мы всячески стараемся не выходить на эту дорогу, а напротив, оставаться в прежнем положении и развратить народ и школами с «законом Божиим», и наукой, и главное, двумя китами, каждый по 700 миллионов, одно прихода — кабаки, другое расхода — солдатства. Собираем доход с развращения, приучения к пьянству и расходуем его на приучение к убийству. Важно не то, что обирают народ, важно то, что развращают его.

309.  Нет такого Бога, который мог бы исполнять наши требования, есть только такой, требования которого мы должны исполнять.

310.  Не то чего я хочу, а то, чего Ты хочешь. Перед Богом. Хочу жить с Тобою не для себя, а для Тебя.

311.  Вся тайна в том, что есть нечто непреходящее, соединённое с временем и пространством; нечто это — сознание. (Сравнение с человеком книги буддиста.) Нечто неподвижное, соединённое с подвижным — сознание. Сознание сознания есть любовь.

312.   Мне кажется, что сознание началось при рождении. Но это неверно: началось соединение неподвижного сознания с известным подвижным, отделённым пространством предметом, но сознание вне времени и потому не могло начаться, так же как не началась река, когда на ней поставили мельницу, — началась мельница. И потому дело жизни уйти в сознание, самое глубокое, доступное человеку сознание.

313.   Утончённое духовное наслаждение для души, вроде гастрономических деликатесов для желудка, это — доброе, ласковое, не притворное любовное отношение к человеку, оскорбившему вас, и еще утончённее, если удастся без его ведома сделать ему добро.

Всё усиливается тоска, почти отчаяние от своей праздной жизни в безумной роскоши среди людей, напряжённо трудящихся и лишённых необходимого, возможности удовлетворения первых потребностей. Мучительно жить так, а не знаю, как помочь и себе, и им. В слабые минуты хочется умереть... Помоги, Отец, делать до последней минуты то, что Ты хочешь. Работа над собой в мыслях, которой я учусь и отдаюсь всё больше и больше последнее время, много, очень много подвинула меня; но как всегда, истинное движение в добре, как всегда, только всё больше и больше открывает своё несовершенство.

314. Не могу передать этого сильного, странного, колеблющегося чувства — сознания возможности жизни только для Бога, для исполнения Его закона. То же чувство, когда сознаёшь себя органом, каналом, через который проходит только в этом мире неподвижное, невещественное, безвременное, внепространственное Начало, которое мне дано сознавать.

315.  Да, какое чудное сознание проходящего через меня и составляющего моё «Я» духовного Начала, которое я могу сознавать собою. Прекрасно это у Магомета: «Бог захотел быть известным, проявить себя, и сотворил людей». Разумеется, не сотворены и не захотел. А это выражает то, что я чувствую. Слава Богу, целый день помнил, что живу Им. И хорошо.

316.  Письма с осуждением за статью о науке, и все от одинакового типа людей: людей, «верующих» в науку, как в религию, поставивших себе идеалом достижение этой науки, достигших известной степени ее обладания, и вдруг... неверующий позволяет себе отрицать эту единственную святыню. Кроме того, это всё люди партий.

317.  Помоги мне быть с Тобою и при общении с людьми, и при чтении писем, и при воспоминании о людях.

318.  Прощение не имеет смысла для христианина. Понятие прощения вытекает из нехристианского чувства и понятия наказания — мести.

319.  Сознание есть чувствование в одно и то же время всего и своего отдельного от всего существа. Проявление этого чувствования есть любовь ко всему и любовь к себе._: Любовь есть желание блага предмету любви, и потому любовь ко всему есть желание; блага всему и производит согласие, мир, единение; любовь же к себе есть желание; блага одному себе и производит вражду, борьбу, раздор. Кроме того, любовь ко всему включает любовь к себе, любовь же к одному себе исключает любовь ко всему. И потому любовь ко всему побеждает любовь к себе, и в этой победе жизнь и каждого отдельного человека, и всего мира.

320. Как невозможно удержать кашля — сколько ни удерживай, он вырвется, хота бы это было при слушании слов самого великого человека или при самой прекрасной и торжественной музыке, так невозможно удержаться теперь у нас, в России, от высказывания, от крика боли при созерцании тех ужасов, которые так спокойно совершаются.

321.  Когда мне теперь, в мои года, приходится вспоминать о половом акте, я испытываю не то что отвращение, какое я и в молодости испытывал, но прямо удивление, недоумение, что разумные человеческие существа могут совершать такие поступки.

322.  Мы называем безнравственными, потерянными людьми воров. А между тем воровство бедных, нищих у богатых нисколько в нравственном отношении не хуже, часто и менее дурно, чем многие и многие поступки, которые считаются даже похвальными, как торговля вообще, в особенности вредными предметами — вином и т.п., как служба, особенно судебная, административная, военная, духовная деятельность в каких бы то ни было высоких степенях и мн. др. Воры почти всегда не понимают и не признают преступности своей деятельности, так же, как не признают этого архиереи, губернаторы, министры, судьи, сенаторы.

323. Бог передаёт знание о Себе человеку своим особенным, Божеским языком, без слов вполне понятным чистому сердцу человека.

324.  Читал о Горьком. И странно, недоброе чувство к нему, с которым борюсь. Оправдываюсь тем, что он, как Ницше, вредный писатель: большое дарование и отсутствие каких бы то ни было религиозных, т.е. понимающих значение жизни убеждений, и вместе с этим поддерживаемая нашим «образованным» миром, который видит в нём своего выразителя, самоуверенность, еще более заражающая этот мир.

325.  Бог не может быть существом. Понятие существа нераздельно с понятием отдельности от всего остального, а Бог есть «всё», так как же Он может быть отделённым.

326. Страдания — это то же испытание того, насколько жизнь твоя в духе, а не плоти.

327.  Как хорошо то, что всё значение деятельности человека не может быть видно ему при его жизни. Если бы человек, деятельность которого будет иметь великое значение в далёком будущем, через 200, 300 лет, сознавал бы ее при своей жизни, он одурел бы. Если бы Христос знал всё значение своего дела, он и сам поверил бы, что он Бог.

328.  Читал L'immole. Удивительно описание чуда, совершённого Lourd'ской Божьей матерью. Интересна серьёзность, приписываемая католицизму.

329.   Как редко я живу перед Богом, несмотря на все усилия. Утешаюсь тем, что именно потому, что хоть изредка, минутами, живу перед Богом, чувствую всю пустоту, лживость, нерелигиозность 0,9999 всей жизни.

Одно всё более и более ясно — то, что нельзя, не надо рассуждать о душе, о Боге и об отношении между тем и другим... Главное — жить только этим отношением, помня только Его и игнорировать, пренебрегать всеми другими соображениями. Помнить это отношение и потому пренебрегать всем остальным; или: пренебрегать всем мирским и потому помнить об одном.

330.  «Ты говоришь, что лучшая жизнь в том, чтобы жить для Бога, и что надо жить такою жизнью, а сам живешь не так... стало быть, несправедливо то, что ты говоришь».

Ты говоришь, что прямая линия — кратчайшее расстояние между двух точек, а сам едешь из Тулы в Петербург не по прямой линии, а через Москву.

331.  Расходишься с Богом не потому, что не делаешь, что нужно, а почти всегда потому, что делаешь то, что не нужно.

332.  Ах, если бы привыкнуть жить перед судом Бога — чувствовать Его всегда судящим меня, так же, как живёшь перед судом людским, заботишься о нём. Ах, если бы только всякий час, всякую минуту жить перед Ним! Какое бы счастье.

333.  Читал о Руссо в лексиконе. Профессор «разобрал и осудил его». Глупость людская всё больше и больше ужасает меня.

334.  Ошибаются, думая, что можно заставить себя любить. Можно и нужно только удержать себя от того, что мешает любить: побороть грех, понять соблазны, распутать суеверия, и любовь, любовь ко всем, сознание не одной своей, а всей жизни, будет.

335.  Чтобы быть художником слова, надо, чтоб было свойственно высоко подниматься душою и низко падать. Тогда все промежуточные ступени известны, и он может жить в воображении, жить жизнью людей, стоящих на разных ступенях.

336.  Не люблю, даже считаю дурным поэтическое, художественное, драматическое третирование религиозно-философски-этических вопросов, как Фауст Гёте и др. Об этих вопросах надо или ничего не говорить или с величайшей осторожностью и вниманием без риторики фраз и помилуй Бог — рифм.

337.  Жить в настоящем, самое важное в мыслях. Это твёрдая подготовка поступков в жизни.

338.  Я не хочу быть христианином, как не советовал и не хотел бы, чтобы были бра-министы, буддисты, конфуцианцы, таоси-сты, магометане и другие. Мы все должны найти, каждый в своей вере, то, что обще всем, и, отказавшись от исключительного своего, держаться того, что обще.

339.  Чуя близость смерти (спасибо за это), почувствовал возможность и великую радость жизни, свободной от своего «я», а всю посвященную на служение. Можно так жить, и как бы хорошо для других, а главное, для себя. Очень, очень хорошо на душе. <...>

Своё совершенствование не исключается этим пониманием себя — совершенствуюсь не для себя, а только для того, чтобы быть хорошим для Него работником.

Как всё становится легко, просто. Живу — хорошо, буду работать Ему; умру — значит, не нужна больше моя работа. Самоубийство только при таком взгляде преступно.

340. Во всех религиях есть ложь и есть истина. Лжи во всех разные, истина во всех одна.

341.  Понимай жизнь, как свою собственность, и вся жизнь — неперестающая тревога, разочарование, горести, бедствия; понимай ее, как условие служения Хозяину, и вся она — спокойствие, удовлетворение, радость и благо. В каком бы месте, придя в сознание, я не застал себя, это то самое место, куда меня назначил Хозяин. И какие бы ни были те силы, большие или малые, и духовные и телесные, которые я чувствую в себе, эти силы суть те самые орудия, которые мне даны Хозяином для исполнения порученного дела, будь это локомотив, или топор, или метла. Дело же, приказанное Хозяином, мы всегда узнаем, как только перестанем озаботиться о своих, выдуманных нами, личных делах — дело одно: проявление любви, слияние со всеми. А это можно делать всегда, везде, при каких бы то ни было силах.

342.  Что такое то я, которое я сознаю в себе отделённым от Всего? Что такое то Все, от чего я сознаю себя отделённым, и каково отношение моего я ко Всему? — т.е. то, что разумеется под словами: учения о душе, учения о Боге и учения о нравственности. Без этих учений о душе, о Всём, о нравственности не может быть ни разумной, ни нравственной жизни людей, не может быть разумного знания.

А эти-то учения вполне отсутствуют в нашем мире. От этого и наша безумная жизнь, и наши праздные упражнения мысли, называемые нами истинной наукой.

343. Не переставая молюсь новой молитвой и живу ею: Помоги мне быть только Твоим работником. Знаю, что Он так же может помочь мне, как я могу помочь частицам моего тела служить всему, но молитвой выражаю только то, что сознаю всей душой.

344. Любовь — это орудие.

345.  Как для того, чтобы топор, пила, заступ делали то дело, на которое они предназначены, надо, чтоб они были остры, так и для того, чтобы твои человеческие силы делали то, что они предназначены делать, надо, чтобы они были любовны. Работник с тупым топором, пилой, заступом не может делать хозяйское дело, и человек, делающий дело Божье без любви, не может делать Его дело.

Любовь есть орудие, данное человеку Богом для служения Ему. Но как орудие — топор, пила, заступ, должно быть исправно, отточено для того, чтобы оно могло резать то, что оно должно резать, так и любовь должна быть отточена так, чтобы она могла брать, действовать не только на близких, добрых, но чуждых, недобрых, всех людей, всё живое.

346. Мы работники дела общего, всемирного, Божия. Пути, которыми совершится это дело, не могут быть доступны нам, как не может быть доступно работникам всё дело хозяина (пример, разумеется, далеко не полный, сравнивая всемирное, вечное движение с делом частным, временным). Всякое угадывание работника о том, в чём состоит дело хозяина, и направление своих сил — как и не может быть иначе — на это различно предполагаемое дело только отвлекает силы работника от дела и замедляет совершение его, лишает работника лучшего блага: сознания несомненности знания того, что он делает то, чего хочет от него хозяин. Такое же сознание даётся человеку только одним: тем, что, отступая от воли хозяина, работник лишается блага, исполняя ее — получает благо.

Как работнику хозяин сказал: если будешь делать то, что я велю, буду держать, кормить, обеспечивать тебя, давать тебе то, чего тебе хочется, так и человеку, всему существу его сказано: Дам тебе благо, если будешь делать то, что Я велю; не будешь делать — не будет тебе блага. Благо же твоё в увеличении в себе любви. То же, что Я велю, ты знаешь из того, что это — одно дело, которое ты всегда можешь делать. Поняв же это, человек получает и самое несомненное знание о том, в чём дело не только его жизни, но жизни всего мира. Не всё дело мира, со всеми подробностями его достижения, как думают знать это люди, предписывающие определенную деятельность, — а получает несомненное знание об одном из подготовительных состояний к тому, всегда скрытому от человека, общему, всемирному, Божьему делу, которое делается жизнью мира. Получается несомненное знание о том,,что это подготовительное состояние, включающее в себя всё, что только могут придумать люди, делающие предположения о задачах жизни, состоит в одном: в увеличении всеобщей любви — увеличении, которому ты несомненно содействуешь, увеличивая ее в себе.

347.  Сознание своего положения работника всегда на глазах хозяина необычайно успокаивает, утверждает, отгоняет сомнения и, главное, заботу о славе людской и даёт такую радость. Не могу по старой привычке не выражаться в форме просьбы: «Помоги, помоги мне не переставать сознавать себя Твоим крошечным, но всё-таки работником, чтоб не прошли это успокоение и радость, помоги».

348.  Для того, чтобы быть с Богом, быть в настоящем, быть неподвижным, надо не переставая двигаться. Je m'entends,* т.е. что для того, чтобы быть с неподвижным, вечным, надо не переставая отодвигать то, что отделяет от него.

* Я понимаю то, что хочу сказать.

349.  Очень полезно для освобождения от заботы о славе людской: прислана статья в Русском Знамени, где говорится о том, что я проповедник материализма (sic), отрицающий всё духовное, и в книге Джемса то, что я меланхолик, близкий к душевной болезни. Очень полезно, сейчас чувствую хорошее влияние. Надо помнить.

350.  Дети тем особенно милы, что живут всегда в настоящем. Даже их мечты есть жизнь в настоящем и не нарушают ее.

351.  Человек мыслящий, говорящий, если не живет религиозно, а одними животными потребностями, бывает ужасен тем, что у него нет даже того семейного, родового инстинкта, который есть у животного, вследствие чего он становится эгоистом, врагом всех, кроме себя, и врагом ужасным, потому что вооружён теми свойствами мысли и слова, которые необходимы и безвредны только при человеческом свойстве религии. Всё равно, как в руки ребенка — кинжал, ружье, порох. Такие люди — тоже ребята; надо стараться жалеть их, любя. И это очень трудно.

352.  Ни страдания, ни смерть, от которых врачи хотят избавлять, — не зло, а главное, что не может быть хорошим делом дело, делающееся из корыстных целей.

353. Заблудших людей всегда больше, чем не заблуждающихся или мало заблуждающихся, и потому сила самая основная и могущественная всегда на стороне первых. При внешних успехах цивилизации: путях сообщения, печати, особенно ежедневной печати, сила эта удесятеряется.

354.  Тип человека: отлично, внимательно, честно делает все житейские дела... Но как только вопрос о жизни, так равнодушие или отыскивание поверхностного, смешного, очевидное признание того, что жизнь должна быть осуждена рассуждением, и потому избегание рассуждений о жизни, не только невнимательность, но полное равнодушие.

355.  Особенно радостно при сознании ра-ботничества это спокойствие, неторопливость, отсутствие желания сделать скорее то-то и то-то. Делаешь, что можешь, в Его работе, а что из этого выйдет — Его дело. У Него, кроме меня, работников много. Да и работа не нужна Ему. Нужна она нам для нашего блага. Главное же, радостно это сознание потому, что совершенно освобождает от заботы о славе людской.

356. Думал о том, что пора бросить писать для глухих «образованных». Надо писать для grand monde* — народа. И наметил около десяти статей: 1) о пьянстве, 2) о ругани, 3) о семейных раздорах, 4) о дележах, 5) о ко-рысти, 6) о правдивости, 7) о воле рукам, побоях, 8) о женщинах, уважении к ним, 9) о жалости к животным, 10) о городской чистой жизни, 11) о прощении.

* большого света.

357.  Телесная жизнь есть сон. Смерть есть пробуждение к более действительной жизни.

358.  Чем определённее наше понятие о Боге, тем менее руководит такой Бог нашей жизнью. И наоборот.

359.  Чем больше мы уверены в том, что полное совершенство достижимо в этой жизни, тем труднее и меньше мы движемся к достижению наибольшего, доступного нам совершенства.

360. Можно и должно жить только — или на сколько можно — только настоящим, безвременным настоящим. На сколько живешь настоящим, на столько живёшь вечной жизнью, неподвижной жизнью. Жизнь, события, твоя старость, смерть бегут мимо тебя, а ты стоишь.

361. Всегда забываешь то, что дорого и важно усилие душевное не тогда, когда в общении с близкими по духу людьми, но как раз напротив.

362.  Одно, но зато великое, истинное благо дано человеку: сознание себя проявлением Бога (духовным началом). Благо это в том, что человек, сознающий себя проявлением Бога, соединяясь с Богом, имеет всё, чего желает, не знает ни в чём препятствий и несомненно знает, что жизнь его имеет тот самый смысл, который он признаёт за ней. Человек же, сознающий себя личностью, никогда не имеет и не может иметь того, чего желает, во всём встречает препятствия и не знает того значения, которое имеет его жизнь, несмотря на то, что и такая жизнь, как его, не может не иметь значения.

363.  Движение жизни совершенно различно для человека, сознающего себя духовным началом или телесной личностью. Для сознающего себя духовным началом его «я» неподвижно, но всё остальное, в том числе и его тело, неудержимо движется помимо него. Он стоит на берегу, а река со всем, что есть на ней, движется мимо него. Для сознающего же себя личностью он сам движется вместе со всем и сознаёт своё движение потому только, что есть предметы, движущиеся медленнее него и совершенно неподвижные. Он плывёт по реке и знает, что плывёт, только потому, что есть предметы, плывущие медленнее него, и берега, совсем неподвижные, и знает, что плывёт к смерти, к уничтожению.

364.  Признаки духовного начала: 1) независимость, 2) простота, 3) неподвижность, 4) совершенство.

1910

1.  Не переставая стыдно за свою жизнь. В смысле воздержания от недобрых чувств хоть немного двигаюсь.

2. Отстаивают горячо только неподвижную, т.е. религию доверия.

3.  Думал об отношениях к людям нашего мира, нерелигиозным. Вроде как к животным. Любить, жалеть, но не входить в духовное общение. Такое общение вызывает недобрые чувства. Они не понимают и со своим непониманием и самоуверенностью, употребляя разум на затемнение истины, оспаривая истину и добро, завлекают в недобрые чувства. <...> Нужно выработать в себе особенное отношение к этим людям, чтобы не нарушать любовь к ним.

4.    Господи, помоги мне быть с Тобой, не переставая сознавать себя только Твоим работником.

5. Всё тяжелее и тяжелее становится видеть рабов, работающих на нашу семью.

6.  Удивительна глупость, тупоумие, вкусивших учёности.

7.  Не перестающий стыд перед народом. Неужели так и кончу жизнь в этом постыдном состоянии? Господи, помоги мне, знаю, что во мне; во мне и помоги мне.

8.  Думал:

1) Особенно ясно почувствовал то, что знал давно: то, что каждый сознаёт свое «я» так же, как я своё. Это кажется очень просто, а для меня это было и очень ново, и особенно, необыкновенно важно. Только бы всегда помнить об этом. Если только помнить, то конец всякому осуждению, не говорю уж, неприятному другому, поступку.

2) Это важно, главное потому, что если хоть не сознаёшь, но живо воображаешь другое «я», как своё, то сознаёшь и то, что всякое другое «я», самое коренное «я», есть не только такое же, как моё, но оно одно и то же.

3)  Важно такое сознание чужого «я», как своего, для блага человека, потому что, признавая чужое «я» таким же, как своё, можешь делать благо не только одному своему «я», но и всем другим. 4) Любовь есть ничто иное, как только признание других «я» — собою.

9.  Да, хотелось бы в пустыню...

10.  Думал о том, как необходимо проповедовать людям любовь равную ко ВСЕМ, к неграм, диким, к врагам, потому что не проповедуй этого, не будет и не может быть освобождения от зла, будет самое естественное: своё отечество, свой народ, защита его, войско, война. А будет войско, война, то нет пределов злу.

11.  Для жизни необходим идеал. А идеал —  только тогда идеал, когда он СОВЕРШЕНСТВО. Направление только тогда может быть указано, когда оно указывается математически, не существующей в действительности, прямой.

12.   Не анархизм то учение, которым я живу. А исполнение вечного закона, не допускающего насилия и участия в нём. Последствия же будет или анархизм, или, напротив, рабство под игом японца или немца? Этого я не знаю и не хочу знать.

13.   Комета захватит землю и уничтожит мир, уничтожит все материальные последствия моей и всякой деятельности. Пускай. Это показывает только то, что всякая материальная деятельность, имеющая предполагаемые материальные последствия, бессмысленна. Осмысленна одна деятельность, духовная, для исполнения вложенного стремления — закона. Какие будут последствия этой деятельности — не знаю, да и не могу предполагать, потому что они —  последствия — все временные, а духовная деятельность безвременна, но знаю, что только одна эта деятельность осмысленна.

14.   Кроме молитвы обычной  Отче Наш, «Круга чтения», «На каждый день», нужно еще молитву, соответствующую твоему духовному движению. У меня последние четыре постепенные молитвы были:

1)  Ты, тот, который во мне, помоги мне,

2)  Помоги мне быть с Тобою,

3)  Помоги мне сознавать себя только Твоим работником,

4)  Помоги мне при всяком общении с человеком видеть себя в нём.

15.  Человеку дано одно дело: расти духовно. Думать о последствиях только вредно для исполнения призвания и для неизвестного, творящегося нами дела и даже для видимых нами последствий. — «И не надёжен для Царства Божия взявшийся за плут и оглядывающийся назад».

Наше положение в жизни можно сравнить с положением лошади или вообще запряжённого животного. Животному свойственно двигать, идти вперёд; то же и человеку в духовном совершенствовании. Животное запряжено и, хочет не хочет, если движется, то движет и то, что связано с ним, хоть и не знает, что и как. То же и человек — своим нравственным ростом движет за собой и что-то еще. (Кое-что он видит. Он видит иногда, как его движения содействуют движению других). От этого-то не страшна комета. Всё, что сделано в духовном мире, неразрушимо разрушением материальных предметов.

16.  Всё яснее и яснее представляется значение жизни в настоящем. Жизнь, т.е. усилие моё только в настоящем. А настоящее духовно и потому вне времени. Воспоминание о прошедшем и представление о будущем суть только средства руководства в настоящем.

17. Живо вспомнил о том, что сознаю себя совершенно таким сейчас, 81-го года, каким сознавал себя, свое «я», в 5, 6 лет. Сознание неподвижно. От этого только и есть то движение, которое мы называем временем. Если время идёт, то должно быть то, что стоит. Стоит сознание моего «я». Хотелось бы сказать то же и о веществе и пространстве: если есть что-либо в пространстве, то должно быть что-либо невещественное, непространственное. Не знаю еще насколько можно сказать последнее.

18.  Решил ехать в Тулу на суд. <...> Присяга взволновала меня. Чуть удержался, чтобы не сказать, что это насмешка над Христом. Сердце сжалось и от того промолчал.

19.  Думал о том, что хорошо бы было завести опять школу: передавать то, что знаю о вере и самому себя проверять.

20.  Чем определённее и решительнее решаются вопросы о неизвестном, о душе, о Боге, о будущей жизни, тем неопределеннее и нерешительнее отношение к вопросам нравственным, к вопросам жизни.

21.  Нет более распространённого суеверия, как то, что человек с его телом есть нечто реальное. Человек есть только центр сознания, воспринимающего впечатления.

22.  Пространство и материя, время и движение, а также и число суть понятия, которые мы не имеем права относить к явлениям вневременным и внепространствен-ным, как душа, Бог... Нельзя говорить про Бога, что Он один или три (число), или про душу, что она будет, или «на том свете».

Всё это понятия пространственные или временные, и потому, относимые к внепространственному и вневременному, не имеют никакого смысла.

23.  Мы говорим о жизни души после смерти. Но если душа будет жить после смерти, то она должна была жить и до жизни. Однобокая вечность есть бессмыслица.

24.  Если серьёзно подумать о жизни своей и всего мира, то нельзя не признать, что есть НЕЧТО такое, что его знать никак нельзя, то также нельзя не признавать особенно, потому что это Нечто одно и то же, и в моей душе, и в самом себе.

25.  Умирая, можно сказать только то, что спокоен, потому что знаю, что иду к Тому, от Кого пришёл.

26.  Думал о том, что какая бы хорошая, нужная и великой важности работа была бы — народный самоучитель, с правильным распределением знаний по их важности и нужности.

27.  Особенно живо думал о жизни вневременной в настоящем, посвященной одной любви. Кое-что из этой мысли отзывается и на жизни.

28. Мы привыкли представлять, может быть и не можем не представлять себе Бога и будущую жизнь, но можно прийти к тем же выводам, к которым приводит представление о Боге и будущей жизни, и без этого представления. Разум, опыт и внутреннее чувство влекут, и даже определённее, к тому же самому, чего требует представление Бога и будущей жизни.

29.  Во всякого рода занятиях важно уметь останавливаться перед тем, чего не знаешь, а не думать, что знаешь то, чего не знаешь. Но важнее всего это воздержание от мнимого знания в деле религии, веры. Всё безумие религиозных суеверий — только от этого невоздержания.

30.  Как важно помнить, что требуется от нас не совершенство, а приближение к нему во всём (так и в моей теперешней работе), сколько можешь. Feci quod potui, faciant meliora potentes.* Это очень нужно помнить.

* Сделал, что мог, пусть делают лучше те, кто может.

31. Если думать о будущем, то как же не думать о неизбежном будущем — смерти. А никто не думает. А надо, и хорошо для души, и даже утешительно думать о ней.

32. Всё сильнее и сильнее просится наружу то страдание от грехов людских, — моих в том числе, — разделяющих и мучающих людей.

33. Если время идёт, то что-нибудь стоит. Стоит сознание моего «я». Если есть вещество в пространстве, то должно быть что-либо вне пространства. Опять моё сознание.

34. Как в вещественном мире всё ко всему притягивается, так и в мире духовном.

35. Очень живо чувствовал благодетельность для жизни мысли о ежеминутной возможности смерти.

36. Засыпая, я теряю сознание бдящего себя; умирая, я теряю сознание живущего этой жизнью себя; но как при засыпании не уничтожается то, чтó сознаёт, так и при смерти. Что оно такое, это сознающее, — не знаю и не могу знать.

Приходит в голову: Ну, хорошо, моя душа, это то, что сознаёт, не умрёт, а где-то когда-то опять (всё временные и пространственные понятия) проявится. Но не помня того, что был прежний «я», это уже не я. Сознание моё со смертью уничтожилось. Чтобы ни было после смерти «я», того начала, которое составляет моё «я», меня уже нет, не будет и не может быть. Но если это так, то приходит вопрос: что же такое это моё я, появившееся вдруг при рождении? Что такое это «я»? Отчего это «я» — я? И как же может это «я», так непонятно вне времени появившееся, не исчезнуть так же непонятно вне времени.

Хорошо, я умру. Но почему всякая жизнь после моей смерти не будет моя жизнь?

37. Еще думал о моей потере памяти. Я забыл и забываю всё, что составляло меня, Льва Николаевича. Что же остаётся? А остаётся очень важное, самое важное. То, что проявилось при рождении в этом мире, но что не было, не будет, а есть. И эта жизнь моя — одна моя, и, наверное, моя, но и всякая жизнь отчего же не моя? Я это сознаю уж через любовь. Опять неясно, но je m'entends*.

* я понимаю то, что хочу сказать.

38. Люди возвели свою злобу, мстительность в чувство законное, в справедливость и её-то, свою пакость, приписывают Богу. Какая нелепость!

39.  Мне дурно жить потому, что жизнь дурна. Жизнь дурна потому, что люди, мы, живем дурно. Если бы мы, люди, жили хорошо, жизнь была бы хорошая, и мне было бы не дурно жить. В числе людей есмь я. И если я и не могу всех людей заставить жить хорошо, — я могу сделать это с собой и этим хотя немного улучшить жизнь людей и свою. Подтверждает такое рассуждение в особенности то, что если бы все люди усвоили это рассуждение, а рассуждение это неотразимо справедливо, то и для меня и для всех людей жизнь была бы хороша.

40.  От грехов — самоотречение, от соблазнов — смирение, от суеверий — вера в разум, от ложных учений — вера в истину.

41.  Хорошо думал о безумии личной жизни, служения не только личной жизни своей, но жизни общей, временной, о которой, о благе которой ничего не знаешь и не можешь знать. Можно служить только Ему или, скорее: делать то, что должно для благих, но недоступных мне целей, всегда совпадающих с моим — истинным благом.

42.  Нет меня, есть только то, что во мне.

43.  Пора проснуться, т.е. умереть. Чувствую уже изредка пробуждение и другую, более действительную действительность.

44.  Слава Богу, довольно хорошо помню, что живу только перед Ним. Очень облегчает это жизнь.

45.  Одни люди думают для себя и потом, когда им кажется, что мысли их новы и нужны, сообщают их людям, другие думают для того, чтобы сообщить свои мысли людям, и когда они сообщили свои мысли людям, особенно если люди хвалят их, считают эти мысли истиной.

46.  Очень на душе сильно сознание того, какой должна быть жизнь. Не умею, как сказать: сильно сознание истины и служения ей.

47.  Революция сделала в нашем русском народе то, что он вдруг увидал несправедливость своего положения. Это — сказка о царе в новом платье. Ребенком, который сказал то, что есть, что царь голый, была революция. Появилось в народе сознание претерпеваемой им неправды, и народ разнообразно относится к этой неправде (большая часть, к сожалению, со злобой); но весь народ уже понимает ее. И вытравить это сознание уже нельзя. И что же делает наше правительство, стараясь подавить неистребимое сознание претерпеваемой неправды, — увеличивает эту неправду и вызывает всё большее и большее злобное отношение к этой неправде.

48.  Книга о Браманизме превосходная и вызвала много мыслей.

1) О том, как важно понятие Бога и как мы не только не ценим того, что нам дано, но с лёгким сердцем откидываем вследствие нелепостей, которые присоединены к нему. 2) О том, какое обратное движение эволюции происходило в религиях: браманизм, Зороастр, Еврейство, Буддизм, Христианство, Магометанство, — и почему это? А потому, что религиозное сознание в обратном отношении к практическому улучшению жизни. В наше время дошли до нелепостей эволюции в материальном мире без начала и конца и по времени, и по пространству.

49.  Если бы человек ничего бы ни знал о жизни людей нашего христианского мира, и ему бы сказали: Вот есть такие люди, которые устроили себе такую жизнь, что самая большая часть их, 0,99 или около того, живёт в непрестанной телесной работе и тяжелой нужде, а другая часть, 0,01, живёт в праздности и роскоши; что, если эта одна сотая имеет свою религию, науку, искусство, каковы должны быть эти религия, наука, искусство? Думаю, что ответ может быть только один: извращённые, плохие и религия, и наука, и искусство.

50.  Как трудно любить, даже не не любить, противного, самоуверенного и глупого человека. Трудно, но что же делать. В этом —  заданная тебе главная работа.

51. Для того, чтобы понять какой бы то ни было вещественный предмет, надо знать его происхождение, причину его появления и отношение его к другим предметам. Происхождение же и причина появления всякого вещественного предмета скрываются в бесконечном времени. Также и отношение предмета к другим предметам неопределимо, так как все предметы распадаются на бесконечно малые и разрастаются до бесконечно великих. Так что ни происхождение, ни причина появления предметов, ни их отношение к другим предметам не могут нам быть ни известны, ни понятны.

Время существования, не только моего тела, 80 лет, но нашей планеты, Земли, хотя бы миллиарды лет, суть только бесконечно малый момент бесконечного времени. И потому причины происхождения и меня, и Земли, и всего на свете не могут быть ни понятны, ни известны нам. А также и отношение к веществу в пространстве и моего тела, и Земли, и чего хотите, есть, опять среди бесконечного мира, даже не песчинка, а ничто. Удивительна не эта бесконечность времени и вещества в пространстве, но удивительна, хочется сказать, бесконечная глупость людей, считающих материальные явления самыми понятными, такими, которые удовлетворительно, без необходимости признания чего-нибудь духовного, объясняют жизнь.

52.  Жизнь для мужика — это прежде всего труд, дающий возможность продолжать жизнь не только самому, но и семье, и другим людям. Жизнь для интеллигента — это усвоение тех знаний или искусств, которые считают в их среде важными, и посредством этих знаний пользоваться трудами мужика. Как же может не быть разумным понимание жизни и вопросов ее мужиком, и не быть безумным понимание жизни интеллигентом.

53.   Бог — Творец, Бог Брама, Вишну, Шива, Бог Юпитер, Бог — Христос и т.п. Все это так нелепо, что мы смело отвергаем, не можем не отвергать эти нелепые представления. А не думаем о том, что понятие Бога, Духовного Начала всего, есть такое великое и необходимое понятие, до которого мы одни никогда не додумались бы, если бы оно не было открываемо людям постепенно усилиями мысли величайших мудрецов мира. Это огромный шаг человечества, а мы воображаем, что имея радий, аэропланы, электричество, можем обойтись без него. Да, можем, но только как животные, а не как люди, как мы и живём теперь в наших Нью-Йорках, Лон-донах, Парижах с 30-этажными домами.

54.  Спасение человечества возможно только через неучастие в насилии. Не платить податей даже нельзя. Придут и отберут, но не быть насильником всегда можно.

55.  Как в молодости болеешь за своё зло и жаждешь блага своего, своего организма, так в старости, как я болезненно чувствую теперь, болеешь за зло общее и жаждешь блага общего, всего общего организма.

56.  Отчего мой язык, моя пятка, мои лёгкие связаны в одно моё тело?

Не близостью: мои экскременты ближе, чем моя кожа, а они не мои, а кожа, ухо, пятка, клетка моего тела — мои. Всё это связано в одно моим сознанием. Так же могут быть связаны сознанием миры, может быть сознание Земли, Марса, Солнца и даже многого такого, что мне, с моим временным, пространственным пониманием, мне не представляется соединённым воедино.

57. Я всё пустое забыл. Как же это могло не быть, когда во мне, не переставая идёт внутренняя работа самоосуждения — усилия, — которая занимает все мои духовные силы.

58.  Вера? Что такое вера? Вера, это — то духовное здание, на котором стоит вся жизнь человека, это то, что даёт ему точку опоры и потому возможность двигаться. Это то, что для телесного существа то, на чём оно стоит. Для одного, для насекомого достаточен волосок, для пчелы — цветок, листок, для птицы — ветка, для белки — сучок, для медведя — дерево. То же и для веры человека. Для одного — икона, для другого — таинства, для третьего — пророк, для четвертого — Бог личный, для пятого... Все зависит от веса его требований сердца и разума.

59.  Значение жизни измеряется не временем, а глубиною.

60.  Ты о людях, а Бог о тебе.

61.  Удовольствие — для тела, для души — благо. Удовольствие и благо редко сходятся.

62.  На опыте вижу, как велика радость — не радость, а благо внутренней работы.

63.   Не желаю и не боюсь ни жизни, ни смерти.

64.  Служить — хорошо. Хорошо особенно тем, что ясно чувствую, что последствия своего служения вне себя не увижу, но знаю, что они будут, если сознаю их в себе.

65. Помоги мне повернуться так, чтобы меня не было, а только Бог шёл бы через меня.

66.  Вещество и пространство, время и движение отделяют меня и всякое живое существо от Всего Бога. Как же представлять себе Бога личным, т.е. ограниченным, т.е. в пространстве и времени.

67.  Есть во всех нас два «я» — телесное, т.е. соединение тела с сознанием, т.е. телесная жизнь, и одно сознание, т.е. духовная жизнь. У детей духовная жизнь, когда проявляется, проявляется во всей чистоте, без участия ума и его плодов, соблазнов, и потому особенно мило.

68.  Несомненно то, что жизнь моя, а также, вероятно, и всех людей становится духовнее с годами. То же совершается и с жизнью всего человечества. В этом сущность и смысл жизни всей и всякой, и потому смысл моей жизни опять только в этом одухотворении ее. Сознавая это и делая это, знаешь, что делаешь предназначенное тебе дело: сам одухотворяешься и своей жизнью хоть сколько-нибудь содействуешь общему одухотворению — совершенствованию.

69.  Одно из двух: или жить во времени и пространстве, руководясь в своей деятельности соображениями о предстоящем и внешних вещественных условиях и бояться, надеяться, и всегда ошибаться, и страдать, или: жить только настоящим и духовным началом — душою и руководиться в своей деятельности, не зная ни страха, ни разочарования, ни ошибок, ни страданий — закон духовного начала души — любовью. Жизнь не допускает ни того, ни другого вполне. Жизнь только тогда жизнь, когда духовное начало побеждает вещественное, и только в этой победе — жизнь.

70.  Любовь к Богу и сознание Его, это то же, что тяготение к земле и земли к большому центру, а того — еще к большему центру тяготения и так без конца. Любовь к ближнему, к животным, это то же тяготение между предметами, находящимися в зависимости от всеобщего тяготения. Бога мы знаем точно также, как знаем тяготение. Точно также, как знаем тяготение по его закону, так и Бога по Его закону любви. Тот же закон любви к Богу, как и закон тяготения к общему, основному центру тяготения, и как тот же закон тяготения между отдельными предметами вещества, так и тот же закон любви между отдельными живыми существами. И также, как мы не знаем, не можем даже представить себе всеобщего центра тяготения, мы не можем знать и представить даже себе Бога. Но также как несомненно то, что этот непостижимый центр есть, также несомненно и то, что Бог есть.

Грубое представление тяготения есть верх и низ; более высокое: земля притягивает; еще более высокое: землю притягивает солнце, солнце же само притягивается к... и т.д. То же и с представлением Бога. Самое грубое представление Бога — идол, более высокое: Христос, Будда... еще более высокое; Бог личный. Но ни то, ни другое недоступно человеку, хотя и то, и другое, как понятие и как факт, неизбежно, необходимо.

71.  Как хорошо помнить своё ничтожество: человека перед миллиардами людей, животного среди миллиарда миллиардов животных, своего обиталища земли-песчинки, в сравнении с Сириусом и др., и своё время жизни — в сравнении с миллиардом миллиардов веков. Один смысл: ты — работник. Урок заданный написан в твоём разуме и сердце и выражен ясно и понятно лучшими из таких же существ, как ты. Награда за исполнение урока сейчас же опять в тебе верная. Но какое значение имеет твой урок и исполнение его — не дано знать тебе, да и незачем. Тебе и так хорошо. Чего еще желать тебе?

72. Жить только для того, чтобы исполнять не свою, а Его волю. Какая свобода! И я начинаю испытывать ее. Как же не быть благодарным и за рождение, и за жизнь, и за смерть?

73.  «Ты — царский работник, а я — Божий».

74.  Одно из самых тяжёлых условий моей жизни, это то, что я живу в роскоши. Все тратят на мою роскошь, давая мне ненужные предметы, обижаются, если я отдаю их. А у меня просят со всех сторон, и я должен отказывать, вызывая дурные чувства. <...> Только всё-таки помню, что одобрение нужно только Его.

75.  Если сердишься на людей, то подумай, не от того ли, что сам плох. Если сердишься на животных, то все вероятия за то, что плохота в тебе. Если же сердишься на вещи, то знай, что всё в тебе и надо взять себя в руки.

76.  Я, слава Богу, привык молиться, когда один. А когда сходишься с людьми, когда нужнее всего молитва, всё не могу привыкнуть. Буду всеми силами стараться приучить себя при встрече, общении с каждым человеком сказать самому себе: помоги мне, Господи, с братской любовью обойтись с ним, с ней.

77.  Дьявол тщеславия так хитёр и ловок, что, когда ты совершенно искренно начинаешь судить себя и видишь все свои гадости, он уже тут как тут и подсказывает так: Вот, видишь какой ты хороший, не такой, как все: ты смиренен и осуждаешь себя, ты хороший.

78.  Нас приучили понимать под религией точное, определённое представление о Боге и Его законе, и от этого нам кажется, что признание непонятного, но несомненного Бога и Его требований, написанных не в книгах, а в наших сердцах, не удовлетворяет нас. А между тем только в этом непонятном Боге и в требованиях Его, написанных в наших сердцах, и есть религия, одна истинная религия.

79.  Когда сходишься с человеком, то должно бы быть одно чувство радости и благодарности за то, что является возможность единения.

80.  Патриотизм невозможен для человека, во что-нибудь разумно верующего.

81.  Чувствую движение вперёд в равнодушии к суждению людей и большое уважение к человеку, как я говорю: благодарность за радость возможности общения.

82.  Да, тяжела, мучительна нужда и зависть, и зло на богатых, но не знаю, не мучительней ли стыд моей жизни.

83.   Помоги, помоги Тот, Кто во мне, во всём, и Кто есть, и Кого я молю и люблю.

84.  Выше исключительной любви не ставят ничего и прямо называют лицемерием истинную любовь. А надо бы внести в Мысли о Жизни* развращающее действие романов и вообще восхваление любви исключительной.

* Книга   «Мысли  о жизни»   получила название   «Путь жизни».

85.  Да, движение, то, которое изменяет склад жизни, медленно. Его ступени — поколения. Теперь, например, не может быть движения, пока не вымрут: бары, богатые вообще, не знающие стыда за своё положение, и революционеры либералы, довольные собой.

86.  Движение вперёд медленно, по ступеням поколений. Для того, чтобы двинуться на один шаг, нужно, чтобы вымерло целое поколение. Теперь надо, чтобы вымерли бары, вообще богатые, не стыдящиеся богатства, революционеры, не влекомые страданием несоответствия жизни с сознанием, а только тщеславием революции, как профессии. Как важно воспитание детей, — следующих поколений.

87.  Японцы принимают христианство как одну из принадлежностей цивилизации. Сумеют ли они также, как наши европейцы, так обезвредить христианство, чтобы оно не разрушило того, что они берут в цивилизации?

88.   Усилие мысли, как семя, из которого вырастает огромное дерево, не видно; а из него вырастают видимые перемены жизни людей.

89. Мы молимся словами. — А общение с Ним, Богом, возможно не словами, а только любовью.

90. Сознание пробуждает от сна. Также только сознание — кто я? — пробуждает от ложной телесной жизни. Душа — это сознание. Кажется, как мало сознание. Жизнь так сложна, ощутительна, а сознание такое что-то небольшое, так мало заметное. Маленькое, мало заметное, а оно — Всё.

Что такое сознание? То, что я спрошу себя: кто, что я? — И отвечу: я — я. Но я спрошу себя: кто же этот второй «я»? — И ответ только один: опять я, и сколько ни спрашивай; всё я — я. Явно, что я есть что-то внепространственное... вневременное... Одно, что действительно есть. — Всё могло произойти от условий пространства и времени телесное, только не сознание. А сознание — всё.

91.  Одна из главных причин самоубийств в Европейском мире — это ложное церковное христианское учение о рае и аде. В рай и ад не верят, а между тем, представление о том, что жизнь должна быть раем или адом, так засело в голову, что не допускает разумного понимания жизни такой, какая она есть, а именно — не рая и не ада, а борьбы, непрестанной борьбы, — непрестанной, потому что жизнь только в борьбе, но не в Дарвиновской борьбе существ, особей с существами, особями, а борьбе духовных сил с телесными ограничениями их. Жизнь — борьба души с телом. Понимая так жизнь, то невозможно, ненужно, бессмысленно самоубийство. Благо только в жизни. Я ищу блага; как же мне для достижения блага уйти от жизни? Я ищу грибов. Грибы только в лесу. Как же я для того, чтобы найти грибы, уйду из леса?

92.  Всё, чем может порадовать себя человек, живущий для души, это то, что я стал всё-таки немного менее гадок, чем был прежде. И это не изречение для красоты мысли и слога, а моё искреннее, самое искреннее, на деле в последнее время проверяемое, душевное состояние. И эта радость сознания своего хоть маленького движения, — радость, и большая.

93.  Хорошо жить так, чтобы делать такое дело, какое наверное знаешь, что не кончишь и последствий которого, наверно, не увидишь.

94.   Нужно сознательное неделание... А главное, жить только перед Богом, с Богом, Богом.

95.  Привычка — механические, бессознательные поступки, есть фундамент истинной жизни — нравственного совершенствования. Жизнь — в усилии для достижения совершенства. То, до чего достиг человек, откладывается в область отжитого, привычки, и делаются новые усилия для того, чтобы достигнуть, отложить в область бессознательного — привычки. Усилие всегда отрицающее. Оно и не может быть иным, потому что жизнь — в освобождении. Освобождение совершается. Дело жизни — не делать того, что мешает освобождению. И от этого всё дело жизни — в сознании того, что есть жизнь, и в противодействии тому, что мешает ей.

Усилие, превращающее сделанное в привычку, есть главное, единственное дело жизни. Без усилия нет человеческой, есть только животная жизнь. И материалисты совершенно правы, если, говоря о животной жизни, сводят ее к борьбе за существование и привычке. Но если говорить о человеческой жизни, то надо объяснить главное свойство ее — усилие. Что такое, с материалистической точки зрения, усилие?

96.  Чем больше живу, тем меньше понимаю мир вещественный и напротив, тем всё больше и больше сознаю то, чего нельзя понимать, а можно только сознавать.

97.  Спасение от бедственности нашей жизни одно, и только одно: признание полного безумия нашей жизни и полное отречение от неё.

98.  Христианский идеал нашего времени есть полное целомудрие. Признание брака чем-то священным, даже хорошим, есть отречение от идеала. Христианское посвящение, если допустить религиозный акт посвящения, может быть только одно: посвящение себя полному целомудрию, а никак не разрешённому половому общению, и обет может быть не верности супругов, а для обоих только один: целомудрия, включающего в себя верность одному.

«Но как же род человеческий?» — Не знаю. Знаю только то, что, как для человека не только не обязателен животный закон борьбы, а напротив, стоит отрицающий борьбу идеал любви, также знаю, что закон совокупления, свойственный животному, не обязателен человеку, а обязателен обратный идеал — целомудрия. А что выйдет из этого? — Не знаю. Но знаю наверное, что следуя высшим стремлениям моего существа: любви и целомудрия, ничего, кроме хорошего, выйти не может.

99.  Как понятие творения засело в головы людей, требуя ответов на вопрос: как во времени произошёл мир? творение мира, (Дарвин), так другой такой же вопрос о происхождении зла (грех Адама, наследственность). А и то, и другое — грубое суеверие. Мир не происходил, а есмь я, и зла нет, а опять-таки есмь я.

100.  Суеверие зла. Зла нет. Жизнь — благо. Зло — отсутствие блага — только признак заблуждения, ошибки. Время только затем и существует, чтобы мы могли видеть свои ошибки и исправлять их, иметь радость (высшее благо) исправлять свои ошибки. Если же мы не исправляем свои ошибки, то они исправляются помимо нашей воли смертью.

Да, жизнь — благо, нет зла. Есть только ошибки наши: общие и наши личные. И нам дана радость посредством времени не только исправлять их, но и пользоваться всем тем опытом, который пережит человечеством.

101.  Как легко усваивается то, что называется цивилизацией, настоящей цивилизацией и отдельными людьми, и народами! Пройти университет, отчистить ногти, воспользоваться услугами портного и парикмахера, съездить за границу, и готов самый цивилизованный человек. А для народов: побольше железных дорог, академий, фабрик, дредноутов, крепостей, газет, книг, партий, парламентов и готов самый цивилизованный народ. От этого-то и хватаются люди за цивилизацию, а не за просвещение — и отдельные люди, и народы. Первое легко, не требует усилия и вызывает одобрение; второе же, напротив, требует напряжённого усилия и не только не вызывает одобрения, но всегда презираемо, ненавидимо большинством, потому что обличает ложь цивилизации.

102.  Злом мы называем то, что нам, нашему телу, не нравится: злая собака, лошадь, злое перо (не пишет), злой стол для ребенка, о который он ударился, злой человек, злой Бог.

103. Что зло есть суеверие, яснее всего видно из того, что смерть считается злом. Для меня — я знаю, что не зло.

104.  Как бы хорошо быть в состоянии искренно ответить на вопрос: Как твоё здоровье? — Не знаю, это меня не касается.

105.  Религиозная истина: сознание в себе невидимого Начала, дающего жизнь всему, и стремление к удовлетворению требований этого Начала, познаваемых и каждым из людей, и некоторыми наиболее чуткими к этому сознанию, людьми. И везде одно и то же: выражение этого Высшего Начала соединяет людей, соединённые люди, под влиянием похотей — страстей, извращают понимание этого Начала и его требований, и соединение одних людей служит основанием и причиной отступления от сознанных требований.

Тогда появляется вновь более ясное выражение религиозного начала и его требований, и ему подчиняются несколько больших соединений; и опять извращается, и опять положение ухудшается, и требует еще более высокого, общего и ясного выражения требований религиозного сознания, и опять этому высшему сознанию подчиняется большее количество людей, и опять извращается. Но всякий раз большее количество, живя общей жизнью, больше и больше материально улучшают свою жизнь. Так что постоянно с более высоким пониманием религиозной истины и с большим количеством людей, принимающих эту истину, равномерно извращается истина и увеличиваются материальные успехи жизни. Увеличивается и количество соединенных людей, увеличивается общение между людьми. Так это шло и дошло до нашего времени, до высшей степени. Половина, если не больше, населения земного шара находится в близком общении между собой, материальные успехи огромны, а между тем, последняя высшая истина — христианская, магометанская, — извращена до последней степени. (Всё это я думал лучше и, коли Бог велит, изложу понятнее.)

106.  Безумие думать, что я, моё материальное я, имеет какое-нибудь значение посреди этих миллиард миллиардов живших и живущих людей, из которых большинство и умом, и душою выше меня. Если я — что-нибудь, то только перед Богом и перед самим собой, насколько я Божественен.

107.  Как трудно, а зато как хорошо и радостно жить совершенно независимо от суждений людей, а только перед судом своей совести, перед Богом.

108.  Память? Как часто память принимают за ум. А не видят того, что память исключает ум, несовместима с умом, с умом самобытного решения вопросов. Одно заменяет другое.

109.  Господи, помоги мне жить независимо от людского суждения, только перед Тобою, с Тобою и Тобою.

110.  «Помоги мне, Господи, жить, исполняя только Твою волю». Что это значит? А то, во-первых, что я личность, могущая мыслить только в пределах пространства и времени, невольно представляю себе невидимое Начало, дающее жизнь всему, тоже личностью, — не могу иначе; во-вторых, то, что я ничего не хочу, или более всего хочу того, чтобы соединиться с этим Началом, хочу устранить всё то, что мешает этому соединению.

111.  Крестьяне считают нужным лгать, предпочитают при равных условиях ложь правде. Это от того, что их приучили к этому, так как всегда лгут, говоря с ними и о них.

112.  Во мне начало жизни всего. Я знаю это не потому, что я изучал мир, а потому, что я чувствую весь мир, живу всем миром, только живу всем миром и чувствую его, сознавая свою ограниченность пространством и временем.

Себя в пределах своего тела я чувствую вполне ясно; других, одновременно и в одном месте живущих со мною людей, менее ясно; еще менее ясно — людей, отдалённых от меня временем и пространством, но всё-таки не только знаю про них, но чувствую их. Еще менее ясно чувствую животных, еще менее ясно — неодушевленные предметы. Но всё это я не только знаю, но чувствую тем единым, дающим жизнь всему миру, началом.

113.   Профессор пресерьёзно описывает Табу, ужасаясь на нецивилизованность «диких», а сам признает Табу собственности, священной собственности, собственности земли.

114.  Подняться на ту точку, с которой видишь себя. Всё в этом.

115.   Какое высоконравственное условие жизни то, что происходит во всех крестьянских семьях: что возросший человек отдаёт весь свой заработок на содержание старых и малых.

116.   Общаясь с человеком, заботься не столько о том, чтобы он признал в тебе любовное к нему отношение, сколько о том, чувствуешь ли сам к нему истинную любовь. (Очень важно.)

117.  Всё дело ведь очень просто. Завоеватели, убийцы, грабители подчинили рабочих. Имея власть раздавать их труд, они для распространения, удержания и укрепления своей власти призывают из покоренных себе помощников в грабеже и за это дают им долю грабежа. То, что делалось просто, явно в старину, — ложно, скрытно делается теперь. Всегда из покорённых находятся люди, не гнушающиеся участием в грабеже, часто, особенно теперь, не понимая того, что они делают, и за выгоды участвуют в порабощении своих братьев. Это совершается теперь от палача, солдата, жандарма, тюремщика, до сенатора, министра, банкира, члена парламента, профессора, архиерея, и, очевидно, никаким другим способом не может окончиться, как только, во-первых, пониманием этого обмана, а во-вторых, настолько высоким нравственным развитием, чтобы отказаться от своих выгод, только бы не участвовать в порабощении, страданиях ближних.

118.   1) Ищет истину и сам находит. Подразделение: а) ищет истину и довольствуется тем, что нашёл, и б) не довольствуется, не переставая искать.

2)  Ищет истину, но не своим умом и усилием, а в искании других, и смело следует тому, что открыли другие. Подразделение: а) держится одного раз навсегда, б) переменяет.

3)  Не ищет истины, но берёт то, что придёт в голову или попадается, и держится этого, пока не мешает жить.

4)  Не ищет, но того, что попалось, держится   для приличия. Подразделение: а) религиозное, б) научное.

5)  Не признает никакой истины. Подразделение: а) признает это, б) не признает.

119.  (О суде). Если бы только понимали эти несчастные, глупые, грубые, самодовольные злодеи, если бы они только понимали, что они делают, сидя в своих мундирах за накрытыми зелёным сукном столами и повторяя, разбирая с важностью бессмысленные слова, напечатанные в гадких, позорящих человечество книгах; если бы только понимали, что то, что они называют законами, есть грубое издевательство над теми вечными законами, которые записаны в сердцах всех людей.

120. Требования души перед Ним так переплелись с желанием, — во многом и совсем совпадают — с желанием одобрения людей, что никак не отделишь одного от другого. А как страшно нужно: какая слабость, тревога, неопределённость, когда думаешь о мнении людском, и какая свобода, спокойствие, всемогущество, когда живёшь только для себя перед Ним!

121.  Помоги, Господи, и благодарю, Господи, не за то, что Ты мне помог, а за то, что я по Твоей воле такой, что могу простить, могу любить, могу радоваться этим.

122.   Поучительно. Как из-за самоуверенности люди лишают себя лучшего блага — любви.

123.  Да, надо учиться любить, как учатся играть на скрипке. Но как быть, когда человек противен всем существом да еще самоуверен? Хочется презирать, но это противно любви. Избегать его? Да, но надо быть готовым полюбить. А для этого:  1) поискать хорошенько, нет ли в твоём отвращении чего-нибудь личного: оскорбленного самолюбия и т.п... 2) не позволять себе вспоминать и думать о нём недоброе.

124.  Особенно действует на меня молитва благодарности — только благодарность за жизнь сейчас. Да, благодарю Того, То, что дало, даёт мне жизнь и всё ее благо, — разумеется, духовное, которым я всё еще не умею пользоваться, но даже и за телесное, за всю эту красоту, и за любовь, за ласку, за радость общения. Только вспомнишь, что тебе дано ничем не заслуженное благо быть человеком, и сейчас всё хорошо и радостно.

125.   О том, что будет после смерти, нам не дано знать; о том же, что уже есть благо, мы можем знать и знаем.

126.  В очень сильном, задушевном, молитвенном настроении хочется молиться. И пытаюсь молиться: помоги мне быть с Тобою, исполнить дело Твоё, победить всё дурное в себе. И всё, что я ни думаю, всё не то, всё не нужно и сознаю, что просить не о чем, что всё, чего я могу просить, всё дано мне, всё есть у меня. Могу одно: благодарить.

127.   Соединять может только понимание того, что соединяет только одна религия — одно понимание жизни. Но религии такой нет — как церкви или Бехаисты, а только стремление к такой единой религии. Мешает единению, во-первых, непонимание того, что в этом цель, а во-вторых, и главное, — понимание этого, но с предположением, что эта религия найдена, что она католицизм, Бехаизм...

128.   Истинная религия есть прежде всего искание религии.

129. Ясно понял значение «России» — Орда, заграбившая хороших, нравственно и умственно стоящих выше орды наций и теперь гордящаяся этим и всеми силами удерживающая покорённых. Как ни отвратительно самое дело, еще более отвратительно оправдание его, величаемое патриотизмом.

130.  Воспитание зиждется на религиозном обучении, передачей детям в самом доступном, простом виде тех главных пониманий жизни и вытекающего из этого понимания руководства поведения, которые одни и те же выработаны во всём человечестве. И вот вместо этого детям внушают, именно внушают религиозное учение старое, извращённое, несогласное с другими учениями и такое, в которое сами обучающие ему — не верят. Относится это ко всем большим религиозным учениям: Браминизму, Еврейству, Буддизму, Таосизму, Христианству, Магометанству. Какое ужасное преступление!

131.   Страшно сказать, но что же делать, если это так, а именно, что со всем желанием жить только для души, для Бога, перед многими и многими вопросами остаёшься в сомнении, нерешительности. Одно спасение: не разрешая вопроса, в момент настоящего делать то, что сейчас для Бога, для души считаешь лучшим.

132.  Думать, что можно жить безошибочно, безгрешно — большое и вредное заблуждение.

133.   Ужасно не единичное, бессвязное, личное, глупое безумие, а безумие общее, организованное, общественное, умное безумие нашего мира.

134.  Почти всякий предстоящий поступок, если серьёзно подумать о нём, вызывает нерешительность. Решает дело то, что в момент настоящего нельзя не поступить. И потому драгоценна мысль — она готовит то или другое решение.

135.  Нам дано одно, но зато неотъемлемое благо любви. Только люби, и всё радость: и небо, и деревья, и люди, и даже сам. А мы ищем блага во всём, только не в любви. А это искание его в богатстве, власти, славе, исключительной любви — всё это, мало того, что не даёт блага, но наверное, лишает его.

136.  Читаю Психиатрию. Какая тупость и часто прямо глупо. Для того, чтобы объяснить сознание, говорится о субъективном и объективном, как будто слово субъективно есть что-нибудь другое, как только дурное название сознания. И так всё.

137. Как смешно думать, что самое понятное и основа всего материя — вещество, тогда как материя-вещество есть только средство общения, разделённого в самом себе, духовного начала... Надо бы прибавить: материя-вещество есть только, вместе с движением, средство общения, разделённого в самом себе, духовного начала.

138.  Как нет резкого деления между сном и бдением, так нет и такого деления между разумной и безумной жизнью. Большее или меньшее приближение от сна к бдению и от безумной к разумной жизни определяется большим или меньшим пробуждением сознания, и потому возможности нравственного усилия.

139.  Как человек, живущий не для себя, а для исполнения закона Бога, кроме последствий того благого дела, которые он видит, он совершает еще бесконечно важнейшие последствия, которых не видит. Как пчела, которая собирая мёд для семьи, оплодотворяет им растения, и те самые, которые не только ее породе, но и тысячам других пород нужны.

140.  Гуляя, срываю чудные цветки и бросаю. Их так много. То же и с чудными духовными цветами жизни. Не ценим их потому, что их так много.

141.  Три ежечасные молитвы: 1) хочу жить только для Тебя и перед Тобою,   2) жить сейчас, в настоящем, любовью и 3) благодарю за всё, чего не заслужил и не стою. — Думал об этих молитвах, ходя по лесу, и заблудился, и стало жутко. И вспомнил молитвы. Да, с Тобою, и сейчас думаю — только, чтобы быть с Тобою, и радуюсь, и благодарю, что заблудился, — и сейчас стало хорошо.

142.  Сумасшествие всегда следствие неразумной и потому безнравственной жизни.

143.  Сумасшедшие всегда лучше, чем здоровые, достигают своих целей. Происходит это от того, что для них нет никаких нравственных преград: ни стыда, ни правдивости, ни совести, ни даже страха.

144.  Отдельные существа сознают себя отделёнными" тем, что нам представляется телом, веществом, немыслимым вне пространства и движения, немыслимым вне времени.

145.  Как странно, что люди стыдятся своей нечистоплотности, трусости, низкого звания, но гнева не только не стыдятся, но радуются сами на себя, подхлёстывают себя, усиливают его, считая его чем-то хорошим.

146.  Получил брошюру француза Pollac'a «La politique de 1'avenir prochain». Очевидно, учёный, на уровне самой последней философской мысли и поразительная неясность и неверность понимания. Довольно того, что три главные деятельности человеческой жизни — это: удовлетворение чувства красоты — искусства; удовлетворения запросов разума — наука; и под конец, между прочим, и нравственность. Чем более читал это, тем более почувствовал необходимость окончить «О безумии».

147.  Суеверие церкви состоит в том, что будто бы были и есть такие люди, которые, собравшись вместе и назвав себя церковью, могут раз навсегда и для всех людей решить о том, как надо понимать Бога и закон Его. Суеверие науки подобно суеверию церкви в том, что будто бы те знания, которые приобретены теми немногими, освободившими себя от необходимого для жизни труда, суть те самые знания, называемые ими наукой, которые нужны для всех людей!

148.   В народе всё растущая ненависть к угнетателям, к властям, но он сам служит угнетателям. Зачем он служит? А затем, что соблазнён, обманут, религиозным и научным обманом.

149.  Суеверие зла. Зла нет. Жизнь — благо. Если нет блага, то знай, что ты ошибся. И тебе дано время, чтобы исправить свою ошибку, чтобы иметь радость (высшее благо) исправлять свою ошибку. Только для того и есть время. Если же ты не исправишь свою ошибку, то она исправится помимо твоей воли — смертью. Да, жизнь — благо. Зла нет! Есть только ошибки наши: общие и наши личные, и нам дана радость через время исправлять их. А в исправлении их величайшая радость.

150.  Мы не подвинулись в религиозном понимании. Тот же анимизм, тот же фетишизм. Для того, чтобы понять это, человеку нужно только понять, какие в нём требования, привычки, и какие требования его человеческой природы: разума и любви, и проверить то, что стало привычными требованиями своей природы. И не требования разума и любви подчинять требованиям привычки, как это делается теперь, а напротив, на основании требований разума и любви проверять то, что привычно. И тогда... Только представь себе свободного от привычки человека в каком бы то ни было положении людей нашего общества, принадлежащего или к неимущему рабочему, или к так называемому высшему богатому сословию..., что бы увидал этот человек в том мире, в котором мы живём, не видя, не чувствуя, не понимая всего ужаса, всего безумия нашей жизни?

151.  Разделённое само от себя духовное начало сознаёт себя разделённым тем, что нам представляется телом. Сознаёт же оно своё разделение тем, что нам представляется движением. Тело нераздельно с пространством, а движение — с временем.

152.  Мы живем тем, что ищем блага. Есть блага телесные: здоровье, похоти тела, богатство, половая любовь, слава, почести, власть. И все эти блага: 1) вне нашей власти, 2) всякую минуту могут оборваться смертью и 3) не могут быть благами для всех. И есть другое благо, духовное — любовь к людям, которое: 1) всегда в нашей власти, 2) не обрывается смертью — можно умирать любя и 3) не только возможно для всех, но тем более радостно, чем больше людей живут ради этого блага.

153.  То, что даёт нам жизнь, то, что мы знаем в себе ограниченным телом и потому несовершенным, мы называем душою; то же, ничем не ограниченное и потому совершенное, мы называем Богом.

154.  Жизнь есть стремление к соединению с тем, от чего она отделена: с другими душами и с Богом — с Его совершенством.

155. Хорошо думалось о необходимости молчания и неуклонного делания своего дела.

156.  Понятие справедливости искусственно и не нужно христианину. Черту эту нельзя провести в действительности. Она фантастическая и совершенно не нужна христианину.

157.  В вере можно разувериться. Кроме того, веры могут быть две противоположные. Правда, в верах более внешнего проявления, чем в сознании, но зато веры шатки и противоречивы, а сознание одно и неизменно.

158.  Я плох и плохо прожил, не умел и не осилил устроить жизнь хорошо. Но, если ясно понял так, как, мне кажется, другие не понимают, не зло — ошибки жизни, как же мне, хоть в уплату за свою дурную жизнь не сказать этого. Может быть, кому-нибудь и пригодится.

159. Я не ожидал того, что, когда тебя ударят по одной щеке, и ты подставишь другую, что бьющий опомнится, перестанет бить, и поймёт значение твоего поступка. Нет, он напротив того, и подумает, и скажет: вот как хорошо, что я побил его. Теперь уж по его терпению ясно, что он чувствует свою вину и всё моё превосходство перед ним.

Но знаю, что несмотря на это, всё-таки лучшее для себя и для всех, что ты можешь сделать, когда тебя бьют по одной щеке — это то, чтобы подставить другую. В этом «радость совершенная». Только исполни. И тогда за то, что кажется горем, можно только благодарить.

160.  Мы живём безумной жизнью, знаем в глубине души, что живём безумно, но продолжаем по привычке, по инерции жить ею, или не хотим, или не можем, или то и другое, изменить ее.

161.  Как легко выместить делом, словом, и как трудно простить, но зато какая радость, если осилишь.

162.  Вера, то чему верят, есть ничто иное, как суеверие. Люди предпочитают веру сознанию, потому что вера твёрже и легче, также тверда и легка, как следование обычаю, и легко переходит в привычку, но сама вера всегда не тверда, шатка и не вызывает движения духовной жизни. Она всегда неподвижна и задорна, вызывает желание обращения других, как и не может быть иначе, так как основывается на общественном мнении, а чем больше людей разделяет веру, тем она твёрже. Вера есть дело мирское, удобное условие для телесной жизни. Сознание Бога — дело души, неизбежное условие разумной, хорошей жизни. Вера всегда stationaire, сознание всегда движется. Для «верующих» движение жизни совершается в области телесной, для сознающих — в области духовной.

163. Как понимать такие и такие слова Евангелия, Откровения, или Библии, находя в таких словах, или противоречивое, или неясное, или просто нелепое... Читать надо Евангелие и все книги, признаваемые Св. Писанием, точно так же обсуживая их содержание, как мы обсуживаем содержание всех тех книг, которые читаем и потому, встречая противоречивое, неясное, или нелепое, не отыскивать разъяснений, а прямо откидывать всё таковое, приписывая важность и значение только тому, что согласно со здравым смыслом и, главное, нашей совестью. Только при таком отношении к так называемому Священному Писанию, чтение его и, в особенности Евангелия, может быть полезно.

164.  Наука — это богадельня, или скорее поприще успеха среди толпы, открытое для всех самых умственно и нравственно тупых людей. Занимаясь наукой, он может не сознавать того, что он делает, считая бука-шечки или перечисляя книги и, выписывая из них, что подходит под избранную тему, может или ничего не думать, или выдумывать в том безжизненном, никому ни на что не нужном, соображении какую-нибудь теорию и быть вполне уверенным, что он делает самое важное на свете дело.

165.  Есть один вечный, человеческий закон любви, а суеверы науки, исследуя зверей, нашли закон борьбы и приложили его к человеческой жизни. Какое безумие!

166.  Спасаясь от разбойников случайных, признаваемых разбойниками, мы отдаёмся в руки разбойников постоянных, организованных, признаваемых благодетелями, — отдаёмся в руки правительств.

167.  Человек сознаёт себя Богом, и он прав, потому что Бог есть в нём. Сознаёт себя свиньей, и он тоже прав, потому что свинья есть в нём. Но он жестоко ошибается, когда сознаёт свою свинью Богом.

168.  Старушка говорит, что мир и человека сотворил Батюшка Царь Небесный, а учёный профессор, что происхождение человека есть результат борьбы видов за существование и что мир есть тоже продукт эволюции.

Разница между этими двумя воззрениями, и явно в пользу старушки, та, что старушка своими словами о творчестве Батюшки Царя Небесного явно признаёт, как в происхождении человека — его души, так и в происхождении мира, нечто непонятное, недоступное уму человеческому; учёный же профессор хочет своими крошечными наблюдениями и выводами из них, хочет прикрыть то основное, непонятное и недоступное, что должно быть признано и отделено от доступного и понятного для того, чтобы это доступное и понятное было действительно доступно и понятно.

169.  Мы не признаем закон любви, свойственный человеку, открытый нам всеми величайшими мудрецами мира и сознаваемый нами в нашей душе, потому что мы не видим его на вещественных явлениях мира, а видим, видим в вещественном мире закон борьбы, свойственный животным и потому признаём закон борьбы, приписывая его человеку. Какое ужасное и грубое заблуждение! А оно-то считается миросозерцанием, свойственным самым просвещённым людям.

170. Хорошо спросить себя: что, согласишься ли ты, делая то, что ты считаешь делом Божьим — своим назначением, не говоря уже о личном счастье, согласишься ли быть всеми осуждаемым и презренным? Хорошо спросить себя и ответить: да, но к счастью, такого положения, при котором человек, делая дело Божие, не нашёл бы ни в ком сочувствия, такого положения никогда не было и не может быть.

171.  Не мог не умиляться до слёз, читая Паскаля и сознавая своё полное единение с этим, умершим сотни лет тому назад, человеком. Каких еще чудес, когда живёшь этим чудом?!

172.  Привычка делает то, что те поступки, которые прежде всякий раз требовали усилия, борьбы духовного с животным, уже перестают требовать усилия и внимания, которые могут быть употреблены на следующие в работе дела. Это — извёстка, которая скрепляет положенные камни так, что на них можно класть новые. Но та же благодетельная сторона привычки может быть причиною безнравственности, когда борьба была решена в пользу животного: есть людей, казнить, воевать, владеть землей, пользоваться проституцией и т.п.

173.  Слова умирающего особенно значительны. Но ведь мы умираем всегда и особенно явно в старости. Пусть же помнит старик, что слова его могут быть особенно значительны.

174.  Какая ужасная, или, скорее, удивительная дерзость или безумие тех миссионеров, которые, чтобы цивилизовать, просветить «диких», учат их своей церковной вере.

175.  То, что мы называем миром, слагается из двух частей: из сознания и того, что сознается. Не было бы сознания, не было бы мира, но нельзя сказать, что не было бы мира, не было бы сознания.

176.  Несчастен не тот, кому делают больно, а тот, кто хочет сделать больно другому.

177.   Всякий человек всегда находится в процессе роста, и потому нельзя отвергать его. Но есть люди до такой степени чуждые, далёкие в том состоянии, в котором они находятся, что с ними нельзя обращаться иначе, как так, как обращаешься с детьми — любя, уважая, оберегая, но не становясь с ними на одну доску, не требуя от них понимания того, чего они лишены. Одно затрудняет в таком обращении с ними — это то, что вместо любознательности, искренности детей, у этих детей — равнодушие, отрицание того, чего они не понимают и, главное, самая тяжёлая самоуверенность.

178.  Редко встречал человека более меня одарённого всеми пороками: сластолюбием, корыстолюбием, злостью, тщеславием и, главное, себялюбием. Благодарю Бога за то, что я знаю это, видел и вижу в себе всю эту мерзость и всё-таки борюсь с нею.

179.  Мы в эволюции, в прогрессе. У нас аэропланы, у нас подводные лодки... Чего же еще? Вот дай срок, и всё будет прекрасно. И в самом деле, нельзя не восхищаться немыслящим людям аэропланами и т.п... К чему-нибудь, да появились они. А появились они, потому что 0,99 рабов делают то, что велят 0,01, и, правда, что делаются чудеса. И люди верят, что чудеса эти нужны, и потому не могут, не хотят изменять жизнь, производящую эти чудеса. Чудеса поддерживают дурную жизнь. Дурная жизнь производит чудеса. Разве можно улучшить жизнь, продолжая жить дурно. Одно нужно: поставить на первое место нравственные требования, а поставь на первое место нравственные требования, — и тотчас же уничтожатся аэропланы и...

180.  Трудно себе представить тот переворот, который произойдёт во всей вещественной жизни людей, если люди не то, что станут жить по любви, но только перестанут жить злобной, животной жизнью.

181.  Сначала кажется, что жить только перед Богом — не твёрдо, мало, искусственно, неестественно. А только попытайся жить так и увидишь, как легко, и твёрдо, и естественно.

182. Не для того ли и дана человеку жизнь во времени, чтобы он мог утвердить себя в жизни в Боге?

183. Разве не то же самое, когда люди живут только перед людьми: политические деятели, учёные, художники. Как ни пусты все эти деятельности, как ни сомнительны все их результаты, люди отдают им всю жизнь. То как же не отдать всю свою жизнь на деятельность для души, всегда плодотворную, всегда свободную и всегда вознаграждаемую?

184.  Как легко простить кающегося, смиренного и как трудно потушить в себе rancune*, недоброжелательство к оскорбившему, самоуверенному, самодовольному! А таких-то и важно выучиться прощать.

* злопамятство.

185. Любовь есть сознание себя проявлением Всего — единство себя и Всего — Любовь к Богу и ближним.

186.  Стоит только сознать себя смиренным — и тотчас же перестаешь быть им.

187.  Полезно приучаться, когда один на один, не делать такие поступки, которые не сделаешь при людях: не убить муху, не рассердиться на лошадь... и т.п., и делать при людях такие поступки, за которые знаешь, что тебя осудят, но которые ты не считаешь дурными.

188.  Бог — это само в себе без ограничения то духовное начало, которое я сознаю своим «я» и которое признаю во всём живом.

189.  Как хорошо бы развенчать хорошенько эту половую любовь. Показать суеверие этой любви.

190.  Вместо того, чтобы учиться жить любовной жизнью, люди учатся летать. Летают очень скверно, но перестают учиться жизни любовной, только бы выучиться кое-как летать. Это всё равно, как если бы птицы перестали летать, и учились бы бегать или строить велосипеды и ездить на них.

191.  Что же жизнь? И ответ я знаю только один: жизнь есть освобождение духовного начала души от ограничивающего её тела. И потому явно, что те самые условия, которые мы считаем бедствиями, несчастьями, про которые говорим: это не жизнь (как я говорил и думал про своё положение), — что это самое только и есть жизнь, или, по крайней мере, возможность ее. Только при тех положениях, которые мы называем бедствиями и при которых начинается борьба души с телом, только при этих положениях, начинается возможность истинной жизни и самая жизнь, если мы боремся сознательно и побеждаем, т.е. дух побеждает тело.

192.  Временная жизнь в пространстве даёт мне возможность сознавать свою безвременность и духовность, т.е. независимость от времени и пространства.

193. Если бы не было движения во времени и вещества в пространстве, я бы не мог сознавать свою бестелесность и вневременность: не было бы сознания.

194.  Только сознание своего неизменяющегося, бестелесного «я» даёт мне возможность постигать тело, движение, время, пространство. И только движение вещества во времени и пространства даёт мне возможность сознавать себя. Одно определяет другое.

195.   Плохо, когда богатым не стыдно, а бедным не незавидно.

196.  Прежде правительство с помощью одной церкви обманывало народ, чтобы властвовать над ним, теперь то же правительство понемногу подготавливает для этого дела и науку, и наука очень охотно и усердно берётся за это дело.

197.  Духовенство и сознательно, и преемственно бессознательно старается для своей выгоды не давать народу выйти из того мрака суеверия и невежества, в который оно завело его.

198.  Очень тяжела роскошь — царство господское и ужасная бедность — курных изб.

199. Очень сильное впечатление контраста достойных уважения, сильных, разумных, трудящихся людей, находящихся в полной власти людей праздных, развращённых, стоящих на самой низкой степени развития — почти животных. Устал от них. Они все на границе безумия.

200. Люди, одарённые разумом и сознанием Божественного Начала в себе, соединяющего их, вместо того, чтобы развивать в себе это Начало, хотят передвигаться быстрее лошадей, оленей, летать, как птицы, и заглушают в себе то, что дано им для их блага, и стараются развить в себе то, что не дано и не нужно им. Удивительно!

201.  Сначала кажется, что движусь «я» — ego, со всем миром, но чем дальше живёшь, тем яснее становится, что движусь не я, а я, — моё истинное «я» неподвижно, вне времени, а движется мимо этого «я» весь мир вместе с моим телом, которое плешивеет, беззубеет, слабеет, — движется мимо «я» весь мир, освобождая «я» от обмана жизни во времени.

202.  Чем больше сознаёт человек свою духовность, тем яснее он понимает обман своего, кажущегося, движения во времени.

203.  Понятие греха и совершение поступков и воздержание от поступков, не ради выгоды или славы людской, а ради страха греха, есть необходимое условие истинно-человеческой, разумной, доброй жизни. Люди, живущие без понятия греха и без воздержания от него, живут одной животной жизнью. И так живут все так называемые просвещённые люди.

204.  Жизнь, без понимания ее смысла, т.е. без религии, есть то, что называется сумасшествием. Когда же сумасшествие становится общим для большого количества людей — оно смело проявляется и доходит до высших пределов самоуверенности. Так что уже люди здравые считаются сумасшедшими и таких людей запирают или казнят.

205. Я умер — мой дух перестал жить в моём теле, но тот же мой истинный я, мой дух, живёт и будет продолжать жить в других существах, понимавших и понимающих меня. — «Но это уже не твой будет дух», — говорят на это. — «То-то и хорошо, что к этому тому, что останется жить после меня, не будет примешана личность, — отвечаю я. Личность есть то, что мешает слиянию моей души со Всем. А после смерти останется мой дух, но не будет личности».

206. Материалисты прямо говорят, что они своими научными, опытными исследованиями всё объяснили, свели к общим законам: осталось одно незначительное среди других, психическое явление, еще не сведённое к объяснению опытным путём, но са ne tardera pas^*.

Удивительная глупость или скорее сумасшествие, — учтиво сказать — уклонение от здравого смысла! То, на чём основана вся жизнь, в чём состоит вся жизнь, что должно быть основанием всякого изучения, это одно пропускается в надежде, что оно вот-вот на днях объяснится каким-нибудь профессором из Берлина или Гамбурга.

* За этим дело не станет.

207.  Ах, если бы всегда помнить, что ты стоишь перед самим Богом, перед высшим, доступным тебе проявлением Его, когда ты стоишь перед человеком.

208.  Сознание, сущностьсознания есть нечто непостижимое, непреодолимое, то, что мы называем духом, душою. Сознание заключено в известной части вещества, это вещество есть наше тело, и вот сознание посредством внешних отношений (органов) к другим телам, веществам познаёт окружающий мир. В этом сущность жизни человеческой.

209.  Помнить, что в отношениях к Софье Андреевне дело не в моём удовольствии или неудовольствии, а в исполнении в тех трудных условиях, в которые она ставит меня, дела любви.

210.  Мы всегда погоняем время. Это значит, что время есть форма нашего восприятия, и мы хотим освободиться от этой стесняющей нас формы.

211. Да, сначала кажется, что мир движется во времени и я иду вместе с ним, но чем дальше живёшь и чем больше духовной жизнью, тем яснее становится, что мир движется, а ты стоишь. Иногда ясно сознаёшь, иногда опять впадаешь в заблуждение, что ты движешься со временем. Когда же понимаешь свою неподвижность — независимость от времени, понимаешь и то, что не только мир движется, а ты стоишь, но с миром вместе движется твоё тело: ты седеешь, беззубеешь, слабеешь, болеешь, но это всё делается с твоим телом, с тем, что не ты. А ты всё тот же — один и тот же всегда: 8-летний и 82-летний. И чем больше сознаёшь это, тем больше сама собой переносится жизнь вне себя, в души других людей. Но не это одно убеждает тебя в твоей неподвижности, независимости от времени — есть более твёрдое сознание того, что я, то, что составляет моё я, независимо от времени одно, всегда одно и несомненно есть: это сознание своего единства со Всем, с Богом.

Хорошо, я неподвижно, но оно освобождается, т.е. совершается процесс освобождения, а процесс непременно совершается во времени. Да, то снятие покровов, которое составляет освобождение, совершается во времени, но я всё-таки неподвижно. Освобождение сознания совершается во времени: было больше, стало меньше, или было меньше — стало больше сознания. Но само сознание одно — неподвижно, оно одно есть.

212.  Разве бы я мог, удержав память, большую часть духовного внимания направлять на сознание и поверку себя.

213.  Тщеславие, желание славы людской основано на способности переноситься в мысли, чувства других людей. Если человек живёт одной телесной, эгоистической жизнью, эта способность будет использована им опять-таки для себя, для того, чтобы, догадываясь о мыслях и чувствах людей, вызвать в них похвалы, любовь к себе. В человеке же, живущем духовной жизнью, способность эта вызовет только сострадание другим, знание того, чем он может служить людям — вызовет в нём любовь. Я, слава Богу, испытываю это.

214.  Никогда не испытывал в сотой доле того сострадания, сострадания до боли, до слёз, которое испытываю теперь, когда хоть в малой степени стараюсь жить только для души, для Бога.

215.  Пространство — мера вещества, время — мера движения. Если я говорю, что вещество твёрдо, то я говорю только то, что оно твёрже другого, менее твердого: железо твёрже камня, камень — дерева, дерево — глины, глина — воды, вода — воздуха, воздух — эфира, эфир — чего? Всё это меры твёрдости по отношению нуля твёрдости, который я знаю в себе. То же с пространством. Сириус дальше Солнца, Солнце — Земли, Земля — Луны, Луна — Сибири, Сибирь — Москвы, и так до моей руки, моего тела, до нуля расстояния, которое я знаю в себе. Опять то же в движении — времени. Геологические первороды — раньше растений, растения — раньше животных, животные — раньше человека, египтяне — раньше евреев, евреи — греков и так далее до нуля времени во мне, тоже до нуля движения во времени, который я знаю в себе. И потому есть и реально только то, что бестелесно — внепространствен-но и неподвижно, т.е. вневременно. И это есть то самое, что я сознаю собою.

216.  Материнство для женщины не есть высшее призвание.

217.  Самый глупый человек это тот, который думает, что всё понимает. Это особый тип.

218.  Думать и говорить, что мир произошёл посредством эволюции, или что он сотворен Богом в 6 дней, одинаково глупо. Первое всё-таки глупее. И умно в этом только одно: не знаю и не могу, и не нужно знать.

219.  Вместо того, чтобы те, на кого работают, были благодарны тем, кто работают — благодарны те, кто работают, тем, кто их заставляет на себя работать. Что за безумие!

220.  Одно и только одно, мы несомненно знаем, это одно единственно несомненно и прежде всего известное нам есть наше «я», наша душа, т.е. та бестелесная сила, которая связана с нашим телом. А потому и всякое определение чего бы то ни было в жизни, всякое знание в основе своей имеет это одно, общее всем людям знание.

221.  Прогресс ни для отдельного человека, ни для рода человеческого не имеет никакого значения, потому что происходит во времени, которое бесконечно. Прогресс во времени есть только необходимое условие возможности сознания блага, совершенствования.

222.  Нигде, как в деревне, в помещичьей усадьбе не видна так ясно вся греховность жизни богатых.

223. Ясно понял всё значение жизни в настоящем: избегать всего, что делаешь и думаешь, имея в виду будущее <...> и главное, в каждый момент, что теперь может и должно быть хорошо, потому что в моей власти отнестись к тому, что совершается как к работе внутренней.

224.  Знание и наука — разница. Знание — всё, наука — часть. Также, как разница между религией и церковью.

225.  Надо помнить, что моя душа не есть что-то — как говорят — Божественное, а есть сам Бог. Как только я, Бог, сознаю себя, так нет ни зла, ни смерти, ничего, кроме радости.

226.  Сейчас в дурном духе: всё нехорошо, всё мучает, всё не так, как бы мне хотелось. И вот вспоминаю, что жизнь моя только в том, чтобы освобождаться от того, что скрывает мне меня, и тотчас же всё перестанавливается. Всё, что мучило, представляется пустяками, не стоящими внимания, то же, в чём жизнь, и что даёт ее радости, сейчас передо мной. Только бери. И вместо досады — спокойное обращение на себя и то, что мучило, становится материалом переработки. А переработка эта всегда возможна и всегда даёт лучшую радость жизни.

227.  Какой ужасный умственный яд современная литература, особенно для молодых людей из народа. Во-первых, они набивают себе память неясной, самоуверенной, пустой болтовней тех писателей, которые пишут для современности. Главная особенность и вред этой болтовни в том, что вся она состоит из намёков, цитат самых разнообразных, самых новых и самых древних писателей. Цитируют словечки из Платона, Гегеля, Дарвина, о которых пишущие не имеют ни малейшего понятия, и рядом словечки какого-нибудь Горького, Андреева, Арцыбашева и других, о которых не стоит иметь какого-нибудь понятия; во-вторых, вредна эта болтовня тем, что, наполняя головы, — не оставляет в них места, ни досуга для того, чтобы познакомиться со старыми, выдержавшими проверку, не только десяти, ста, тысячи лет, писателями.

228.   Бог дышит нашими жизнями. Могу в заблуждении своём сказать себе, что я — я, а Бог сам по себе, или нет Его и могу понять, что я — Он, и тогда всё легко и радость и свобода.

229.  С.А. говорит, что не понимает любви к врагам, что в этом есть афектация. Она, да и многие не понимают этого, главное потому, что думают, что то пристрастие, которое они испытывают к людям, есть любовь.

230.   Бог дышит нашими жизнями и всей жизнью миро. Он и я одно и то же. Как только понял это, так и стал Богом.

231.  Материалистическое объяснение жизни есть совершенно также последствие невежества, как и придумывание машин с вечным движением. Peipetuum mobile* — последствие невежества в механике, материалистическое объяснение жизни — последствие невежества в мудрости.

232.   Бог дышит нами и блажен. Главное свойство Его есть благо. Он понимаем нами, как благо. Мы ищем блага — вся жизнь наша в этом искании, и потому хотим ли мы этого или не хотим, вся жизнь наша — в искании Бога.

Если мы ищем блага себе, своему телесному «я», мы не находим его; вместо блага находим горе, зло, но наши ошибки своими последствиями самыми разнообразными ведут к благу других людей следующих поколений. Так что жизнь всех людей есть всегда искание блага и всегда достижение его; но только при ложной жизни — блага для других людей, для всех, кроме себя; при правильной жизни — достижение блага и для себя. Если ищем Бога, находим благо. Если ищем истинного блага, находим Бога. Любовь есть только стремление к благу. Главная же основа всего — благо. И потому вернее сказать, что Бог есть благо, чем то, что Бог есть любовь.

233.  Я себе много раз говорил, что при встрече, при общении со всяким человеком надо вспоминать то, что перед тобой стоит проявление высшего духовного начала и соответственно этого воспоминания обойтись с ним. Вспомнить? — значит сознать себя, т.е. вызвать в себе Бога. А если вызвал, и уже не ты будешь обходиться с этим человеком, а Бог в тебе, то всё будет хорошо.

* Вечное движение.

234.  Музыка, как и всякое искусство, но особенно музыка, вызывает желание того, чтобы все, как можно больше людей, участвовали в испытываемом наслаждении. Ничто сильнее этого не показывает истинного значения искусства: переносишься в других, хочется чувствовать через них.

235.  Венера Милосская, красота женского тела. Все вздор — похоть, облечённая в форму, так называемого, искусства.

236.  Бог дышит нами и блажен. Мы ищем блага, т.е. хотим ли этого, или не хотим ищем Бога. Если мы ищем блага себе (телесное — личность), мы не находим его, но невольно примером, последствиями служим благу других людей (борьба, технические усовершенствования, научные, религиозные заблуждения). Если же мы сознаём себя Богом, ища блага всех (любовь), то находим благо своё. Если ищем Бога — находим благо, если ищем истинное благо — находим Бога. Да, любовь есть последствие блага. Первое — не любовь, а благо. Вернее сказать, что Бог — это благо, чем то, что Бог есть любовь.

237.  Человек сознаёт свою жизнь, как нечто такое, что всегда есть и всегда было и даже не всегда, потому что «всегда» указывает на время, а что есть и есть, и одно только и есть. Тело моё дано из утробы матери, но я совсем другой, я есть.

238.   Самый обыкновенный упрёк людям, высказывающим свои убеждения, что они живут несогласно с ними и, что поэтому убеждения их неискренни. А если подумать серьёзно, то поймёшь совершенно обратное. Разве умный человек, высказывающий убеждения, с которыми жизнь его не согласуется, может не видеть этого несогласия? Если же он всё-таки высказывает убеждения, несогласные с его жизнью, то это показывает только то, что он так искренен, что не может не высказать то, что обличает его слабость и не делает того, что делает большинство — не подгоняет свои убеждения под свою слабость.

239.  Религия есть такое установление своего отношения к миру, из которого вытекает руководство всех поступков. Обыкновенно люди устанавливают свое отношение к началу всего — Богу, и этому Богу приписывают свои свойства: наказания, награды, желание быть почитаемым, любовь, которая, в сущности, свойство только человеческое, не говорю уже о нелепых легендах, в которых Бога описывают как человека. Забывают то, что мы можем признать, скорее, не можем не признать, начало всего, но составить себе какое-нибудь понятие об этом начале, никак не можем. Мы же придумываем своего человеческого Бога и за панибрата обращаемся с Ним, приписывая Ему наши свойства. Это панибратство, это умаление Бога более всего извращает религиозное понимание людей и большей частью лишает людей, какой бы то ни было религии — руководства поступков. Для установления такой религии лучше всего оставить Бога в покое, не приписывать Ему не только творения рая, ада, гнева, желания искупить грехи и т.п. глупости, но не приписывать Ему воли, желаний, любви даже. Оставить Бога в покое, понимая Его, как нечто совершенно недоступное нам, а строить свою религию, отношение к миру на основании тех свойств разума и любви, которыми мы владеем. Религия эта будет также религия правды и любви, как и все религии в их истинном смысле от браминов до Христа, но будет точнее, яснее, обязательнее.

240.  Какое страшное кощунство для всякого человека, понимающего Бога, как можно и должно: признавание одного еврея Иисуса — Богом!

241.  Зачем тело? Зачем пространство, время, причинность? Но ведь вопрос: зачем? — есть вопрос причинности. И тайна, зачем тело, остаётся тайной.

242.  Спрашивать надо: не зачем я живу, а что мне делать.

243.  Начинаю привыкать к работе над собой, к вызыванию своего высшего судьи и к прислушиванию к его решению о самых, кажущихся мелких, вопросах жизни.

244.  Дело наше здесь только в том, чтобы держать себя, как орудие, которым делается Хозяином непостижимое мне дело — держать себя в наилучшем порядке, — чтобы, если я соха, чтобы сошники были остры, чтобы, если я светильник, чтоб ничего не мешало ему гореть. То же, что делается нашими жизнями, нам не дано знать, да и не нужно.

245.   Понятие Бога в самой, даже грубой форме — разумеется далеко не отвечающее разумному представлению о Нём, всё-таки очень полезно для жизни уже тем, что представление о Нём, хотя бы самое грубое, переносить сознание в область, с которой видно назначение человека и потому ясны все отступления от него: ошибки, грехи.

246.  Когда революционеры достигают власти, они неизбежно должны поступать так же, как поступают все властвующие, т.е. совершать насилия, т.е. делать то, без чего нет и не может быть власти.

247. Любовь к детям, супругам, братьям — это образчик той любви, какая должна и может быть ко всем.

248.   Надо быть, как лампа, закрытым от внешних влияний — ветра, насекомых и при этом чистым, прозрачным и жарко горящим.

249.  Всё чаще и чаще при общении с людьми вспоминаю, кто я настоящий и чего от себя требую, только перед Богом, а не перед людьми.

250.  Слава Богу без желания чувствую хорошую готовность смерти.

251.  Представление мира вещественного во времени и пространстве не имеет в себе ничего действительно существующего (реального), а есть только наше представление. Это так, потому что представление это само по себе внутренне противоречиво. Вещество не может быть понимаемо иначе, как в ограниченных пределах пространства, а между тем, пространство бесконечно, т.е. без пределов. Всякая вещь, чтобы быть вещью, должна быть чем-нибудь ограничена, ограничена другой вещью: Земля — воздухом, частицы воздуха — газами, газ — тончайшими газами. А те?..

Точно то же и со временем. Время определяет продолжительность явлений, а между тем, время само по себе бесконечно, и потому, всякая принадлежность по отношению к бесконечности не имеет никакого значения. Жизнь микроорганизма менее продолжительна, чем жизнь человека, а жизнь человека — чем жизнь планеты, а жизнь планеты?.. Так что все меры продолжительности имеют только относительное значение, сами же по себе суть только х/$, и потому все равны между собой, какой бы ни был х

252.  Жить перед Богом, не значит жить перед каким-то Богом на небе, а значит, вызвать в себе Бога и жить перед Ним.

253.  Солдатство вызывает потребность патриотизма, оправдывающего подлости солдатства. Патриотизм вызывает потребность солдатства, поддерживающего патриотизм.

254.  Можно сознавать Бога в себе самом. Когда сознаёшь Его в себе самом, то сознаешь Его и в других существах (и особенно живо в людях). Когда сознаёшь Его в себе и в других существах, то сознаёшь его и в Нём Самом.

255.  Если есть ненависть хоть к одному человеку, то не может быть истинной любви.

256.  Сознание Бога в себе — самое лёгкое и яркое, и даёт успокоение и свободу, сознание Бога в других существах, требующее усилия, кроме избавления от зла, даёт радость жизни, сознание Бога в Нём Самом избавляет от зла, даёт радость и сознание вечности.

257.  Я потерял память всего, почти всего прошедшего, всех моих писаний, всего того, что привело меня к тому сознанию, в каком живу теперь. Никогда думать не мог прежде о том состоянии, ежеминутного памятования своего духовного «я» и его требований, в котором живу теперь почти всегда. <...> Не мог бы я так, как теперь жить большей частью безвременной жизнью в настоящем, как живу теперь. Как же не радоваться потере памяти? Всё, что я в прошедшем выработал (хотя бы моя внутренняя работа в писаниях), всем этим я живу, пользуюсь, но самую работу — не помню, Удивительно. А между тем, думаю, что эта радостная перемена у всех стариков: жизнь вся сосредотачивается в настоящем.

258. Нынче получил два письма <...> И мне было больно. Сейчас же подумал с недоумением: зачем нужно, чтоб людей бранили, осуждали за их добрые стремления? И сейчас же понял, как это не то, что оправдывается, но как это неизбежно, необходимо и благодетельно. Как бы вознёсся, возгордился человек, если бы этого не было, как бы незаметно удовлетворение мнению людскому подменило бы для него исполнение дела своей души. Как сразу освобождает такая ненависть и презрение людей — незаслуженные, от заботы о людском мнении и переносят на одну единственную, незыблемую основу жизни: исполнение воли своей совести, она же и воля Бога.

259.  Бог есть то неограниченное Всё, чего человек сознаёт себя ограниченной частью. Истинно существует только Бог. Человек есть проявление Его в веществе, времени и пространстве. Чем больше проявление Бога в человеке (жизнь) соединяется в проявлениях (жизнями) других существ, тем больше он существует. Соединение этой своей жизни с жизнями других существ совершается любовью.

Бог не есть любовь, но чем больше любви, тем больше человек проявляет Бога, тем больше истинно существует.*

260.   Бог, если мы хотим этим понятием уяснить явления жизни, то в таком понимании Бога и жизни не может быть ничего основательного и твёрдого. Это одни праздные, ни к чему не приводящие рассуждения. Бога мы познаём только через сознание Его проявления в нас. Все выводы из этого сознания и руководство жизни, основанное на нём, всегда вполне удовлетворяют человека и в познании самого Бога, и в руководстве своей жизни, основанной на этом сознании**.

*   Продиктовано   А.Л.Толстой.   Астапово,   31   окт., 1ч.30м. дня.

**  Продиктовано А.Л.Толстой.  Астапово,   31  окт., 1ч.30м. дня.

ПРИЛОЖЕНИЕ

НЕДЕЛЬНОЕ ЧТЕНИЕ (8 МАЯ) ИЗ «КРУГА ЧТЕНИЯ» Л.Н. ТОЛСТОГО

Однажды зимой Франциск* шёл с братом Львом из Перузы к Порционкюлю; было так холодно, что они дрожали от стужи. Франциск позвал брата Льва, который шёл впереди, и сказал ему: «О брат Лев, дай Бог, чтобы наши братья подавали по всей земле пример святой жизни; запиши, однако, что не в этом радость совершенная». Пройдя немного далее, Франциск опять позвал брата Льва: «И запиши еще, брат Лев, что если наши братья будут исцелять больных, изгонять бесов, будут делать слепых зрячими или будут воскрешать четырехдневноумерших, — запиши, что и в этом не будет радости совершенной».

И, пройдя еще далее, Франциск сказал Льву: «Запиши еще, брат Лев, что если бы наши братья знали все языки, все науки и все Писания, если бы они пророчествовали не только про будущее, но знали бы все тайны совести и души, — запиши, что и в этом нет радости совершенной».

Пройдя еще далее, Франциск опять позвал Льва и сказал: «И еще запиши, брат Лев, овечка Божия, что если бы мы научились говорить на языках ангельских, если бы мы узнали течение звёзд и если бы нам открылись все клады земли, и мы познали бы все тайны жизни птиц, рыб, всех животных, людей, деревьев, камней и вод, — запиши, что и это не было бы радостью совершенною».

И, пройдя еще немного, Франциск опять позвал брата Льва и сказал ему: «Запиши еще, что если бы мы были такими проповедниками, что обратили бы всех язычников в веру Христа, — запиши, что и в этом не было бы радости совершенной». Тогда брат Лев сказал Франциску: «В чём же, брат Франциск, радость совершенная?» И Франциск отвечал: «А вот в чём: в том, что если, когда мы придём в Порционкюль грязные, мокрые, окоченелые от холода и голодные и попросимся пустить нас, а привратник скажет нам: "Что вы, бродяги, шатаетесь по свету, соблазняете народ, крадёте милостыню бедных людей, убирайтесь отсюда!" — и не отворит нам. И если мы тогда не обидимся и со смирением и любовью подумаем, что привратник прав, что сам Бог внушил ему так поступить с нами, и мокрые, холодные и голодные пробудем в снегу и в воде до утра без ропота на привратника, тогда, брат Лев, только тогда будет радость совершенная».

* Франциск Ассизский (1181 или 1182-1226), итал. С 1207 подчинил свою жизнь служению Учению Иисуса Христа, став проповедником.

"Толстовский листок" печатает выборку мыслей Толстого по тексту "Юбилейного издания" тт. 56, 57, 58.

Выборка имеет сквозную нумерацию, произведенную составителем.

Подготовил к обнародованию:
Ваш брат-человек Марсель из Казани,
мыслитель, искатель Истины и Смысла Жизни.
«Сверхновый Мировой Порядок, или Истина Освободит Вас»
www.MarsExX.ru/
marsexxхnarod.ru

P.S. Впрочем, я полагаю, что «"си$тему" рабов» надо демонтировать: /demontazh.html